Стихотворения и поэмы

О жертва бедная раскаянья и мук! Какому пению внимал твой робкий слух? Могло ль что выразить порыв твоих волнений При виде мест едва минувших наслаждений? Увы, потерянный прелестный вертоград! Ты в душу падшего вливал невольно яд. Полна волшебного о счастье вспоминанья, Она, как тень, в жару забвенья и мечтанья Перелетала вновь в заветные сады И упивалась вновь всем блеском красоты. Но исчезали сны — и пламенные розы Адамовых ланит, как дождь, кропили слезы. Когда прошедшее нам сердце тяготит И настоящее отрадою не льстит, Мы жаждем более счастливого удела,— Тогда желания бывают без предела. Мы в мыслях воскресим блаженство прежних дней, И снова вспыхнет огнь погаснувших страстей. Таков был жребий твой в жестокий час паденья. Увы! И я испил из чаши злоключенья, И я, как ты, смотрел, не видя ничего, И так же быть хотел толковником всего. Напрасно я искал сокрытого начала, Природу вопрошал — она не отвечала. От праха до небес парил мой гордый ум И — слабый — ниспадал, терялся в бездне дум. Надеждою дыша, уверенностью полный, Бесстрашно рассекал я гибельные волны И истины искал в советах мудрецов; С Невтоном я летал превыше облаков И время оставлял, строптивый, за собою, И в мраках дальних лет я бодрствовал душою. Во прахе падших царств, в останках вековых Катонов, Цезарей — свидетелей немых Неумолимого, как время, разрушенья — Хотел рассеять я унылые сомненья; Священных теней их тревожил я покой, Бессмертия искал я в урне гробовой — И признаков его, никем не постижимых, Искал во взорах жертв, недугами томимых, В очах, исполненных и смерти, и тоски, В последнем трепете хладеющей руки; Пылал обресть его в желаниях надежных, На мрачных высотах туманных гор и снежных, В струях зеркальных вод, в клубящихся волнах, В гармонии стихий, в раскатистых громах: Я мнил, что, грозная, в порывах изменений, В часы таинственных небесных вдохновений, Природа изречет пророческий глагол: Бог блага мог ли быть бог бедствия и зол? Все промыслы его судеб непостижимы, И в мире и добро, и зло необходимы. Но тщетно льстился я… Он есть, сей дивный бог, Но, зря его во всем, постичь я не возмог. Я видел: зло с добром — и, мнилося, без цели,— Смешавшись на земле, повсюду свирепели. Я видел океан губительного зла, Где капля блага быть излита не могла; Я видел торжество блестящее порока — И добродетель, ах, плачевной жертвой рока. Во всем я видел зло, добра не понимал И всё живущее в природе осуждал. Однажды, тягостной тоскою удрученный, Я к небу простирал свой ропот дерзновенный,— И вдруг с эфира луч блеснул передо мной И овладел моей трепещущей душой. Подвигнутый его таинственным влеченьем, Расстался я навек с мучительным сомненьем, Забыв на вышнего презренную хулу, И так ему воспел невольную хвалу: «Хвала тебе, творец могучий, бесконечный, Верховный разум, дух незримый и предвечный! Кто не был, тот восстал из праха пред тобой. Не бывши бытием, я слышал голос твой. Я здесь! Хаос тебя рожденный славословит, И мыслящий ато́м — твой взор творящий ловит. Могу ль измерить я в сей благодатный час Неизмеримое пространство между нас? Я — дело рук твоих — я, дышащий тобою, Приявший жизнь мою невольною судьбою,— Могу ли за нее возмездия просить? Не ты обязан — я! Мой долг — тебя хвалить! Вели, располагай, о ты, неизреченный! Готов исполнить твой закон всесовершенный. Назначь, определи, мудрейший властелин, Пространству, времени — порядок, ход и чин. Без тайных ропотов, с слепым повиновеньем Доволен буду я твоим определеньем. Как сонмы светлые блистательных кругов В эфирных вы́сотах, как тысячи миров Вращаются, текут в связи непостижимой,— Я буду шествовать, тобой руководимый. Избра́нный ли тобой, сын персти, воспарю В пределы неба я и, гордый, там узрю В лазурных облаках престол твой величавый И самого тебя, одеянного славой, В сиянье радужных, божественных лучей; Или, трепещущий всевидящих очей, Во мраке хаоса ато́м, тобой забвенный, Несчастный, страждущий и смертными презренный. Я буду жалкий член живого бытия,— „Всегда хвала тебе, господь!“ — воскликну я. Ты сотворил меня, твое я есмь созданье, Пошли мне на главу и гнев, и наказанье, Я — сын, ты — мой отец! Кипит в груди восторг! И снова я скажу: „Хвала тебе, мой бог!“ Сын праха, воздержись! Святое провиденье Сокрыло от тебя твой рок и назначенье. Как яркая звезда, как месяц молодой Плывет и сыплет блеск по тучам золотой И кроет юный рог за рощею ночною,— Так шествуешь и ты неверною стопою В юдоли жизни сей. Ты слабым создан был; Две крайности в тебе творец соединил. Быть может, с ними я невольно стал несчастен, Но благости твоей и славе я причастен. Ты мудр — немудрого не можешь произвесть: Склоняюсь пред тобой… Хвала тебе и честь! Но между тем тоска сменила в сердце радость; Погасла навсегда смеющаяся младость. Угрюмый, одинок, прошедшим удручен, Я вижу: пролетит существенный мой сон! Престанет гнать меня завистливая злоба! Полуразрушенный, стою при дверях гроба: Хвала тебе! Вражды и горести змия Терзала грудь мою. В слезах родился я, Слезами обливал мой хлеб приобретенный, В слезах всю жизнь провел, тобою пораженный: Хвала тебе! Терпел невинно я, страдал, До дна испил я бед и горестей фиал, У праведных небес просил себе защиты — И пал, перунами всевышнего убитый. Хвала тебе! Тобой невинность сражена!.. Был друг души моей — отрада мне одна! Ты сам соединил нас узами любови, И ты запечатлел союз священной крови — Вся жизнь его была лишь жизнию моей, И душу я его считал душой своей… Как юный, нежный цвет, от стебля отделенный, Увял он на груди моей окамененной!.. Я видел смерть в его хладеющих чертах, Любовь боролась с ней, и в гаснущих очах Изображалось всё души его томленье… „О солнце, — я молил, — продли твое теченье!“ Как, жертва палача в час смерти роковой, Преступник зрит топор, взнесенный над главой, Бесчувствен, падает в отчаянье и страхе И ловит бытия последний миг на плахе,— Так, бледен, быстр как взор, внимателен как слух, Я рвался удержать его последний дух… Он излетел!.. — О бог правдивый, милосердый! Простишь ли мне? — роптал в несчастиях нетвердый, Роптал против тебя, судил твои пути… Непостижимый бог! Прости меня, прости!.. Ты прав!.. Безумен я… Достоин наказанья… Ты смертным создал мир — и дал в удел страданья. Так!.. Я не нарушал закона твоего! Лишился милого душе моей всего, Лишился радости, покоя невозвратно, Но что ж? Твои дары я возвратил обратно. Противиться нельзя таинственной судьбе, Желаньем, волею я жертвую тебе! Я полон на тебя незыблемой надежды, И с верою она мои закроет вежды. Люблю тебя, творец, во мраке грозных туч, Когда ты в молниях, ужасен и могуч, Устав преподаешь природе устрашенной, Иль, кроткия весны дыханьем облеченный, На землю низведешь гармонию небес! „Хвала тебе! — скажу, лия потоки слез,— Хвала, верховный ум, порядок неразрывный! Рази, карай меня!.. Хвала тебе, бог дивный!..“» Так мыслил я тогда, так небом пламенел И так, восторженный, царя природы пел. О ты, неопытных коварный искуситель, Неистовый сердец чувствительных мучитель! Познай, Байро́н, мечту твоих печальных дум, Познай — и устреми ко благу пылкий ум! Наперсник ужасов, певец ожесточенья! Ужель твоя душа не знает умиленья? Простри на небеса задумчивый твой взор: Не зришь ли в них творцу согласный, стройный хор? Не чувствуешь ли ты невольного восторга? Дерзнешь ли не признать и власть, и силу бога, Таинственный устав, непостижимый перст В премудром чертеже миров, планет и звезд? Ах, если б, смерти сын, из мрака вечной ночи Ты оросил слезой раскаяния очи, Надеждой окрилен, оставил ада свод И к свету горнему направил свой полет И в сонме ангелов твоя взгремела лира,— Нет, никогда б еще во области эфира Никто возвышенней, приятней и сильней Не выразил хвалы владыке всех царей! Мужайся, падший дух! Божественные знаки Ты носишь на челе. Как легкие призра́ки, Как сон, как ветерок, исчезнет славы дым; Ты адом, гордостью, ты злом боготворим. Царь песней! Презри лесть: она — твоя отрава; С одною истиной прочна бывает слава. Склони пред ней главу, надменный великан! Теки, спеши занять потерянный твой сан Среди сынов, благим отцом благословенных, Для радости, любви, для счастья сотворенных!.. <1825>