Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 36

Гарик поднялся, зная, что больше ничего не последует, и, прихрамывая, побрёл в конец парка.

Покинув парк, он пересёк улицу, и перед ним выросло шестиэтажное серое здание с обшарпанным фасадом. На табличке центрального входа значилось: «Первая городская больница города Градска».

У входа – худощаво и небрито – вертелся человек с сигаретой в зубах и яркими фингалами под глазами. На нём болтался чёрный балахон с надписью «ДДТ». Бандана пестрела анархистской символикой и буквами «Г» и «О». Разглядев Гарика, он отбросил сигарету и в три прыжка оказался рядом. Они поприветствовали друг друга хлёстким аплодисментом.

– Ну? Что произошло-то?

– Проникающее в живот произошло.

Дуст оглянулся по сторонам и затараторил, надрываясь от шёпота:

– Вчера ты домой свалил, а мы с Костяном ещё по пиву решили.

– Вдвоём?

– Да. Все уже рассосались потихоньку. Тут Вентиль подваливает. Мол, то-сё, пацаны… Сейшн вообще забойный вышел. Это… Молодцы, мол, пойдёмте пивка накатим. Он, типа, ставил.

– Ну.

– Ну, мы к скверу отошли, за перила, как обычно. Вентиль за пивом погнал, а мы с Костяном стояли, курили, нормально всё было, тихо. Это… Тут из сквера четверо выруливают, по ходу, в дрова угашенные.

Дуст выковырнул из балахона сигарету и жадно прикурил.

– Ну вот. Нас увидели – и, по сценарию, короче: «О! Ниферы, ёпт!».

Тут он очень похоже изобразил утиный манок.

– Алё, ниферы! Сигареты есть, типа? Ну, у меня кончились, и у Костяна тоже только гоп-пачка оставалась. Он лысому протягивает, а тот: ты чё, гандон, фуфло мне суёшь! Свои давай! Ну, знаешь же, мне-то по барабану, а Костяну спьяну башню рвёт. Он в карман полез, типа за пачкой, чего-то там поелозил, и кастетом лысого как приложит!

Он изобразил правой рукой апперкот.

– По-любасу, челюсть раскрошил. Вентиль уже с пивом подбегал – он второго сзади по башне бутылкой грохнул.

Дуст крепко затянулся.

– А ты?

– Я вообще ничего сообразить не успел – мне от третьего прилетело. Да… А четвёртый, сука, Костяна-то и пырнул. И пяти секунд, наверно, не прошло. Тут они оба втопили. Это… Вентиль за ними погнался, да толку-то. Он скорую с ментами и вызвал.

– А те двое?

– Так и лежали, пока менты не упаковали. Когда они в бессознанке валялись, мы с Вентилем им шнурами гитарными руки за спинами связали и до ментов на них верхом просидели.

– И что менты?

– А что менты… Заяву приняли, допросили, автографы зафиксировали и выпустили. Даже без освидетельствования. Так что мне мой грим концертный, – он очертил глазные фонари, – можно сказать, это… на память. В отделении ждали долго. Менты никого ловить не рвались. Вентиль, это… даже бурогозить вздумал на них – это с коробком-то на кармане!

Дуст звонко постучал кулаком по голове.

– Нас чуть в обезьянник не утрамбовали. Благо, мусора бухие  – не обыскивали. Как вышли, я в больницу рванул, отсюда сразу тебе и позвонил. А Костяна прооперировали, в палату не пускают ещё. Хрен знает, что там.

– Весело, блин. А родные? Звонил им?

– Звонил, да. Матери дома нет, а Катюху застал. Она уже едет. Ты раньше подтянулся. Оперативно ты… А, вон она!

К больнице подбегала эффектная яркоглазая девушка лет восемнадцати. В кедах, короткой кожаной курточке, и с тёмными волосами, собранными хвостиком на затылке. Дерзкая ярко-розовая прядь хвоста живо прыгала влево и вправо. На плече сверкала белая сумочка, украшенная пацификом из стразов.

Девушка нацелилась на ступеньки главного входа, но Дуст крикнул: «Кать!» и она остановилась, рассеянно озираясь по сторонам. Увидев парней, оживленно приподняла брови и подбежала к ним.

Гарик знал, что у барабанщика есть сестра, но увидел её впервые. И ощутил, как под ногами качнулась земля.

Гарик, Дуст и Костя были ровесниками, но двое последних, кроме этого, – ещё и одноклассниками. Ослепительная Костина сестра выросла у них на глазах, и сейчас училась на втором курсе медвуза. Единственным неформалом, которого она знала лично, а не только по рассказам брата, был Дуст, прозванный так за любовь к группе «ДДТ». Дуст часто захаживал к Градовым в гости и питал влюблённую слабость к Кате, на чём, впрочем, не настаивал, не упуская, между тем, всякой возможности покуситься на неё поцелуем или объятиями. Каждый раз, когда он появлялся в квартире Градовых, они с Костей, позвякивая пакетами, закрывались на кухне, и из-под двери весь вечер тянуло сладковатым дымом.

Катя бегло обнялась с Дустом и сочувствующе сверкнула в подбитые глаза. Затем поприветствовала Гарика и он поймал её взгляд на своём подбородке. Или на губах. А, может, ему и вовсе показалось. Он растерянно кивнул в ответ и громко втянул ноздрями воздух. Земля повторно качнулась. Девушка мягко пахла сиренью.

– Что с Костей? – обернулась она к Дусту.

Дуст повторил рассказ, усиленно жестикулируя, захлёбываясь в мыслях и упомянув в раже повествования, что Беса там не было. Гарик вскинул на него бровь и Дуст стушёвано добавил, что прилетел Бес, между прочим, по первому зову. Катя бегло взглянула на Гарика и снова ему показалось…

Розовая прядь ярко запрыгала по руинообразной лестнице. Все трое поднялись к центральному входу и вошли в залитую светом больницу.

– Какая палата, Юр?

– Сто первая.

Катя устремилась по коридору, стреляя глазами в дверные номера. Неуклюже поспевая, парни ринулись за ней. Из приоткрытой сто первой двери светилась финишной чертой яркая полоска. Катя заглянула внутрь и вопросительно повернулась к Дусту. Палата была пуста.

Несколько мгновений они вдумчиво всматривались в смятую койку, скомканную подушку и рассыпанные всюду трубки от капельниц. На полу краснели полотенца. Тошнотворный студёный запах свинцом стоял в воздухе. Инсталляция напоминала похищение.

В конце коридора глухо запульсировали шаги. Все обернулись. К ним приближался усталый человек в белом халате. Совершенно лысая голова его ярко отражала свет коридорных ламп. Человек подошёл к троице, тяжело посмотрел на них и вошёл в палату. Достал из приборного шкафчика вафельное полотенце, вытер лицо. Затем обтёр блестящую голову и, наконец, произнёс:

– Градовы есть?

– Я Градова!

Человек вопросительно посмотрел на Гарика с Дустом.

– Бессонов… Игорь, – ответил Гарик.

Взгляд моргнул на Дуста.

– Дятлов Юрий.

Лысый человек удовлетворённо кивнул и жестом пригласил Катю пройти в палату. Прыгая глазами по белизне его халата, Катя вошла и человек плотно закрыл дверь.

Она вышла через минуту. Будто боясь нарушить тишину, подошла к коридорному креслу и так же неслышно, осторожно опустилась в него. Лицо её замерло, беспокойство исчезло. Гарик с Дустом, вторя тишине, обступили Катю и присели рядом, заглядывая в глаза.

– Внезапно открылось кровотечение, – прошептала она, закрыла лицо ладонями, голова её упала на колени, и она разрыдалась.

2

На Градск убедительно напирала весна. Холода отступили раньше обычного, капель отбрызгала, наступала  какашечно-плавательная пора. В такие дни горожане передвигались по улицам как сапёры.

Коты совокуплялись и щурились на солнце. Скелеты деревьев торчали панковскими «ёжиками». Жители, чертыхаясь на лужи и выбоины, сосредоточенно смотрели под ноги, продираясь на работу как Марио к принцессе.

Игорь Бессонов, молодой музыкант, носивший в городской рок-тусовке прозвище Бес, для всех прочих был просто Гариком. Он работал журналистом в главной газете Градска, писал о культурной жизни города и периодически проталкивал в печать статьи о местных музыкальных коллективах. Не забывая, разумеется, о саморекламе, публикуемой под псевдонимами.

Единственной страстью Гарика была музыка. Ей он жил, ей мыслил и всё свободное от сна и работы время посвящал написанию песен, бесконечным репетициям и выступлениям с Дустом и Костей. Втроём они носили имя «Боевой Стимул» и были единственной панк-группой в городе.