Медальон сюрреалиста

На сороковой минуте испанский нападающий виртуозно обошел защиту российской сборной и забил красивый гол, зрители на трибунах «Эль-Молинон» радостно завопили, заглушая разочарованный свист, доносящийся из гостевого сектора. Но Тихомиров не увидел, как растерянно топчется в воротах наш голкипер, потому что в это время он уже подъезжал к Юнтоловскому лесопарку, где его ждал фронт работы – труп неизвестной молодой женщины.

Еще издалека он заметил припаркованные автомобили своих коллег. Подъехал, остановился за «пыжиком» эксперта Малахова, вышел и пошлепал в глубь парка, где маячили людские силуэты.

– Здорово, Сергеич! – подкрался к нему из-за лиственницы Небесов. Михаил оставил свою тарантайку около дальнего северного въезда и уже успел пешком отмотать треть лесопарка.

– Давно здесь? – Следователь оценил забрызганные грязью джинсы капитана. – Что там слышно? – кивнул он в сторону места происшествия.

– Кто его знает, – пожал плечами оперативник. – Рогожин сказал, что маньяк орудует.

– Что он несет? Маньяков нам еще не хватало!

За всю свою пятнадцатилетнюю службу Илья Сергеевич ни разу не сталкивался с маньяком. И не хотел! В отличие от майора Рогожина ему, старшему следователю прокуратуры, серийный убийца сулил массу хлопот.

– За что купил, за то и продаю, – бесхитростно улыбнулся Небесов. – Место для промысла маньяка подходящее. Прямо-таки изумительное место: лес, и в то же время за город ехать не надо – сделал дело, перешел дорогу, а там – жилые дома, стройка, завод, рынок, метро – что еще надо, чтобы незаметно уйти?

– Ладно, будем поглядеть, – угрюмо произнес Илья Сергеевич, ускоряя шаг.

А поглядеть было на что. Когда они вышли на обнесенную сигнальной лентой лужайку, там вовсю кипела работа. Малахов коршуном завис над трупом, то и дело отгоняя сотрудников, как ему казалось, жаждущих затоптать и смазать потенциальные улики.

– Алексей, что тут у тебя? – полюбопытствовал Тихомиров. Он подошел ближе и отпрянул. – Епишкина мышь! – вырвалось у следователя.

Светлокожая шатенка с мелкими, как у немецкой куклы, чертами лица лежала в траве, высоко запрокинув голову. Ее лицо от высокого лба до острого подбородка было исполосовано ярко-красными царапинами.

– Это кто же тебе, барышня, глаза пытался выдрать?

– О ветки поцарапалась, – ответил за барышню Небесов.

– Бабы подрались, косметичку не поделили, – цинично заметил подоспевший опер Барсиков.

– Кто о чем, а Антон о бабах. Вы что, кошек не видели?! Кошки так царапают, – пояснил эксперт. – Уж кому, как не вам, Антон Евгеньевич, это должно быть хорошо известно. С вашей-то фамилией…

Послышались смешки. Барсиков бросил на коллег презрительный взгляд и принял независимый вид. Он ничуть не обиделся – чего обижаться на убогих? Юмористы хреновы! Очень смешно! А главное, свежо! Утомили уже своим «Барсиком», ничего другого придумать не могут!

Вопреки своей фамилии, а возможно, как раз из-за нее, кошек Антон не любил. На дух их не переносил! За очаровательной внешностью у этих животных скрывается омерзительнейший характер. Наглые, независимые твари! Им делаешь добро – кормишь их, ухаживаешь за ними, а они тебя ни во что не ставят: на запреты не реагируют, точат когти о мебель и обои, лежат на обеденном столе, еще шипят и царапаются, если попытаешься их погладить в неподходящее время.

Предки Антона много лет носили благородную фамилию Барсуковы, пока в свидетельстве о рождении деда Ивана какая-то рассеянная работница сельского загса не допустила ошибку. Она была родом из Латвии и по привычке написала букву «у» латиницей. В результате Иван Барсуков стал Иваном Барсиковым. Чтобы внести исправление в документ, матери новорожденного требовалось пройти несколько бюрократических процедур. В тяжелые военные годы, когда родился дед Антона, было не до хождения по кабинетам. Она трудилась в тылу, муж воевал; надо было идти на завод – наличие младенца не освобождало от работы, а не заниматься ерундой. Такие вещи, как не та буква в метрике, выглядели прихотью. А потом, когда закончилась война и с радостной вестью о победе пришла похоронка, матери уже стало не важно, какую фамилию носит ее сын – Барсиков или Барсуков. Сама она фамилию не меняла и оставалась Александровой.

Всего этого Антон Барсиков своим коллегам не рассказывал. Да и чего им рассказывать?! Разве этих черствых циников чем-нибудь проймешь?! К бабке не ходи, новую хохму сочинят и будут ржать.

– Ничего себе киса! – изумился Михаил. – Как пантера, задрала насмерть!

– Предположительно смерть наступила от потери крови. Погибшая упала на сучок, он вошел ей в шею и повредил артерию, – пробубнил Малахов.

– Вот я и говорю – кошечки пошли!

– Кошка в лесопарке? – усомнился Тихомиров. – Алексей, ты ничего не путаешь? До ближайших домов не меньше километра. Уличные кошки в парке жить не станут, питаться здесь нечем, уличные около помоек водятся, а домашние – тем более сюда не забредут.

– Может, ее тут выгуливали и она сбежала, – предположил Небесов.

– Выгуливали?! Кошку?! В лесопарке?! Ну-ну, – в голосе Ильи Сергеевича сквозило разочарование. Он сразу понял, что у капитана нет и никогда не было пушистого питомца, что в сложившихся обстоятельствах было явным минусом. Плох тот работник, который не разбирается в теме, в данном случае в кошках. – Здесь даже с собаками не гуляют, ни одного собачника не видно.

– Это от того, что выгул собак в парке запрещен – при входе написано! А про кошек там ничего не сказано, вот и выгуливают их тут все, – продолжал гнуть свою линию Михаил.

– Ни разу не видел, чтобы кошек вообще выгуливали! – разозлился Тихомиров. У него самого дома жил откормленный британец Себастьян. Кот нос на улицу не высовывал, даже на балкон не выходил, чтобы не повредить нежность бархатных лапок на твердом бетоне. Или же Себастьян беспокоился, чтобы его там не оставили, предпочитал гулять на коврах и диванах. Следователь отлично помнил, как однажды пытался показать Себастьяну улицу. Посадил его в переноску и вынес во двор на лужайку. Кот всю прогулку просидел в переноске, а когда его вернули домой, осмелел и устроил концерт, дав понять хозяину, чтобы тот больше так не делал.

– Может, барышне наружность подпортили в другом месте, а здесь её кто-нибудь затылком о сучок приложил? – задумчиво произнес Тихомиров.

– Или сама упала! – вставил Барсиков.

– Экспертиза покажет. Царапины свежие, к тому же на трупе обнаружена кошачья шерсть, на траве поодаль найдена такая же. Вот, полюбуйтесь! – Малахов предъявил целлофановый пакетик с рыжим пухом.

– Несчастный случай, – заключил Небесов. – Животные под кодекс не попадают.

– В отличие от их хозяев, – возразил следователь.

– А вот не факт. Сколько народу бойцовские псы перегрызли, а с их владельцев всё как с гуся вода. Мало кто из них получил реальный срок, все всегда отделывались административными взысканиями или вовсе отмазывались. А здесь кошка. Кто же за кошку судить станет? Это же цирк на палке! – не сдавался Небесов.

– Вот именно – кошка! Слабое животное, небольшого размера. Причиной смерти кошка быть не может. Вывод: девушка споткнулась, неудачно упала. Налицо несчастный случай, – поддержал коллегу Барсиков.

– Причиной смерти может послужить и аквариумная рыбка, и хомячок, и даже бабочка. Все зависит от обстоятельств, – философски заметил Малахов.

Погибшая Елена Степановна Земскова двадцати пяти лет жила довольно далеко от Юнтоловского лесопарка – в противоположной стороне города, на улице Чекистов, там она снимала комнату, а зарегистрирована была и того дальше – в городе Лодейное Поле Ленинградской области. Земскова никаких животных не держала – квартирная хозяйка их не жаловала, да и некогда было за ними ухаживать. Елена работала горничной в доме бизнесмена Александра Тимофеевича Меньшикова. Это стало известно из записей в телефоне погибшей – «работа», «дом Л. Поле», «дом на Чекистов» – и в результате проделанной оперативной работы.