Страница 41 из 79
— Нет, ничего…
— А паспорт твой где?
— Не знаю.
— Как это не знаешь? Потеряла, что ли?
Дашутка молчала.
— Ну?
— Дедушка забрал.
— Что значит — забрал? Зачем?
— Не скажу. — Она даже шагнула вперед решительно. — Не скажу.
Андрей вздохнул — сразу поверил, что не скажет.
Совсем плохо дело.
Андрей снова позвонил в район.
— Как у тебя, Ратников? Что? Вот черт! Этого только не хватало. Ищи, родной, ищи скорее, пока этот револьвер больших бед не наделал. Расширяй поиск, дружину привлекай. Пусть молодежь поспрашивают. Ну надо же! Вот беда-то!
Положив трубку, Андрей почувствовал, что теряется, что никак не может собрать воедино все факты и подчинить их одной цели, направить в одну точку. Строгого, последовательного розыска, как его учили, не получалось…
В дверь поскреблись, она приоткрылась, и в щель просунула голову старуха с нелепым именем Афродита Евменовна — та самая, что в молодости проводила свой бешеный эксперимент в лугах, а сейчас безмятежно откликалась на упрощенное подругами имя — Фронька.
Ничего доброго этот визит не сулил. "Опять что-нибудь ее корова выкинула", — вздохнув, подумал Андрей. С этой коровы, которую все село ехидно, с безошибочным чувством коллективного юмора, именовало Венеркой, началась его беспокойная милицейская служба. Неугомонная бабка в первый же день, как принял новый участковый дела, ворвалась в его кабинет с таким истошным воплем, что Андрей решил — либо пожар, либо космонавты сели рядом. Оказалось, пропала Венерка. Она вообще-то была какая-то ненормальная, шлялась по лесам, жрала грибы и, как уверяла Афродита Евменовна, была "большая любительница до колбасы — видно, в ней звериная кровь играет".
Андрей провел розыск заблудшей коровы по всем правилам: подробно опросил всех, кто видел ее в лесу, записал примерное время каждой встречи и на основе этих данных проложил на карте района предполагаемые перемещения беспокойной Венерки, определив наиболее вероятное ее местонахождение и дальнейший маршрут. Расчет оказался верным: Андрей вышел наперерез и в намеченной точке лазил по кустам, бренча подойником. Венерка сама вышла на знакомый долгожданный звук. Андрей подоил ее — молока едва хватило напиться — и погнал корову домой.
Добрая весть обогнала их, и все село выстроилось вдоль улицы, гремя аплодисментами и насмешками. Надолго запомнил Андрей эту торжественную встречу. Покрасневший, в милицейской форме, при пистолете, он гнал по улице корову, держа в руке алюминиевое ведерко, где в жалких остатках молока плавали хвойные иглы.
Выручил его Иванцов, прежний участковый, который сказал тогда те слова, что запомнились Андрею надолго.
— Что это ты стесняешься, Андрей Сергеич? — намеренно громко спросил он. — Работа теперь твоя такая — заботиться о людях. Тебе власть дана, чтобы оберегать и людей и их имущество. Бабке ее корова не меньше дорога, чем председателю целое стадо. Гляди веселей — ты долг свой исполнил!
В тот вечер случилась у Андрея и первая серьезная стычка с бывшим (печальные слова) другом детства и юности Сенькой Ковбоем, когда тот, не откладывая до лучших времен, куском угля на всей ослепительно белой стене клуба, где в будущем предполагалось оформить впечатляющее панно "Колхозники идут с поля", нарисовал меткую картину: Андрей направляет пистолет на корову, стоящую на задних ногах, подняв вверх передние. И самое обидное — хоть художник из Сеньки был никакой, сходство получилось отменное. Корова с отпетым видом держала в зубах окурок и косила шкодливым глазом из-под сползавшей с рога милицейской фуражки. Факт этот отчасти соответствовал действительности: бабка Афродита уверяла, что в жару у коровы может случиться солнечный удар, а от этого она молока не дает простоквашей доится, и напяливала на ее бедовую голову старую соломенную шляпу. Андрей оштрафовал Сеньку, а председатель велел вычесть из его зарплаты стоимость ремонта стены. После этого друзья почти не встречались и не разговаривали. Тому, правда, была и другая причина — Дашутка.
Позже Афродита Евменовна торжественно прибыла к Андрею домой, принесла "гонорар". Выложила на стол нехитрый овощ, лихо стукнула мутной бутылкой, заткнутой обструганной капустной кочерыжкой. Андрей мрачно отставил бутылку и кивнул на зелень:
— Убери сейчас же!
— Милый, ты что же — без закуски ее жрешь или брезгаешь подношением? — по-своему поняла его бабка.
— Убирай, убирай. А на бутылку, — скрывая улыбку, отчеканил он, — на бутылку сейчас акт составлю — как на предмет предложения взятки должностному лицу.
Бабке бы с ее прытью впору в цирке работать. Андрей и глазом не моргнул — стол уже был пуст, а Евменовна топталась у дверей и фальшиво пела:
— Дай, думаю, зайду навестить. Попроведаю, как он тут управляется, за строгость к Семену пожурю. Ну прощевайте, Андрей Сергеич, пошла я, корову надо подоить, да и поздно уже. — И бабка умелась.
Сейчас она вползала в комнату, таинственно озираясь, крепко прижимая к груди какой-то узелок.
— Садись, Евменовна, — покорно указал Андрей на стул. — Рассказывай, с чем пришла?
— За что я тебя хвалю, Сергеич, — усевшись и скинув на плечи платок, с удовольствием начала бабка. — За уважительность. Нет в тебе того, чтобы крикнуть, сгрубить, а то и по столу кулаком собачить, чтоб карандаши прыгали… — И без дальнейших предисловий развернула узелок и бухнула на стол батон обгрызенной с одного края колбасы.
— Ну? — оторопел Андрей.
— Колбаса, не видишь? Спроси: где взяли, Афродита Евменовна? подсказала бабка онемевшему милиционеру.
— Где взяли, Афродита Евменовна? — деревянно повторил Андрей.
— Скажу, — она резво подмигнула, — но баш на баш: напишешь в газету, как я помогла родной милиции? И чтоб с фотографией — внучатам в армию пошлю, пусть командиру похвалятся, какая у них бабка геройская. Евменовна опять оглянулась, потянулась шептать через стол, прикрывая куриной ладошкой рот. — Выгоняла Венерку из чужого огорода, гляжу: что-то грызет, вырвала — колбаса. Магазинная. Ты говорил ведь, что всю колбасу из магазина покрали. Не говорил? Тогда все равно спроси: а огород-то чей?
— Чей огород? — нетерпеливо спросил Андрей.
— Ворожейкин! — Евменовна в азарте стукнула кулаком по столу. Завмага нашего милого!
Здесь будет уместно привести некоторые записи из рабочего блокнота участкового инспектора Ратникова.
"Легко складывается классическая версия: злоупотребления завмага растрата — случайный свидетель — паника в предчувствии разоблачения убийство разоблачителя — имитация хищения с целью переложить истинное на вымышленных лиц — грабителей (и убийц).
Два факта в схему не укладываются:
1. Ворожейко и Степаныч давние друзья. (Сторож, в прошлом — чекист, лишь бы с кем дружить не стал бы.)
2. Хищение для имитации — мизерное, характер его необычен, цели не соответствует.
Д о п р о с и т ь В о р о ж е й к о".
Далее:
"Посоветоваться (председатель, парторг, бухгалтер, завклубом Богатырев, дружина) и провести общее собрание колхозников. Дать как следует по пьянству — чтобы все задумались. Т е т р а д ь В о р о ж е й к о".
Андрей не сомневался теперь, что завмаг за своей любимой авторучкой не явится, и пошел к нему сам. Он поскреб сапоги о скобку у крыльца, пошаркал ногами перед дверью и, еще не понимая, что опоздал, несколько раз дернул ручку, тупо рассматривая большой висячий замок. "Ушел", — холодком пробежало по спине.
Андрей бросился к соседке завмага — секретарше правления Софье Михайловне, метко прозванной за мастерское владение пишущей машинкой и неумеренную любовь к кольцам Сонькой Золотые Ручки. Она вышла, лениво потянулась, стрельнула крашеным оком.
— Ворожейко-то? Утрюхал куда-то, с утра еще. Попросил за домом приглядывать — говорит, может, вернусь не скоро. Сумочку взял и пошел.
— А куда?