Страница 13 из 19
В холле отеля первое, что бросилось в глаза, – толстая дама, болтающаяся под потолком. Нет, это была не эксцентричная гостья, а выполненная в натуральную величину скульптура. Лобби можно было смело назвать художественной галерей – ярко-желтые стены были увешаны современными портретами и полотнами абстракционистов. Впечатление усиливала пара готических погребальных урн на каминной полке – видимо, они напоминали о том, что смерть не помеха тому, чтобы зависать в «Челси».
Люди (по большей части живые) утопали в креслах, уткнувшись в раскрытые на коленях компьютеры. Никаких признаков Алексы и Элоди, но это было объяснимо – я пришел вовремя, а они были француженками.
Я снял шарф, перчатки, шляпу, три-четыре слоя верхней одежды и уселся ждать в одном из кресел. Никто меня не беспокоил, хотя лэптопперы, казалось, недоумевали, как это я могу общаться с внешним миром, не имея при себе компьютера. Я сделал вид, будто печатаю на рукаве рубашки, просто чтобы они задергались при мысли о том, что их лэптопы – уже вчерашний день, но потом мне это наскучило, и я зарылся в кресле и закрыл глаза.
Очнувшись, я увидел, что Алекса стоит надо мной, усмехаясь, и снимает мое спящее тело на видеокамеру.
– Вот вам типичный пример динамичного англичанина, который пересек Атлантику в погоне за своей мечтой, а вместо этого грезит об английском пиве и обнаженных женщинах на пляже. Где машина, chéri[33]?
– Она еще не совсем готова.
– И когда она будет совсем готова?
– Перед отъездом в Бостон.
– А ты выяснил, что за мероприятие намечено в Бостоне?
– Нет, это следующий пункт в моем списке.
– После сиесты.
– После мозгового штурма с закрытыми глазами, да.
Мы загрузили свои вещи в номер, и Элоди повезла нас в город, во вращающийся бар. Я имею в виду не тот мини-бар, что начинает крутиться, стоит тебе протянуть руку за стаканом. Нет, это было панорамное заведение, откуда открывался идеальный вид на город, если только у посетителей хватало терпения дождаться, пока будет пройден полный круг. В общем, это была шикарная мобильная версия наблюдательной точки на крыше, и располагалась она на пятьдесят каком-то этаже отеля.
Полный круг бар совершал за час, и, пока мы выпивали, нам удалось два раза полюбоваться видом на знаменитые небоскребы: сначала перед закатом и потом – когда небо почернело и городская иллюминация обрушила на башню все многоцветье своих огней.
Алекса была оживленной, как игристое вино «Лонг-Айленд», которое оказалось вкуснее, чем некоторые сорта настоящего французского шампанского. Она рассказывала о том, что ей удалось снять в Колумбийском университете, о молодых американских студентах-идеалистах, которые разделяли ее резко критическое отношение к НАТО. Ей даже удалось найти «левых» единомышленников, которые верили в перераспределение богатства и прочие чуждые американцам идеи.
– Мы во Франции привыкли думать, что американцы рождаются капиталистами, – сказала Алекса. – Нам даже в голову не приходит, что здесь могут существовать социалисты.
– О да, в США полно социалистов, – отозвалась Элоди. – Человек сто в Нью-Йорке, полсотни в Сиэтле – экосоциалисты – и, пожалуй, один в Гарварде, в Музее политических наук. – Политические взгляды Элоди были окрашены унаследованным от отца полным отсутствием всяких принципов, за исключением самоутверждения.
– Кстати, а как поживает Жан-Мари? – спросил я.
– Ха, это самое смешное! – расхохоталась Элоди и едва ли не залпом осушила свой бокал вина, хотя мой вопрос лично мне не показался таким уж остроумным. – Сегодня я звонила отцу, – произнесла она, откашлявшись от пузырьков, – и он рассказал мне обо всех твоих проблемах с французским правительством. Это правда, что тебя могут упечь за решетку?
Алекса посмотрела на меня так, словно я утаил от нее страшную правду.
– Нет, все это ерунда, – ответил я со всей категоричностью, на какую оказался способен. – Мне просто выписали какой-то глупый штраф, но я смогу заплатить его, заработав на этом американском контракте.
– Насколько я знаю, там идет речь о больших деньгах, – заметила Элоди.
– Да, но я их достану.
– Почему бы тебе не занять у моего отца?
Я чуть не поперхнулся арахисовым маслом. Занять у него? Да я бы предпочел быть должником российских акул бизнеса. Кто действительно был похож на настоящую акулу, так это Жан-Мари – вроде бы всегда с улыбкой, но его челюсти готовы растерзать тебя в клочья. Прежде чем он выкупил долю в моей чайной, я работал под его началом в парижской пищевой компании и из опыта общения с ним вынес ценное правило: никогда не впадать в долговую зависимость – финансовую или моральную – от мсье Жан-Мари Мартена!
– Нет необходимости, я сам заплачу штраф, – повторил я в надежде закрыть тему.
– Но если я правильно понимаю, ты должен выиграть этот конкурс, чтобы получить много денег, так? – Как я и предвидел в тот день, когда у меня состоялся разговор с Бенуа в чайной, за сочувствием Элоди стояло желание вонзить в меня нож и наблюдать, как я буду корчиться от боли.
Алекса внимательно смотрела на меня, ожидая ответа.
– Конечно, – сказал я. – Если Британия выиграет, я смогу сразу же расплатиться с долгом.
– Но ты до сих пор так и не узнал, что за мероприятия тебе предстоят? – спросила Элоди.
– Нет, но узнаю, не переживай.
– Может, тебе стоит позвонить и спросить, – предложила Алекса, невольно втягиваясь в игру под названием «Давай позлим Пола».
– Позвоню завтра утром, – произнес я с терпением, достойным далай-ламы.
– Почему бы тебе не позвонить прямо сейчас? – не унималась Элоди. – Ты можешь оставить им сообщение с просьбой срочно переслать тебе информацию.
– Прошу прощения, милые дамы, – сказал я. Чтобы сдержаться и не наорать на дочь французского босса, которая вечно сует свой хорошенький носик в чужие дела, я отправился искать убежище в туалете.
Попав в ярко освещенную туалетную комнату, я обнаружил, что успел опьянеть от головокружительного коктейля алкоголя и джет-лэга[34]. Конечно, я был не настолько плох, чтобы описаться на свои или, не дай бог, чужие ботинки. Но достаточно навеселе, чтобы вступить в диалог с дверью туалетной кабинки.
Пожалуй, следует кое-что объяснить.
Я знаю, что это совсем не сексуально, но, будучи в подпитии, я иногда сажусь на унитаз, чтобы облегчиться. Это гораздо безопаснее для всех. Начать с того, что не нужно прицеливаться, можно не опасаться, что случайно обдашь кого-нибудь струей, и, что немаловажно, в положении сидя ты снимаешь лишнюю нагрузку с ног.
В этом туалете все располагало к тому, чтобы сесть на унитаз, потому что здесь были одноразовые покрытия для сиденья. Оставалось лишь разобраться, как извлечь их из диспенсера, разложить где надо, а потом попытаться пробить дырку так, чтобы не окунуть кулак в воду. Но после четырех или пяти попыток, сопровождавшихся легкой бранью, мне удалось застелить сиденье, и процесс мочеиспускания оказался куда приятнее, чем во всех других барах, где мне доводилось бывать.
Беда в том, что, уже устроившись на стульчаке, я обратил внимание, что дверца кабинки доходит лишь до уровня коленей. Любой коротышка мог заглянуть снизу и увидеть, чем я тут занимаюсь. Интересно, в чем смысл этой затеи – неужели кому-то из американцев необходимо «поделиться своим туалетным опытом»? Или это еще одна версия групповухи?
И тут я заметил, что на меня взирает седовласая супружеская пара, сверкая в улыбке белоснежными зубными протезами. Мужчина во фраке, женщина в длинном вечернем платье, они вальсировали. Мне хватило ума догадаться, что это не входит в развлекательную программу туалета. Это был всего лишь рекламный плакат, вопрошающий крупными буквами: «А вы испытываете проблемы с ЭРЕКЦИЕЙ?»
33
Дорогой.
34
На сленге путешественников так называется разница во времени.