Арабские сны

Про «выбраться» — это я уже так, на всякий случай, если разъяренная Дэрья Хатун или Элена какая-нибудь задумают меня со свету сжить. По доброй воле покидать это место, не вкусив сладких губ шаха Джахана, я уже не собиралась.

К подруге я вошла без стука. Комната уста была уютной, но весьма скромно обставленной — две одинаковые кровати, между ними высокое овальное зеркало в полный рост, возле маленького окошка с деревянными ставнями стоял низкий диван с двумя подушками. Напротив дивана располагался небольшой столик на трех кованых металлических ножках. В углу возле двери стояли два больших сундука с одеждой.

Лерка-Зулейка сидела на большой подушке возле высокого овального зеркала в фигурной раме и причесывала свои длинные черные волосы деревянным гребнем. Рядом с ней топталась ее соседка — Фатьма, высокая черкешенка с темно-русыми волосами и пухлыми губами, на которых волей-неволей останавливался взгляд. Она подавала Лерке на примерку различные диадемы и украшения, а моя подруга недовольно фырчала и возвращала их обратно.

— Тебе не угодишь, Зулейка. Чего ты сегодня такая злая? Радоваться должна, вдруг падишах на тебя внимание обратит, — с придыханием сказала Фатьма, мечтательно всматриваясь в окно.

— Замолчи уже, и так тошно… — буркнула моя подруга и буквально вырвала у нее из рук очередное украшение для волос — заколку в форме бабочки.

— Привет! — радостно выпалила я, заставив их обеих обернуться на мой голос.

— Лекси! — лицо моей подруги мгновенно просветлело, — Ты что, сбежала от Дэрьи Хатун? Тебя накажут!

— Никуда я не сбежала, — я насупила лоб, — меня к тебе Арзу-калфа прислала, помочь со сборами.

— А-а-а… — пропела погрустневшая Лерка и тяжело вздохнула. — Фатьма, сходи в кладовую, принеси еще украшений. Эти мне не нравятся, — Лерка ласково погладила запястье своей соседки и бросила на нее умоляющий взгляд.

«Вот же подлиза!» — подумала я, наблюдая, как Фатьма проходит мимо меня к выходу, недовольно сдвинув брови.

Как только за Фатьмой закрылись тонкие деревянные двери, украшенные резным орнаментом, Лерка набросилась на меня с объятиями.

Она прижала меня к себе так сильно, что мне стало трудно дышать.

— Ну же, успокойся, дорогая! — Я гладила ее по голове и приговаривала: — Я тоже по тебе соскучилась.

— Лекси, мы с тобой в дурку попадем, когда вернемся! — сказала она, отстранившись. — Я сама глазам своим не верю! Похоже на сон. Только я еще не поняла — кошмар это или сказка.

— Давай сядем, и ты мне все расскажешь, пока Фатьма не вернулась, — предложила я.

— Угу, — кивнула Лерка.

Мы уселись на ее кровать — узкую, размером почти с лавку, но с настоящей периной, перьевой подушкой и приятным на ощупь хлопковым одеялом.

— Ты помнишь, как мы здесь оказались? — спросила я, ощущая, как внутри меня все начинает дрожать от волнения.

— Да разве такое забудешь! — выдала Лерка и схватила меня за руку. — До сих пор вспоминаю это, а по коже мурашки да холодок по спине. Сейчас бы пару бокалов «Rose», а лучше еще чего покрепче, ибо чувствую — крыша едет, катится себе по наклонной.

Подруга тяжело вздохнула и посмотрела мне в глаза:

— Короче. Ты помнишь, как этот раскрасавец Ахмед завел нас в пустыню? — Я кивнула. — Ну так вот. В какой-то момент ты перегрелась и рухнула в обморок прямо на горб верблюда. Я тогда кричала, как потерпевшая, требуя, чтобы он остановил животных и спустил нас на землю. Но ему хоть бы что, — на Леркином лбу появилась глубокая складка, — чертов араб!

Она на пару секунд отвернулась от меня и отдышалась, как будто только что подняла пару мешков с углем.

— Ну и? — не выдержала я.

— Ну и! Черт его знает, сколько мы еще так плелись, пока он не крикнул что-то на арабском и не остановил верблюдов. Я уж было обрадовалась, думала, он одумался и сейчас развернется назад, но не тут-то было. Мы постояли так еще несколько минут. Он как будто чего-то ждал — то смотрел на солнце, то вглядывался куда-то в даль.

— А ты что?

— А я продолжала орать, что он козел и что его посадят за решетку. И вот тут началось самое интересное. Если я это расскажу кому-нибудь из знакомых — мне без психиатра диагноз «шиза» поставят. Точно тебе говорю! — она покачала головой. — Вот представь, что с неба вдруг полилась не вода, а масло — подсолнечное или оливковое. Прям ливень стеной! Только не водный, а масляный. Воздух как будто расплавился, загустел и начал дрожать. Я вытаращила на эту стену глаза и открыла рот, не понимая, что происходит, а Ахмед уселся в позе лотоса и довольно потирал ладоши.

— И? — я слушала ее, а мои брови ползли вверх от удивления.

— Через пару минут сквозь стену я увидела приближающихся всадников. Человек десять. Они остановились по ту сторону и смотрели на нас — все как один в тюрбанах, белых рубахах с черными жилетками, черных штанах и сапогах. А у главного — на голове не черный, а красный тюрбан с павлиньим пером. Прикинь?

Лерка как-то странно улыбнулась и выдавила из себя нервный смешок. Мне на память снова пришла сцена с Ульяной Андреевной.

— Павлинье перо? — я удивленно покачала головой.

— Ага. Весь такой важный, крепкий, глаза — черные! А взгляд — словно к стене прижимает и не отпускает! — В этот момент у нее самой глаза так загорелись, что я испугалась, как бы они в меня молнии не начали метать.

— А кто они такие?

— Бессмертные, личная охрана падишаха — это я уже здесь узнала. А в тот момент испугалась до жути. Ахмед что-то гаркнул, и верблюды прошли сквозь эту масляную стену. Я обернулась — а позади уже никого и ничего. Ни стены, ни Ахмеда. Все та же пустыня да отряд вооруженных до зубов арабов. И, что самое удивительное, как только этот главарь начал говорить, я поняла, что знаю персидский. Мне словно в мозг кто-то чип вставил со встроенным гугл-переводчиком!

Это мне было знакомо. Я после пробуждения тоже на персидском заговорила, как будто с рождения его знала.

— Вот-вот. И я так же — очнулась, и бац — говорю на персидском! — поддакнула я.

— Короче. Аполлон этот заявил, что он Первиз-бей, главный в этом отряде и начальник какой-то охраны, а мы — дар его повелителю и он отвезет нас во дворец. Потом его люди сняли тебя и меня с верблюдов. Тебя, поскольку ты была в отключке, перекинули через спину лошади и привязали, чтоб не свалилась. А меня он усадил на своего коня и крепко-крепко прижал к себе. Боже, Лекси! Какой мужчина! Мы пока скакали, я чуть с ума не сошла от близости с ним! У меня сердце колотилось, как будто я с парашютом прыгнула и парю где-то в паре километров над землей. Я в ту минуту даже Ахмеда простила. Думать ни о чем больше не могла, кроме как повернуться и поцеловать его, да так, чтоб маму родную забыл! Влюбилась, как дурочка шестнадцатилетняя.

Лерка подняла на меня свои влажные глаза и заморгала, прогоняя слезинки. А я смотрела на нее, открыв от удивления рот.

— А дальше-то что?

— А дальше нас привезли в этот дворец и передали в руки хазнедар. Тебя сразу в лазарет местный отнесли, а меня в хамам отправили — отмывать. Тогда-то я и начала сомневаться, что на дворе двадцать первый век. Ни тебе водопровода, ни электричества, наряды у всех странные, порядки средневековые. А потом взяла да и спросила у евнуха — какое сегодня число. Лучше бы и не спрашивала.

Я слушала свою подругу и чувствовала себя персонажем какого-нибудь фантастического фильма.

— А сбежала ты зачем?

— Как зачем? Я ж не дура, поняла, куда попала — в гарем. А на кой мне гарем, если я в Первиза этого втрескалась по уши? Хотела найти его да уговорить вместе бежать отсюда обратно, сквозь стену эту. А евнух, чтоб его, поймал меня да в общий зал приволок… Ну, а дальше ты все знаешь.

Подруга замолчала и склонила голову. У меня в голове не укладывались ее слова о масляной стене, временном портале, вооруженных арабах и растворившемся в пустыне Ахмеде.

— И как же теперь ты будешь танцевать для повелителя? А если он на тебя внимание обратит и прикажет привести в свои покои?