Страница 37 из 70
Лия Престина помнит родительский дом как теплый еврейский дом, но без религиозного фанатизма и национальной ограниченности. Феликс Шапиро не был религиозным человеком, но любил еврейские традиции, еврейские праздники, любил слушать канторское пение в синагогах, но дома не молился. В доме говорили по-русски. Свое блестящее знание иврита он не навязывал младшим в семье, хранил для себя.
Можно только поражаться энергии и разносторонности его интересов. Например, в Баку он задолго до Макаренко организовал детский дом-коммуну с трудовым воспитанием для беспризорников. Как известно, после гражданской войны проблема детей-сирот и беспризорников была очень актуальна, и его опыт был перенят многими другими детскими домами.
Это был интеллигент, в котором была также и практическая жилка. Он умел не только выдвигать идеи, но и настойчиво добиваться их реализации. Другой человек на его месте в те годы, когда советская власть «прихлопнула» еврейскую культуру, когда закрылись еврейские школы и печатные издания, остался бы не у дел. Но не таков был Шапиро. Переехав в 1924 году с семьей в Москву, он находит себе новую область деятельности — издание учебно-наглядных пособий для школ. Немало пособий он разработал сам, организовал цехи и мастерские по их выпуску, написал много статей о трудовом воспитании и политехнизации школы. Продолжал он эту деятельность и после выхода на пенсию.
На том и закончилась бы его карьера, если бы не основание государства Израиль. Иврит, который по указанию «корифея всех наук» и «отца народов» был объявлен мертвым клерикальным языком наподобие старославянского, сыграл над советскими лингвистами злую шутку. Многократно похороненный ими, преданный анафеме, он вдруг «воскрес» в качестве живого разговорного и государственного языка страны, с которой у Советского Союза были дипломатические отношения. И оказалось, что нужны люди, владеющие этим языком — для контактов с этим государством, для культурных связей, даже для шпионской деятельности...
Вот тут и начинается новый этап в жизни Феликса Шапиро. 74-летний пенсионер вдруг стал всем нужен. Его наперебой приглашают работать — на факультет восточных языков Московского университета, в Институт международных отношений, в Высшую дипломатическую школу...
Он ожил и помолодел. У него опять появилось множество планов. Он столкнулся с труднейшей задачей: восполнить свой собственный многолетний отрыв от иврита, обогатить свой лексикон новыми словами из разговорного языка, учить этому языку людей, не имеющих о нем ни малейшего представления, в основном неевреев.
В процессе работы он вскоре убедился, что невозможно наладить преподавание без иврит-русского словаря. А если нужен словарь, то кто же его сделает, если не он? И если не сейчас, то когда же?
Он начинает работу по собственной инициативе. Власти не собирались придавать делу изучения иврита такой размах. Но в этом-то и сила Феликса Шапиро, что он не только кабинетный ученый, но и практик. Благодаря сильно развитому чутью галутного еврея, умеющего приспосабливаться к самым различным властителям, он умел находить лазейки и трещины даже в непробиваемой стене советской официальной политики. Он как бы проник в «код» этой замкнутой системы, нашел кнопки, на которые нужно нажать, чтобы она сработала в нужном направлении. Он писал в различные инстанции вплоть до ЦК, доказывал необходимость словаря для подготовки кадров, владеющих ивритом. И чудо свершилось: договор на издание словаря был подписан.
В 1963 году словарь вышел в свет, хотя и урезанным тиражом. Это было делом жизни Феликса Шапиро и событием в жизни советских евреев.
Помню солнечный весенний день, когда я впервые увидела этот словарь с золотым тиснением букв на темно-синем переплете в витрине самого большого книжного магазина Риги. Мы шли с братом, приехавшим в гости из Новосибирска; он показал мне на словарь и сказал, что непременно купит его. Я смотрела на обложку, где для всеобщего обозрения красовались слова, которые, как мне казалось, можно произносить только шепотом и с оглядкой. Ведь само слово «еврей» — это бранное слово, вместо него наши нееврейские знакомые говорят «ваша нация», а если уж приходится произносить слово «еврей», то краснеют, боятся нас обидеть. А тут еще иврит, древнееврейский язык, который считался такой же крамолой, как троцкизм! И на виду у всех!..
Я тогда не купила словарь. Была далека от этого. Изучить самостоятельно незнакомую письменность — это показалось мне непосильным делом, да и не очень нужным.
Купила уже перед самым выездом в Израиль. С тех пор он неразлучно со мной. Еще вчера искала в нем какое-то выражение.
Лия Престина кончает свой рассказ.
Молодежь семьи немножко подшучивает, когда готовятся показать фильм: ведь видели его много раз... И я думала, что показывают для меня, остальные смотреть не будут. Но странное дело: как только на экране показалось круглое добродушное лицо деда и прадеда, все замерли.
Все глаза были прикованы к экрану. Взволнованные возгласы: присутствующие узнавали себя детьми, своих теток и дядей еще молодыми, вспоминали обстоятельства, при которых фильм снимался, кто снимал. От шуток не осталось и следа, общее благоговение охватило всех.
Не обошло оно и меня. Я была поражена не только тем, как мой словарь с пожелтевшими страницами ожил в облике этого человека с усталыми и добрыми глазами, но и тем, как потомки чтят его память. Поразила гордость за деда и прадеда, которая читалась в глазах у всех, сплоченность этой семьи, члены которой, оставив все дела, съехались в Беер-Шеву, чтобы в который раз услышать знакомый рассказ и посмотреть многократно виденный фильм.
Это действительно династия в высоком смысле слова.
Феликс Шапиро не был сионистом, но он был настоящим евреем. Он сохранил еврейский дух в своей семье и вернул к еврейству с помощью своего труда многих да-
леко отошедших от него. Жаль, что ему не довелось увидеть, как собрались его потомки в еврейском государстве, в израильском городе Беер-Шеве, чтобы пересказывать историю его жизни, как пасхальную Агаду.
Газета «Наша страна», 1989 г.
ЕДИНСТВЕННЫЙ
Виктор Радуцкий
С этим словарем я познакомился еще в Киеве, сразу же после его выхода в свет. Я читал предисловие, упиваясь каждым его словом, но, увы, в те времена я еще не добрался до иврита, а вся моя душа тогда была отдана одному из прекраснейших еврейских языков — языку идиш. Это были годы, когда я самостоятельно «расшифровал» азбуку идиш...
Я знаю, что пишу вещи невероятные, но я сам «разгадал» соответствие букв алфавита идиша русскому алфавиту, сопоставив русское написание фамилий авторов журнала «Советиш геймланд» с их написанием на идише, составив сравнительную таблицу, выучив ее, добыв ценою невероятных усилий азбуку языка идиш Лейба Квитко, где наконец-то мне открылась тайна «концевых букв». Я эту таблицу из книги Л. Квитко скопировал на кальку, пустил в оборот; я знаю людей, которые учили идиш с помощью этой таблицы, а сегодня ее можно видеть во втором томе изданной в Иерусалиме «Краткой Еврейской Энциклопедии» на стр. 665...
Итак, я научился читать... Но ведь идиш — родная сестра иврита, и все гебраизмы пишутся там на иврите. Так я знал, что встреча с ивритом мне еще предстоит...
И вот, приехав в Израиль, я получаю от своих киевских друзей словарь Феликса Львовича Шапиро... Это был мой первый словарь. Но тут же добавлю: и ЕДИНСТВЕННЫЙ, Прожив с этим словарем более 20 лет, я точно знаю, в чем же его главное достоинство. Мой ответ прост и ясен: незабвенный Феликс Львович
был не только блестящим знатоком иврита, но он абсолютно виртуозно владел языком русским, умел понять не только тонкости иврита, но знал, как найти им точное русское соответствие. В этом он не имел и не имеет себе равных по сей день. Конечно, словарь Эвен-Шошана, положенный в основу словаря Феликса Львовича, — это и моя настольная книга, но не раз поражался я точности, ёмкости тех переводов, которые предложены Ф. Л. Шапиро в его словаре...