Судьбы изменчивые лики

Тошнота стала подступать к горлу. Она больше всего боялась, что Николос может предложить такую схему общения. Скорее, она боялась разочарования в небезразличном ей человеке. Поэтому этот сценарий был отвергнут сразу, как и последующий. Разрыв, уход из семьи. Это Доминика тоже не могла принять. Оставалось просто общение симпатичных друг другу людей. В конце концов, любые деловые отношения между мужчиной и женщиной складываются успешно, когда они немного сексуальны. Но все равно хотелось большего. На этом Доминика прекратила свой аналитический расклад как не поддающийся логике, предсказуемым выводам, а просто погрузилась в уютный мир воспоминаний от этого будоражившего чувства теплого парижского вечера.

Ник перелистывал номера телефонов в своем мобильнике. Несколько раз звонила Вида. Он понимал, что надо перезвонить, но не мог этого сделать, пожалуй, впервые за их совместную жизнь. Обычно он всегда отзывался, где бы не находился, а сегодня не смог сделать этого осознанно. Ник смотрел на такой знакомый домашний номер и ничего не предпринимал. После желанного вечера с Доминик, который, по идее, должен был бы вдохнуть в его душу новые эмоции, какие-то приятные ощущения, вопреки всякой логике, он испытывал состояние опустошенности. Эта пустота начинала очень энергично вытеснять все, что умещалось в его сознании. Сейчас он сравнивал себя с компьютером, из которого файл за файлом удаляли старую информацию, а сам он превращался в чистый лист, который готовили для того, чтобы начать писать на нем совсем новую историю. Он, как бы стирая свое прошлое, но, не представляя будущего, сидел перед этим чистым листом и не мог ничего начать писать, а скорее, не знал… Ник не знал, что ему делать. Эмоции опережали сознание. Они были разными — от будоражущих чувства, возбуждающих до тревожных. Сознание догоняло эмоции, расставляло все по своим местам, но от этого не становилось легче. Не было, к сожалению, ответа на такой знакомый извечный вопрос: «Что делать?» Он больше не мог общаться с Доминик как раньше — что-то обсуждать, решать совместные вопросы. Грань уже перейдена в сторону совсем других отношений, которые позволить себе он тоже не мог. Внешне Ник сохранял ровные отношения с Видой, но как к женщине он испытывал к ней в последнее время все меньше и меньше влечения. Что-то сломалось внутри, ушло. А может, логика человеческих взаимоотношений сама подсказывала ход событий? Был этап влюбленности, этап семейной жизни, ровный и стабильный, с определенными эмоциями. Он был долгим, поэтому настало время его логического завершения и перехода в другое состояние — или же более высоких эмоциональных чувств, или же кардинального изменения ситуации. Это, если следовать методу системной трансформации и все укладывать в схемы. Если же рассуждать на уровне обыденного сознания, то все вполне можно оставить так, как есть. Но как? Он не мог оскорбить Виду, точно так же он не мог оскорбить Доминик. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что она вовсе не та женщина, которая удовлетворится случайной связью или же унизится до того, чтобы пользоваться чужим мужем, теша себя мыслью о том, что она не одна, что она кому-то нужна и у нее есть друг. Да она лучше останется одна, и при этом будет чувствовать себя вполне комфортно, получая удовлетворение от своей востребовательности, самодостаточности. И почему всегда именно мужчине выпадает незавидная роль расставить окончательные акценты в злополучном любовном треугольнике, все коварство которого он начинал ощущать на себе? Его, такого упорядоченного, системного, логичного, всегда знающего что делать, как и зачем, теперь терзали сомнения. Ника больше всего раздражала невозможность все четко разложить по полочкам, расставить по позициям, увидеть логику и перспективу. Боже! И зачем ему понадобился этот альянс? Ну, жил бы себе с проблемами своей компании. Когда-то же решились бы и эти вопросы. А теперь… С альянсом вроде бы все в порядке. Только вот на чашу весов этого альянса поставлены его чувства, с которыми ничего невозможно поделать, его личная жизнь. Жалел ли он о случившимся? И да, и нет. Эта встреча многое изменила. Произошло то, чего он так боялся, глядя когда-то на своих друзей, которые вдруг, в одночасье, теряли голову, бросали все, пытались начать жизнь сначала, но не у многих что-то получалось. Ник с ужасом думал, а что если такое случится и с ним, но всегда отгонял эти мысли, так как полагал, что с ним ничего подобного произойти не может. Нормальный дом, нормальная семья, иногда легкое увлечение женщиной. Все это делало жизнь вполне комфортной. Сегодня же он вынужден констатировать полную капитуляцию перед силой обстоятельств и полное неведение, как поступить. А что, собственно, произошло? Ну, подумаешь, встретил неординарную женщину, умную, деловую, красивую. И что теперь? Все надо бросить, перечеркнуть и жизнь начать сначала? Зачем? Жил же он без всех этих эмоций и плохо ему не стало, и теперь хуже не станет. Успокоив, казалось, свои чувства и приведя в норму разыгравшееся воображение, Ник отправился досыпать оставшийся отрезок парижской ночи, но стоило ему погрузиться в ночной полумрак, как сознание попадало в плен прежних чувств. Разве Доминик была неординарной? Говорить так, значит ничего не сказать. Да и все эти слова — такая условность. Они все равно не подходили к ней. Она просто была другая, и это надо было понять и принять. К Доминик влекло, и с этим ничего нельзя было поделать.

Между ними было пространство, бесконечность которого ощущал каждый из них. Вроде бы все шло своим чередом — работа, связанная с реализацией нового проекта, вызывавшая все больший и больший азарт, всеобщий подъем, царивший в компании, первые результаты альянса. Но настроения не было. Заглушить раздирающие душу чувства невозможно было ничем — ни колоссальной нагрузкой, которую каждый из них взвалил на себя, ни уходом в свой мир, ни обилием светских встреч, бесконечным общением.

Ник уже достаточно долго смотрел в окно, изучая зимний пейзаж, и чем внимательней вглядывался в него, тем больше захватывало его происходившее по ту сторону его. Ник любил это тихое, уютное место в лесопарке, этот кабинет в своем загородном доме с огромным, во всю стену; окном, через которое в домашней тиши он мог любоваться окружающим и принадлежащим только ему миром. Это только для него природа сменяла одно время года другим, только для него деревья меняли наряд, расцветая то яркими соцветиями, то успокаивали глаз теплыми тонами, только к нему слетались ненасытные чайки попрошайничать или же поворчать. Сегодня он был околдован ослепительной белизной зимнего дня. Ник никогда не обращал внимания на то, как рождается снег. Теперь это действо захватило его так, что впервые за последнее время ни о чем не думалось. Откуда-то сверху элегантно, кокетничая и кружась, спускались снежинки и занимали свое место на белоснежном, отливающем золотисто-голубым светом ковре, делая его все более объемным и пушистым.

Сколько совершенно новых, необычных эмоций будит этот процесс, наполняя душу ощущением легкости, свободы. А ведь скоро придет время и все в одночасье растает, принеся печаль и память о чем-то очень светлом. Совсем как чувства — сначала светлые, завораживающие, а затем остается память. Но и она бывает разной — удаляющейся, с легким налетом грусти, оставляющей уют и тепло в душе, и навязчивой, неотступно преследующей, взывающей к совести, самокопанию, самоанализу, самооценкам. Это — жестокая память, жалящая в самое сердце, не щадящая, не признающая силу обстоятельств. Вот и теперь откуда-то из глубин памяти, вытесняя друг друга, замелькали такие близкие и дорогие сердцу картины его счастья. Доминик… От одного упоминания к ее имени защемило сердце. Доминик… Казалось, что она была где-то рядом, казалось, что вот-вот откроется дверь и он увидит ее, подхватит на руки и закружит в вихре наплывающих чувств, сливаясь с нежностью, легкостью снежного танца, совсем как тогда, в Париже. Все произошло вопреки всему, вопреки здравому смыслу и всем аргументам, которыми каждый из них оперировал, пытаясь доказать себе невозможность никаких отношений. В золотисто-персиковом платье Доминик была восхитительна. Никакого намека на деловой стиль, жесткость. Перед ним было само обаяние, женственность. Ник привык видеть Дану в строгом классическом костюме, шарм которому придавали красивые аксессуары, украшения, подчеркивая ее изысканный вкус. Теперь это был такой контраст. Глядя на Доминик, оказавшуюся в центре внимания, многие, наверняка, задавались вопросом: «Неужели это та неприступная бизнес-леди, которая покорила практически весь Париж?» О ее деловой хватке, умении быстро и профессионально решать вопросы, добиваться результата, ходили чуть ли не легенды. А тут была красивая женщина, в которой все было так гармонично, что хотелось до бесконечности слушать ее красивый голос, не вникая в суть сказанного, смотреть в ее лучистые глаза, любоваться уютными манерами. В облегающем платье, еще больше подчеркивавшем ее красивое тело, она была так сексуальна, что мысли о светском общении вообще не приходили на ум. Ник наслаждался тем, что издалека любовался Доминик. Вот она грациозно поворачивается в сторону встречающих, вот наклоняет голову в полупоклоне, вот подает руку для поцелуя, выслушивая, скорее всего, весьма фривольный комплемент и нежно улыбаясь. Он интуитивно ощущал, что Доминик чувствует его присутствие, но не видит, иногда окидывая взглядом гостей. Ник все оттягивал и оттягивал момент встречи. Доминик была в его сознании, мыслях, сердце и ничего не хотелось менять. Это был другой мир, скорее, другое измерение этого мира. Видя удивленные взгляды присутствующих, которые скользили по Доминик, Ник с грустью думал о том, что когда-то какие-то обстоятельства заставили эту красивую женщину, созданную для счастья, изменить себя, свой мир, образ жизни, стать другой, пойти против природы. Для всех присутствующих нынешняя Доминик — противоестественное состояние. Для него же противоестественными были динамичность, рационализм стремящейся вперед и вперед Доминик. Только теперь Ник смог ответить на изначально мучивший вопрос — что же так всегда влекло его к этой женщине. Ник чувствовал, видел женщину, которую не только любил, понимал, но и проник в ее тайну. Мысленно она уже принадлежала ему и только ему. Никто кроме него не понимал ее так, как он. Ник смог за тем образом, в котором жила Доминик, увидеть ее настоящую.