Страница 4 из 19
– Он был очень большой, этот Николя? – спросил маленький Симон.
– Замолчи, Симон! – приказным тоном произнесла Бриджит и улыбнулась мне, словно говоря: «Не обращай на него внимания, он просто глупый».
– Вел кам, вел кам!
В дверном проеме гостиной, пригнувшись и скаля зубы, стоял человек примерно моего возраста и похожих габаритов. Это был Мишель, старший брат Флоранс.
Как и у Флоранс, в жилах его текла идеальная смесь из французской и индийской крови; кареглазый, с длинными конечностями, Мишель являл собой этакого мужчину latte[25]. В отличие от сестры, тело его было покрыто густой растительностью, что компенсировалось тенденцией к ранней лысине, которую он пытался скрывать, стягивая волосы в короткий конский хвост. Мишель не надел рубашку, так что я мог увидеть намечающийся пивной живот, а его шорты были еще более мятыми, чем мои. Я догадывался, что он в них и спал.
Он поцеловал Флоранс и схватил мою руку, с любопытством и жалостью одновременно вглядываясь в парня, который спал с его сестрой.
Отмахнувшись от предложенного сока из овечьих мозгов, он прошел к холодильнику, достал бутылку газированной воды «Бадуа» и с жадностью ее ополовинил, задыхаясь от щекочущих нос пузырьков.
– Мишель, эта бутылка для всех, – заметила Бриджит, и он рассмеялся – вылитый ребенок, который не привык слушать то, что говорят родители.
Я вместе с Флоранс рассказал о нашей аварии, и Бриджит объявила: раз мы проведем в Коррезе несколько дней, мы вполне сможем помочь ей по хозяйству. Похоже, о каникулах в ее загородном доме можно было забыть. Оказывается, все вокруг сыпалось, гнило или поедалось паразитами. Во мне шевельнулось дурное предчувствие.
Мне на выбор было предложено несколько вариантов времяпрепровождения в Коррезе. К сожалению, послеполуденная дрема в объятиях Флоранс среди них не значилась. Зато можно было собирать салат, редис, кабачки или клубнику, очищать ото мха крышу сарая или копать.
– Вы строите бассейн? – спросил я. Дело в том, что я уже успел заметить большую яму, выкопанную на склоне позади сарая.
– Нет, это будет канава для септика, – объяснила Бриджит.
– Для чего?
– Ну знаешь, такой резервуар для… в общем, понятно…
– Для кака и пипи, – хихикнул Симон.
– У вас разве нет туалета? – удивился я, предвидя ранние утренние пробежки с целью удобрения зеленых насаждений.
– Да есть, конечно, только он старомодный.
– Старомодный? – Выходит, проблема в том, чтобы установить последнюю модель септика?
Объяснять взялась Флоранс, в то время как Бриджит напряженно вслушивалась. Судя по всему, для нее это был болезненный вопрос и она принимала его слишком близко к сердцу.
Вскоре я уже был в курсе того, что все дома в коммуне имеют септики, но ни один из них не соответствует «aux norms» – иначе говоря, современным строительным нормам. Выходит, заполнять городские окраины огромными рекламными щитами и уродовать промзонами считалось в порядке вещей, но вот иметь септик ненадлежащего размера закон запрещал.
В коммуне Бриджит септики представляли собой кирпичные бункеры в саду, где веками эффективно перегнивали продукты жизнедеятельности. Однако с появлением стиральных и посудомоечных машин многие стали выкачивать теплую воду из своих домов прямиком в придорожные канавы, превращая окрестности в субтропические сады, и муниципалитеты уже не могли контролировать это буйство. И вот местный мэр получил региональный грант на оборудование больших современных септиков, способных накапливать сточные воды.
– Разве они не обязаны выкопать для вас яму? – спросил я.
– Да-да, но… – Бриджит содрогнулась.
– Maman опасается, что они повредят водопроводные трубы или корни каштана, – объяснила Флоранс.
– Ха! – произнес Мишель. – Просто она не хочет, чтобы чужие мужики копались в ее…
– Мишель! – Бриджит вспыхнула, и ее щеки обрели цвет клубничного сока.
– Как бы то ни было, – продолжила Флоранс, – Maman хочет, чтобы мы сами выкопали яму.
– Пожалуй, я предпочел бы собирать кабачки, – заметил я.
– Хорошо, покопаешь завтра, – согласилась Бриджит. – Но учти, что нужно копать очень осторожно, чтобы не пробить старый бак.
Короче говоря, мои французские каникулы ожидало в прямом смысле дерьмовое начало.
3
Я уже успел заметить три или четыре грядки кабачков на заднем дворе и прикинул, что ободрать их займет у меня не больше пяти минут, после чего Флоранс сможет провести для меня экскурсию по дому с финалом в уединенной спальне.
Мы с ней еще находились на той ранней стадии отношений, когда постоянно ощущается потребность прикасаться друг к другу. Когда стоит лишь коснуться кончиками пальцев кожи возлюбленной, как другие части тела в унисон заявляют, что тоже хотели бы поучаствовать в этом процессе. Пожалуй, это не самое лучшее время для того, чтобы гостить у тещи.
И вот сейчас от ослепительного солнца, буйной зелени и созерцания обнаженных округлостей Флоранс (она отыскала в шкафу бикини) у меня ломило всю нижнюю часть тела.
Настоящим ударом под дых стала для меня новость о том, что кабачки, которые я должен собирать, растут вовсе не на маленьком огороде за домом. До них было идти минут десять по тропинке через лес. Хуже того, Флоранс не разрешили сопровождать меня, поскольку ее запрягли перерабатывать утренний урожай вишни в клафути – что-то вроде фруктового пирога исполинских размеров.
Мне выдали старую соломенную шляпу, которую отказался бы напяливать и осел по причине ее дряхлости, и пару гигантских резиновых сапог, наказав не возвращаться, пока не наберу полную бельевую корзину кабачков.
На всякий случай, чтобы убедиться в том, что я знаю, с чем мне придется работать, Бриджит вышла из кухни и выдала мне образец.
– Voilà, вот что мне нужно, – сказала она.
– Да, кабачки. – Я с умным видом кивнул на овощ, и по форме, и по раскраске явный кабачок.
– Некоторые городские жители путают их с огурцами.
– Только не я, ведь я уже пять лет работаю в пищевой индустрии.
– А… но не думаю, что ты завариваешь чай из кабачков, – сказала Бриджит и, твердо поставив меня на место, изящно повернулась на носке одной ноги и вернулась в кухню.
В этот момент, должен признать, меня впервые пронзила мысль о матереубийстве.
На самом деле было забавно пару часов поиграть в крестьянина.
В какую бы глушь ты ни забрался на юге Англии, город всегда напомнит о себе либо промчавшимся мимо внедорожником, либо шумной компанией яппи на горных велосипедах. Но только не здесь, в Коррезе. Огород представлял собой полосу пахотной земли длиною примерно сто и шириной десять ярдов посреди средневекового запустения. На покатом склоне холма выделялась залитая солнцем поляна, окруженная огромными покосившимися каштанами. Даже проржавевший каркас брошенного фургона выглядел так, будто пролежал здесь сотни лет. Это был винтажный образец французского фургона из рифленого железа, и сейчас он мирно разлагался обратно в железную руду; молодые деревца прорастали через него, и он подгнивал вместе с деревянными ящиками для овощей на месте лобового стекла.
Когда я хлебнул воды из захваченной с собой бутылки, мой глоток был единственным человеческим звуком в этом мире. Гудели насекомые, вскрикивали птицы, шуршали кроны деревьев, но уж точно никто не разъезжал на машинах поблизости. Не могу сказать, что это было так же восхитительно, как погружение в Средиземное море или восхождение на Флоранс, но перспектива провести день в одиночестве в самом сердце Франции казалась не такой уж мрачной.
Хотя я был на огороде совершенно один, наполняя корзину кабачками, я ощущал себя частью семьи. У каждого было свое задание, и я, к примеру, отвечал за поставку овощей. За все эти десять месяцев, прожитых во Франции, никогда еще я в такой степени не чувствовал себя как дома – ни тогда, когда переехал в квартиру Флоранс неподалеку от кладбища Пер-Лашез, ни тогда, когда впервые научился протискиваться без очереди к столику в парижском кафе. Сейчас я был одним из несметных тысяч парижан, вкушающих тихие прелести крестьянской жизни в семейном загородном доме. Испытывал я при этом глубокое удовлетворение.
25
Кофе с молоком (фр.).