Страница 14 из 31
– Входи!
– Бегом! Скорее!
– Конечно!
– Еще быстрее!
– Ну, как ты?
– Плохо.
– Красная армия всех сильней! Ты меня любишь?
– Очень.
– Ой! Ну, хватит.
– Ладно. Давай.
– Пока.
– Я поехал.
Некоторые считают, что слово «родина» надо писать с большой буквы и носить на сердце, а другие – с прописной и носить в штанах.
Вот, собственно, и вся разница между почвенниками и западниками.
– А что я могу поделать? Я, ты слышишь, на все готова. На все.
Рекламный поборник презерватива меняет свое лицо вместе с возрастом, очками, цветом волос, полом, голосом, интеллигентностью, социальным образом, оставаясь, тем не менее, единой фигурой поборника презерватива, которому лучше застрелиться, чем отказаться от пользования гондоном. Наиболее радикальная публика могла бы предположить, что Серый и есть тот самый гондон, в верности которому клянутся сменяющие друг друга смешные и грустные морды. Но гондон не существует без хора его поклонников.
От молодого козла, променявшего пословицы на цитаты из рекламного ролика, и строителя сказочного дворца с башенкой до папаш с колодками непонятно какой войны, вышедшими Бог весть из какого колхоза, от русских дипломатов с напором, холеными рожами до женских обличий, для упрощения принимающих здесь форму родственниц, своячениц, невест, матерей и прочих наседок, – весь этот калейдоскоп клянется в чем-то на грани распознаваемого, но до сих пор не расслышанного. Наверное, смысл слов не менее строг, чем вера в гондон. Но неуловимость общего хора очевидна. Конечно, можно предположить, что, меняя геометрию крыла, Серый произносит прямо противоположные по мысли высказывания, материализуется в несопрягаемых вещах, и именно этот гул сбивает слушателя с толку. Плохой слух, однако, не оправдание и даже не повод для загадки. В системе рациональных выкладок, традиционных логических построений сменяющие друг друга маски кажутся насилием над здравым смыслом. Но сам здравый смысл меняет геометрию крыла.
Среди противоречивых истин, которые составляют сущность Серого, есть одна, кажущаяся мне несомненной. Это – склонность к саморазрушению. По сути дела, ни одна из масок не смогла это преодолеть. Если иметь в виду, что Серый собрал в себе череду клятв и заверений, превратился в мистическое тело, заряженное энергией слез, дикого перенапряжения, хронического страха и дивной снисходительности к пороку, который рассасывается сам по себе благодаря этой снисходительности, короче, если общими усилиями, я бы не сказал народа, но определенного перенапряженного населения, сформировался единый мистический продукт, ясно, что без определения его параметров трудно понять источник его опасности.
Склонность к саморазрушению, самоуничтожению гораздо более значительна, чем все другие волевые характеристики Серого. Принимая во внимание, что склонность к саморазрушению опасна для окружающих, точнее говоря, для всего мира, поскольку Серый – продукт многомиллионного гниения, на нем есть повод сосредоточиться.
Ногу сломаешь в этих бесконечных именах-отчествах, дрейфующем юродстве, вранье и воровстве, авгиевых конюшнях русского сознания. Можно только поражаться невежеству людей, оторванных от остального мира и не имеющих ничего общего с ним. Было бы весьма кстати притушить эту энергию, размагнитить ее настолько, чтобы она сравнительно мирно растеклась и ушла в песок. В конце концов то, что напозволял Серый, называется дрянью.
Но нельзя не заметить, что русский мир гипнотизирует. Вместо однозначной оценки Серый вызывает интерес. Серый привлекает своим исключительно вялым бешенством игры. Серый не просто искренне выходит за грань добра и зла. Он разрывает круг моральной энтропии игрой со смертью. Серый укладывает жизнь как судьбу. Серый выкалывает жизни глазки.
Огненное озеро. Водяной, домовой и леший, окунувшись, уходят на фронт тремя богатырями.
Александр Невский дарит Василисе Премудрой мешки отрезанных русских ушей и носов.
Петр Первый запросился обратно в Азию.
Христос схватился с Перуном, другие поганые боги разбежались, не зная своих имен.
Первый бал Наташи с чертом.
Клеится к сумеркам дымный рассвет.
Милитаристское выступление сестрицы Аленушки в Военно-политической академии имени Фрунзе.
Саша, застегнутый на четыре пуговицы, выскочил в огород.
Цветет бесшумная капуста.
Аввакум меняет Библию на лошадь.
Полет сорокой, езда на корове с пустыми руками.
Я сидел на табурете и отдирал Россию, как пластырь, от своей волосатой ноги.
– Я столько времени на Россию угробил, – объяснял я Серому.
– Время на то и время, чтобы его гробить, – сказал Серый.
– Сегодня какое число?
– В России каждый день – окаянный, – заботливо заметил Серый.
На берегу озера, повернувшись к миру задом, невеста полоскала французское белье.
– Я тебе люблю, – улыбнулась она нам с Серым, утираясь.
Опыт
Серый сегодня белый. Серый сегодня в белом. Пушистый Серый сегодня в белом. Очень высокие выросли елки.
Мне открылись все горизонты.
– Ты читал такую книжку – «Три мушкетера»? – спросил Серый.
– Ну.
– Кровавая книжка. Там всех убивают. А всем нравится. Мне тоже нравятся кровавые книжки, триллеры – не триллеры.
– А мне не очень, – сказал я.
– Есть такие писатели, они чертей нагоняют, – сказал Серый. – Давай залезем куда-нибудь высоко-высоко.
Мы полезли на Останкинскую башню. Посмотрели сверху вниз.
– Что ты видишь? – прокричал Серый, борясь с горным ветром.
– Ну, понятно, – сказал я, держась за башню. – Россия и есть триллер.
– А я тебе что говорил? – обрадовался Серый. – Триллер! Хреново написанный! На газетной бумажке! В глупой обложке! Не оторвешься! Не знаю, мне нравится.
– Давай поедем в святую Русь, – сказал я.
– На электричке? – спросил Серый.
– Как хочешь.
– На электричке я не поеду, – сказал Серый. – Я билет не люблю покупать, а без билета мне ехать не хочется.
– Давай я тебе куплю билет.
– Ну, купи.
– С какого вокзала?
– Да мне все равно, – удивился Серый.
– До какой станции?
– До любой.
Одних – среда заела, другие – среду заели. А вот и Серый.
– Что-то у меня все совпало, – почесал в затылке Серый.
У Серого умерла мать. От нее остался смертный узел.
Хрясь! Хрясь! Хуяк! Хрясь!
Мутным взором Серый посмотрел на птичку.
– Юрий Петрович! – старший лейтенант Млечина весело посмотрела на шефа. – У нас в подразделении думают, что Серый во всем виноват.
Серый страстно поцеловал Млечину в губы.
Серый прибил капотом Юрия Петровича.
Серый накрасил невесте с зубами щеки свеклой.
– Так будет лучше, – заметил он.
– Я – красивая, – радостно дыша, сообщила она. – Меня на Курском вокзале два солдата приняли за проститутку!
– Ты и так блядь, – присмотрелся Серый. – Сведи бородавки с лица.
– Это родинки, дурачок, – объяснила невеста с зубами.
Серый угнал самолет в Стамбул.