Афганский кегельбан

— То есть она была из мафии, да? — спросила Галя.

— Вот этого не сообщила! — саркастически заметил Степаныч. — Но отчиму Валькиному пришлось прилично раскошелиться, это точно! Груза почти на миллион было, да сам «КамАЗ» тоже, не дешевле «Мерседеса-500» стоит.

— У тебя богатый отчим? — заинтересовалась американка.

— Я его деньги не считал, — проворчал Валентин. — Наверно, было чем, раз заплатил.

— А почему он тебя не устроит на другую работу? Трак-драйвер — это опасно и тяжело.

— Не находит нужным! — сердито ответил пасынок миллионера.

— Он тебя взял из детдома? — полюбопытствовала Галя.

— Нет, он просто женился на моей маме. После того, как мой отец в Афгане погиб.

— Да? — в голосе Гали появились сочувственные нотки. — Мой родной отец тоже был в Афгане…

— На чьей стороне, интересно? — совсем сердито спросил Валентин.

— На вашей, на русской! — тоже зло проворчала Галя.

Валентин посмотрел с недоверием.

— А говорила, что американка…

— У меня паспорт американский, — уже более ровным тоном пояснила «Хэлайна». — А сама я — русская, у меня родители были русские. Только родной отец после Афгана много пил, потом чего-то украл и сел в тюрьму. Мать еще раз вышла за пьяницу, они напились и сгорели пьяными, когда мы с сестрой были в школе. Нас отдали в детдом, а через два года меня удочерили и в Штаты увезли.

— А сестра тут осталась? — осененный внезапной догадкой произнес Валентин. — Может, я ее зимой видел?

— Мою сестру звали Лида, а не Лена, — помотала головой Галя. — И мы вообще с ней мало похожи, только цветом волос. Хотя я бы не удивилась, если б она тебя оглушила и угнала трак.

— Да все не так было! — с досадой в голосе сказал Валентин. — Понимаешь, мы с ней, когда Степаныча в ЦРБ выгрузили, решили догонять остальные грузовики. А я номеров-то их не помню, вот и пристроился к чужим, которые совсем в другую сторону ехали…

— Слышь, как тебя? — перебил напарника Степаныч, обращаясь к Сухареву. — Притормози малость, меня затошнило что-то, больно тут ухабисто…

— Нет, дорогой, — покачал головой Станислав Аркадьевич, — похоже, ты себе сотрясение мозга заполучил…

Степаныч, зажимая рот, вылез из кабины, захлопнул дверцу и ушел в кусты. А Валентин заговорил погромче, чтоб заглушить не шибко аппетитные звуки:

— Так вот, короче, мы ехали за этими «КамАЗами». Они стали куда-то направо сворачивать, а в это время спереди по дороге «девятка» неслась как угорелая. Ни с того ни с сего дернулась — слетела с дороги в снег, но не перевернулась, а капитально так зарылась. Все те, что впереди нас ехали, не остановились, но я притормозить решил. Подошел, откопал им дверцу. Оттуда из «девятки» вылезли какие-то двое, на военных летчиков похожи. Я им предложил помочь, дескать, попробую вас тросом вытащить. Они говорят, нет, лучше подбрось нас до аэродрома, у нас вылет через час. Оказалось, что это мужик с бабой. Пошли мы к «КамАЗу», и тут я вдруг отрубился — почему, не знаю. Кольнуло только в шею — и сразу темнота. Очухался только в больнице. Оказывается, какие-то солдаты мимо на грузовике ехали и подумали, будто я на той «девятке» ехал, что в снегу засела. В общем, они меня отвезли в свой госпиталь, и там врачи удивились, что у меня ничего не поломано, только обморожение небольшое и воспаление легких. Ни наркотиков, ничего такого в крови не нашли, но нервов мне помотали — дай боже! Оказывается, эту самую «девятку» угнали с дачи какого-то типа, который наркотиками торговал. А самого его — убили. Во весело, да? У меня же паспорт узбекский — ясное дело, наркокурьер или даже киллер. Тем более, между прочим, что у меня был и в Ташкенте привод в милицию за драку… И «КамАЗ» неизвестно куда пропал, и груз, и Лена эта самая.

— Ну и что, не посадили тебя?

— Нет, разобрались. Конечно, отчим заступился.

— Ого, он тебя даже за границей сумел защитить! — иронически подивилась Галя. — Как его фамилия?

— Рустамов, — пожал плечами Валентин.

— Курбан? — неожиданно спросил Сухарев, до этого с беспокойством посматривавший в ту сторону, куда удалился Степаныч.

— Нет, — помотал головой ташкентец, — его Назар Максумович зовут. Но вообще, у него есть младший брат Курбан. Он спортсмен, мастер спорта по классической борьбе, правда, уже давно не выступает. Кажется, он теперь тренером работает где-то за границей. Но я его уже лет десять не видел.

— Нет, — сказал Станислав Аркадьевич. — Это не тот Курбан Рустамов, которого я знал.

— Это очень распространенная фамилия, — подтвердил Валентин. — И не только в Узбекистане. Рустамовы и в Туркмении есть, и Таджикистане, и в Казахстане, и даже в Азербайджане, кажется. Ну и Курбанов среди них — тоже полно.

Кряхтя и пошатываясь, из кустов вышел Степаныч.

— Ну, — пробормотал он неверным языком, — всего вывернуло. Прав ты, кореш, что-то у меня с головой неладно…

— Ничего, доедем, — сказал Сухарев. — Далеко еще до Саватеева?

— Да отсюда, наверно, верст семь наберется…

ТУДА И ОБРАТНО

Эти самые семь верст — и все лесом! — «восьмерка» проехала за полчаса, но умудрилась нигде не увязнуть. И рессоры остались целы, хотя их вряд ли специально рассчитывали на езду по такой ухабистой дорожке. Степанычу в общем и целом не сильно полегчало, но позывов на рвоту он больше не испытывал.

Когда машина выкатила из леса на окраину поселка, а затем миновала лесопилку, Степаныч даже похихикал:

— Надо было нам, Валька, не на асфальт выезжать, а прямо сюда, на просеку переть! Глядишь, и морды бы целы были, и «Татру» не изуродовали!

— Точно! — поддержал Валентин. — Шину бы точно не пропороли. По-моему, Степаныч, там бутылка битая на асфальте лежала, да? Я заметил, что блестит чего-то, а не усек…

— Я тоже заметил, только вывернуть не сумел, — поморщился Кузьмин то ли от боли, то ли от досады. — Знал бы, какой паскуда эту бутылку об асфальт грохнул, — убил бы на фиг!

— Показывай, Николай, где тут больница, — сказал Сухарев. — Поселок-то большой, оказывается.

— Направо поезжай! — Степаныч, махнул ладонью в сторону ближайшего поворота. — Как раз выедешь… Слушай, а звать-то тебя как? Уж больше часа знакомы, а имени твоего не знаю!

— Стас, — лаконично ответил Сухарев.

— А с какого ты года?

— С сорок пятого.

— Ни фига себе! — подивился дальнобойщик. — Выходит, я тебя на семь лет моложе?! А тебе даже полтинника нипочем не дашь! Думал, что ровесник, а тебе вон, через три года на пенсию! И как тебе удалось, интересно, эдак сохраниться? Тем более что ты вроде бы и куришь еще…

— И даже пью иногда. А ты не слыхал, что, когда одному товарищу объявили, что сорок процентов умерших от рака легких были курильщиками, он жутко испугался и сказал: «Спасибо, что предупредили! А я-то собирался бросить курить!»

Валентин громко захохотал, Галя на него посмотрела с недоумением, а Степаныч опять поморщился и пробормотал:

— Не врубился… Что это анекдот — понял, а в чем хохма — нет. Небось мозги слишком растрясло.

— Тут юмор в том, что шестьдесят процентов умерших от рака легких были некурящие! — с охотой пояснил Валентин. — Выходит, что не курить гораздо опаснее, чем курить.

— Это неправда, — убежденно заявила Галя. — Курить вредно. У нас в школе даже учители не курят.

— Цивилизация! — с заметным презрением в голосе произнес Степаныч. — Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет…

— Вот это, что ли, больница? — спросил Сухарев, заворачивая в промежуток между двумя кирпичными столбами, створки с которых исчезли, должно быть, еще в семнадцатом году.

— Она самая! — подтвердил Степаныч. — Только надо еще малость проехать. Сюда мне рановато еще…

На обитой оцинкованной жестью двери приземистой постройки с окнами на уровне земли был приклеен обернутый полиэтиленом лист ватмана с крупной черной надписью: «МОРГ».

— Приятное учреждение! — хмыкнул Сухарев. — Конечно, все там будем, но лучше попозже. Как тут насчет выдачи трупов? С 9 до 18 или круглосуточно?