Блудный сын

Приходясь племянницей комиссару Джону Сильвестри по отцовской линии, Делия родилась в Англии, в семье уважаемого оксфордского преподавателя и теперь, несмотря на эксцентричность в одежде, наслаждалась сравнительно высоким социальным статусом в иерархии Холломена, а ее шикарный акцент лишь способствовал этому. Те, кто не знал ее достаточно хорошо, обычно считали Делию недалекой. «Чушь! — думал Кармайн. — Иметь в распоряжении сержанта Делию Карстерс — это все равно что быть серым кардиналом с кодами от запуска межконтинентальных баллистических ракет».

— Разъясни, — попросил он.

— Думаю, мы попали в самую точку, шеф. Наша осведомленность о методах убийства преступника основательно ему все подпортила, — ответила Делия. — Не одно, а оба убийства произошли на банкете, правда, при абсолютно разных обстоятельствах. Девять подозреваемых в смерти Джона Холла, семьдесят два — в смерти доктора Тинкермана. Если предположить, что возможные подозреваемые посещали оба банкета, у нас остаются Макс и Давина Танбалл, Вэл Танбалл, Эван Танбалл, Джим и Милли Хантер.

— Не Милли! — тотчас отозвался Тони Черутти.

— Почему нет?

Бросив взгляд на Тони, Кармайн вступил в беседу.

— Милли — часть семьи, — уверенно сказал он. — И я буду сильно удивлен, если она вдруг окажется виновной. Мы… мы хорошо знаем ее. Но ты, конечно же, права, Диле. Нам придется включить ее в список подозреваемых.

— Насколько я понимаю, они с Джимом возглавляют этот список, — заметил Эйб. — Кто еще мог принести такой специфичный яд на банкет к Танбаллам? Вор? Как кто — нибудь из Танбаллов мог узнать о теродотоксине? — Эйб был мрачен. — Моя интуиция говорит мне, что это не Милли. Тогда остается Джим.

— У которого имелись веские причины желать смерти Тинкерману, но при чем тут Джон Холл? — спросил Лиам.

— Откуда ты знаешь? — не удержался Кармайн.

— Все знали. Доктор О’Доннелл не сдерживал высказываний об отношении Тинкермана к книге Джима Хантера, — ответил Ник Джефферсон. — Согласно сплетням, ходящим по управлению, Тинкерман ненавидел Джима. Я думаю, кто — то украл яд и воспользовался им! Чтобы свалить все на Джима Хантера.

— Слишком много домыслов и слишком мало фактов, — со вздохом сказал Кармайн. — Мы знаем, что убийства произошли при разных обстоятельствах и с использованием яда, который убийца считал неопределяемым. Вполне логично предположить, что в обоих случаях действовал один и тот же человек. Но мотив? Пока неизвестен. Является ли наш похититель яда убийцей? На этот вопрос ответа тоже пока нет.

— Время копать, — заметил Донни Костелло.

Он был последним из сержантов, переведенных на детективную работу. Энергичный и аккуратный, высокого роста и крепкого телосложения, он в свои тридцать один только что женился и пребывал в том счастливом дурмане молодожена, когда дома всегда ждет приготовленный ужин, много секса и жена, которая не позволит застать себя в бигуди.

— Верно, Донни! — воскликнул Эйб. — Копать, копать и снова копать.

— Кому выгодно? — продолжил Кармайн. — Какого рода связь может быть между лесопромышленным миллионером с Западного побережья и доктором богословия с Восточного? Они умерли, потому что знали друг друга, или потому, что не должны были узнать друг друга? — Кармайн нахмурился. — Честно говоря, Джим и Милли Хантер выглядят подозрительнее, чем все остальные, вместе взятые.

— Это не Милли! — упрямо повторил Тони.

— Книга Джима Хантера определенно здесь замешана, — продолжил Кармайн, словно его никто и не перебивал.

Тут вступил Эйб.

— Макс Танбалл рассказал мне, что они с Вэлом, его братом, пришли к определенному соглашению еще перед Рождеством и напечатали первые двадцать тысяч экземпляров, хотя издательство такого поручения пока не давало. А Давина Танбалл напечатала двадцать тысяч обложек — оберток.

— Делия, ты расспросишь Давину, — приказал Кар — майн.

— А вы что собираетесь делать, шеф? — спросила Делия.

Только среди своих она называла его «шеф» или «босс»; недавно Кармайн пришел к заключению, что это обращение стало для нее неким признанием своей особенной, совершенно нелегитимной власти. Он был бы против, если бы не обожал ее, — но он обожал, и всем сердцем. Делия — его межконтинентальная баллистическая ракета.

— Я встречусь с Эм — Эм, — ответил он. — Эйб распределит, кого допрашивают остальные. И все время помните новый девиз Донни: нам нужно копать, копать усерднее и глубже.

Об одном аспекте убийства Тинкермана ММ не жалел совсем.

— Теперь Парсонсы не смогут меня критиковать, — сказал он, пододвигая к Кармайну тарелку со свежеиспеченным датским яблочным пирогом.

— Они действительно шантажировали вас Тинкерманом, сэр?

— Сам виноват. Мне следовало быть с ними настойчивым и обходительным и дальше. Но, Кармайн, — в голубых глазах президента Чабба плескался гнев, — я уже сыт по горло ожиданием, пока эти лицемерные ублюдки передадут Чаббу коллекцию картин! Меня не волнуют Рембрандт и Леонардо — нет, они мне, конечно, нужны, ну ты понимаешь, о чем я говорю — я хочу Веласкеса и Гойю военных лет, Вермеера, Джотто и Эль Греко! Хоть кто — то их видит? Только Парсонсы! Я же хочу повесить их полотна там, где ими сможет любоваться любой из местных и приезжих!

— Понимаю, — ответил Кармайн, откусывая пирог.

— Когда этот идиот, Ричард Спейт, обмолвился, что они собираются подержать у себя коллекцию Чабба еще лет эдак пятьдесят, я… я взорвался! Распорядился передать нам полотна в течение месяца, или я подаю в суд! И я так и сделаю, — твердил ММ.

— А они знают, что не смогут купить решение суда, — заметил Кармайн.

— Я тоже обладаю кое — каким влиянием, — самодовольно сказал Макинтош. — И для них это проблема. Они — миллионеры, но не удосужились вырастить нужных людей, в то время как мы, Макинтоши, — вырастили, да и денег у нас тоже достаточно.

— Жаль, что Хаг свернули. Парсонсы были рады субсидировать такой важный исследовательский институт, но передача его управления в руки психиатра стала фатальной ошибкой.

— Почему так, Кармайн? — спросил ММ; казалось, даже его знаменитые волосы персикового цвета потускнели.

— Дездемона говорит, что все способные к управлению психиатры занимаются частной практикой. Те же, кто увлечен исследовательской работой, как правило, поддерживают нелепые проекты и подбирают чудных сотрудников, далеких от настоящей исследовательской деятельности. Потому Хаг и свернули. Пусть лучше существует в теперешнем статусе, как часть медицинской школы, чем как институт, полный чудиков.

— Парсонсы сочли меня ответственным за это, поскольку я президент Чабба. А картины? Они так делали назло.

— Нет, здесь я с вами не согласен, — возразил Кар — майн, припоминая ленч с Парсонсами в Нью — Йорке. — Им действительно нравилось любоваться картинами, мистер президент. Особенно Эль Греко, что висел у них в конце зала. Жадность побуждала их держать у себя все полотна — жадность и желание лицезреть их каждый день. Хотя делать назло — тоже в натуре Парсонсов.

— Отсюда и Том Тинкерман. За время его руководства Издательством Чабба не было бы издано ничего интересного, — спокойно добавил ММ. — Я действительно очень рад, что он умер.

Кармайн усмехнулся:

— Его убили вы?

— Я отказываюсь отвечать на ваш выпад, капитан. Вы знаете, что я его не убивал, но… — Обаятельная улыбка осветила лицо ММ. — Какое облегчение! Совет не сможет шантажировать меня во второй раз, потому что среди кандидатов не осталось подобного Тинкерману. Так что вскоре мы выдвинем на эту должность того, кого и хотели с самого начала. Не думаю, что ты его знаешь — Джеффри Чосер Миллстоун.

— Многообещающее имя, — серьезно отметил Кармайн. — Кто он?

— Младший профессор из департамента английского языка — совершенно бесперспективный в образовательном плане, но он и не создан для профессуры. Слишком живой и прагматичный. Идеальная кандидатура для ИЧ — не будет никаких публикаций глубокомысленных и непонятных трактатов об употреблении герундия в современном английском.