Страница 7 из 10
Но всего этого не случилось. Тем не менее невзначай и одним из первых среди натуралистов Гёте открыл насекомоядное растение росянку и, по меньшей мере, ее способность ловить для каких-то целей болотную мошкару. Большего сделать в пути не позволяли условия. Но и увиденного было уже немало для ботанической копилки.
Что это – счастливый случай? Неожиданное везение в жизни исследователя?
И да, и нет. Как подчеркивал выдающийся французский микробиолог и химик Луи Пастер, «судьба одаривает лишь подготовленные умы». Поэт в этом отношении оказался на высоте. Позже выяснилось, что его лишь чуть-чуть опередил соотечественник – доктор А. В. Роот. В 1782 году, то есть за три года до описанных выше событий, в ботанических трудах Бремена появилась его статья о движении волосков росянки, вызванных раздражением насекомых (Гёте ее, как оказалось, не видел и не читал). Впоследствии она будет названа Ч. Дарвином наиболее полезной из выполненных до него работ в данной области.
Этот факт нисколько не умаляет ботанической заслуги поэта. Ведь он тоже сделал из своих наблюдений правильные выводы. Не каждому профессионалу такое удается. А что уж говорить о любителях.
Конечно, это всего лишь маленький штрих в биографии Гёте-естествоиспытателя, которого другой ботанический талант (К. А. Тимирязев) характеризует так: «Гёте представляет, быть может, единственный в истории человеческой мысли пример сочетания в одном человеке великого поэта, глубокого мыслителя и выдающегося ученого». К последнему можно добавить: с удивительным даром тонкого наблюдателя.
Интересна судьба встреченного Гёте студента. После совместного и приятного для обоих путешествия он стал товарищем и неизменным попутчиком поэта и до конца своих дней сохранил верность ботанике. Он умер в 1850 году, будучи уже известным ученым и директором герцогских садов в Эйзенахе.
Сам же Гёте в конце жизни поставил некоторые свои ботанические открытия выше собственной поэзии. В беседе с близким ему человеком – Эккерманом – он, в частности, сказал: «Все, что я сделал как поэт, отнюдь не наполняет меня своей гордостью. Прекрасные поэты жили одновременно со мной, еще лучшие жили до меня и, наконец, будут жить после меня. Но что я в свой век являюсь единственным, кому известна правда о цветах, – этому я не могу не придавать значения, это дает мне сознание превосходства над многими».
Отдавая должное немецким открывателям росянки, все же отметим, что сигналы о случаях пленения насекомых растениями уже начали поступать к тому времени из разных концов света. Считается, что самые ранние сведения о зеленых охотниках проникли в Европу из тропических стран. Они касались главным образом уроженцев Мадагаскара и Африки.
Документальные свидетельства о североамериканской зеленой хищнице – венериной мухоловке – датируются 1769 годом. Ее обнаружил в болоте английский естествоиспытатель Джон Эллис. Еще раньше аналогичные данные были получены о росянке. Отец систематики шведский ботаник Карл Линней описал несколько ее видов, полученных в том числе и из самой Англии. В 1818 году английский растениевод Томас Эндрю Найт подтвердил факт усиления развития венериной мухоловки в местах, богатых мошкарой. В 1835 году пристрастие к ловле насекомых открыто у непентесов. Коллекция растений со странными наклонностями пополнялась и дальше. Правда, тогдашние ботаники даже мысли не допускали, что это процесс питания, встречая подобные предположения большими сомнениями и насмешкой.
Далее следует период, на котором ввиду его большой значимости мы остановимся отдельно.
Такова предыстория изучения насекомоядных растений. Роот и Гёте заложили здесь первые камни в построенном затем ботаниками здании. Но они не стали двигаться дальше, к полному познанию любопытного явления. Роота как врача, видимо, больше интересовала основная профессия. А Гёте в это время был уже по уши увлечен морфологией, в которой, надо сказать, и добился замечательных успехов. Ученые до сих пор отзываются об этих работах весьма высоко, хотя при жизни веймарского отшельника они не были оценены по заслугам.
Как отмечает В. Бельше, «… высокий авторитет его как поэта мешал современникам объективно оценить его как естествоиспытателя». Впрочем, такова участь всех гениев. «Великих людей, – пишет немецкий ботаник и микробиолог Фердинанд Кон, – можно сравнить с отдельными вершинами горных хребтов. Об их высоте можно правильно судить только на расстоянии, когда они резко выделяются среди своих соседей, и нередко эти последние даже затмевают их своею кажущейся величиною. Такую пробу истинного величия выдержал Гёте».
Наука, как мы знаем, не любит подолгу топтаться на одном месте. Она рвется вперед и вперед. А тут такой интересный объект! Все это позволяло надеяться, что открытый у росянки феномен непременно заинтересует других исследователей и, по меньшей мере, некоторые из них двинутся дальше, займутся изучением причин и механизмов.
Но такого, увы, не случилось. Находка двух любознательных немцев, говоря по большому счету, более 70 лет оставалась фактически невостребованной. Никто из тогдашних естествоиспытателей не задумывался, для чего росянке хватательные приспособления. Уж не кровожадные ли (тьфу! тьфу!) наклонности у живописного болотного жителя?
Но возможность мухоедства со стороны растений вызывала большие сомнения. Такие мысли во времена Гёте посчитали бы слишком крамольными. Ведь самое существенное различие между двумя царствами природы заключается именно в способе питания. У растений – один, у животных – совершенно другой.
Первые получают из внешней среды лишь минеральные вещества и при участии энергии солнца и двуокиси углерода строят из них сложные соединения. Им совершенно несвойственно такое понятие, как желудок. У вторых он есть и требует в готовом виде белки, жиры и углеводы. Они перевариваются там с помощью ферментов. Только за счет солей и воды животные существовать не умеют. Двуокись углерода им тем более не нужна, т. к. их организм не приспособлен к фотосинтезу и не может самостоятельно создавать органические вещества.
Мухоедство в зеленом мире, следовательно, противоречило всему, что тогда было известно об особенностях растительных и животных организмов. Поэтому появлявшиеся время от времени вести о хищных «замашках» у тех или иных растений никого не убеждали, упирались в глухую стену недоверия. Оно казалось вполне естественным.
Интересно высказался в этой связи уже упоминавшийся выше Ф. Кон: «У каждой науки есть своя кладовая, куда складывается все, что не находит места в благоустроенных хоромах учебного здания; в такую-то кладовую были сданы россказни о “плотоядных растениях”». В XX веке в похожих ситуациях использовались термины «басня», «байка», а сегодня – «лженаука».
Случалось, что под эти ярлыки попадали и истинные открытия!
…Проходят десятилетия, а иногда – века. И неожиданно для всех какой-нибудь дотошный исследователь вдруг обнаруживает в забытой кладовой самую настоящую драгоценность. Нечто похожее произошло и в данном случае. Минуло почти сто лет, прежде чем ботаники на полном серьезе вновь заинтересовались странным поведением росянки, похожим на хищничество. Возможно ли такое в принципе в растительном мире? Ответ на данный вопрос, ко всеобщему изумлению, оказался утвердительным. Доказательство предоставили Дарвины – отец и сын.
Но это уже совершенно другая история.
ПРЕДАТЕЛЬСКИЕ РОСИНКИ
Эй, брат-комарик, берегись!
На лист росянки не садись —
придется с жизнью распрощаться:
раз сядешь – вновь уж не подняться.
У Виталия Бианки, тонкого знатока природы, есть сказ о разудалом комаре, который свирепствовал на болоте, словно соловей-разбойник на большой дороге. Он кусал подряд всех лесных жителей и дерзко набрасывался на посетителей, наводя на всех страх. При этом кичился своей храбростью.