Молчание золота

— Там, за водопадом, тутовая роща, — сказал я, — там, за теми камнями. Через тутовую рощу идет речка, та самая, что идет вдоль дороги. Исток ее где-то в горах… Предлагаю въехать в тутовую рощу и там сделать привал. Как раз разберем оборудование, оглядимся. Быть может, у Леона возникнут какие-то соображения, да и мы не без головы.

— Ты постоянно чего-то недоговариваешь, — вдруг заметил Артист, — словно опасаешься чего-то. Видно, в самом деле сильно впечатлило тебя зрелище тех уродов, кто бы они ни были. Дэвы, не дэвы…

— Ты еще не видел мертвого кишлака за той тутовой рощей, — сказал я. — От кишлака поднимаются отроги горы, очень живописные места, раньше там было полно туристов, а теперь, как заверил Тахир-ака, никто туда даже днем не суется, кроме особо отчаянных смельчаков. Да и те… Тахир-ака мне тут рассказал свежую историю: буквально на днях нашли труп еще одного туриста, сильно изуродованный. Как будто его собаки рвали… Или кто-нибудь похуже собак. Так что всему можно найти нормальное, рациональное истолкование, и труп останется трупом, никуда его не денешь… Вот в такие оптимистичные места мы приехали. Муха, не забирай в этот подъем, не одолеем! Лучше объезжай вон те скалы, там попроще, кажется.

— Нет, в тутовую рощу лучше въехать с другой стороны, там дорога хоть и круче, но все же получше, чем здесь, — подал голос Ламбер и указал даже пальцем, куда стоит направиться: влево от водопада.

— А речка? — спросил Муха. — Нужно же тогда речку переезжать. Не полезем же мы прямо в воду?

— Там мелко, — быстро сказал Ламбер. — Я покажу, где глубина совсем чуть-чуть, проедем. Там камни, машина пройдет нормально, если рвануть на скорости.

Я взглянул на него и подумал, что это хороший знак, что француз уже ориентируется по местности: тут и до главной цели нашего выдвижения в аввалыкские предгорья может оказаться недалеко, если его память вдруг заработает в обновленном режиме… Впрочем, нужно еще проверить, верно ли он говорил про подъездные пути к тутовой роще и мелкое место в речке.

Ламбер оказался совершенно прав. Через десять минут мы уже были в той самой тутовой роще, где мне пришлось пережить едва ли самые уникальные минуты моей жизни. Ламбер вышел из машины и стал осматриваться. Его ноздри хищно трепетали. Ну что же, кажется, и наш археолог, от которого пока что одни неприятности, начинает притираться к нашей работе. Ламбер прошел к деревьям, опустился на корточки и стал внимательно рассматривать землю, потом ногтем отколупнул немного коры, оттянул ветви… Мы молча наблюдали за его манипуляциями. Боцман произнес недоуменно:

— Чего это он? Он что, не только археолог, но и юный мичуринец? Что тут деревья сохнут, это я и сам вижу. И листья что-то плохо распускаются, желтеют. Ну и что? Может, сюда узбеки какую-нибудь сельскохозяйственную отраву скинули. Мне один мужик рассказывал историю про то, как у них в фермерском хозяйстве прямо на яблоневый сад пьяный летчик скинул тонну какой-то жуткой отравы… опылял, скотина! Так все деревья загнулись, и потом пять лет там даже трава не росла. А тут, я смотрю, вроде пробивается. Это твои дэвы нагадили, что ли, командир?

Меня мало занимали эти подначки — я наблюдал за Ламбером. Обойдя, словно обнюхав, всю поляну, он приблизился ко мне и сказал:

— Значит, так. Поставим палатку здесь. Я так думаю, что… здесь, да.

— Мы что, собрались тут ночевать?

— Пока неизвестно. Поставить-то недолго, а потом… А там видно будет.

— Принцип наполеоновских маршалов, — торжественно объявил Артист, чему-то загадочно улыбаясь. — «Главное — ввязаться в бой, а там видно будет».

— Совершенно точно, — сказал Ламбер, улыбаясь в ответ при упоминании имени императора Франции, и махнул рукой. — Здесь останавливаемся.

Мы стали вынимать и раскатывать палатку. Я и Муха занялись разбором багажа. В багаж, помимо всего прочего, входило археологическое оборудование, которое под чутким руководством Ламбера мы купили непосредственно в Самарканде. Сюда входило все то, что он перечислял в доме покойного Радоева: металлодетекторы, щупы, лотки, лично мне напоминающие разросшийся и испорченный дуршлаг, фонари… Кроме того, у нас было несколько комплектов противогазов. Когда мы установили палатку по всем правилам, Муха немедленно нырнул туда, чтобы проверить, как наше временное убежище смотрится изнутри. И вылез оттуда уже в спецодежде, в противогазе и с фонарем, закрепленным на лбу. В руке он держал щуп с насадкой в виде трезубца. Довольно редкий вид насадок, но Ламбер настоял на его приобретении, и вот теперь щуп, снабженный этой насадкой, красовался в руке Мухи. Артист некоторое время рассматривал амуницию Мухи, а потом тронул меня за рукав и произнес негромко: — Обрати внимание, Пастух… чем тебе НЕ ДЭВ? Эх, как заныли рубцы на спине, когда я услышал это слова! Потому что Артист практически прочитал мои мысли. Фонарь, противогаз, щуп… деревья, пораженные какой-то отравой… загадочная смерть Радоева, два ящика археологического оборудования, вывезенные из дома покойного подполковника! Все эти разрозненные, казалось бы, не имеющие друг к другу никакого отношения нюансы стали вгоняться друг в друга, как пазлы, слагаясь в довольно целостную и, в общем-то, близкую к реальности картину. Я взглянул на Артиста, потом снова перевел взгляд на Муху и пробормотал:

— Быть может, ты и прав. Да-да. Скорее всего, ты и прав, но, так или иначе… М-да. Гм!

Это неопределенное «гм» подвело черту под нашими высказываниями. Далее мы действовали в полном молчании, а потом развели костер и, в соответствии со статусом праздных туристов, принялись замачивать свинину и баранину на шашлык. Один Ламбер ничего не делал, он сидел прямо на земле и, ковыряя ее пальцем, что-то бормотал себе под нос по-французски. Насколько я его слышал (и понимал по-французски), он рассуждал о том, что в прошлый раз, то есть в ноябре прошлого года, археологическая партия разбила свой лагерь тоже прямо в этой тутовой роще, в ее центре, неподалеку от речки. А может, и нет. Но уже хорошо, что окружающий ландшафт помогает Ламберу освежить свои воспоминания, прочно, невыводимо засевшие в его контуженой голове.

Я взял в руки металлодетектор и принялся рассматривать его. Честно говоря, первый раз держу в руках такую штуку. Круглая катушка поискового детектора напоминает руль автомобиля, а жидкокристаллический дисплей, на котором проецируются результаты поиска, похож на пейджер, только увеличенный раз этак в десять. Ламбер говорил, что это очень хороший металлодетектор, какой-то Quattro-MP, новая 28-частотная модель, и нам чрезвычайно повезло, что мы сумели купить его в Самарканде. Впрочем, говорил Ламбер, тут есть фирмы, которые специализируются на продаже подобного оборудования: все-таки места под Самаркандом — богатые «угодья» для «черных» археологов.

Я включил металлодетектор. Артист с интересом наблюдал за моими действиями. Я осмотрел кнопки и нажал одну; справа от дисплея: «Аll metal», то есть все металлы. Подошел Ламбер, пояснил:

— Работает очень просто. Тут четыре программы дискриминации, то есть настройки: монеты (Coin на дисплее), монеты и драгоценности (Coin & Jewelry), реликвии и клады (Relic), все металлы (All Metal). А кроме заводских настроек можно создавать и сохранять в памяти собственные настройки. По-другому их называют маски дискриминации. Собственные настройки — это очень важно. Иначе можно обнаружить черт знает что, и металлодетектор будет реагировать на разного рода мусор. Ну вот… к примеру, обнаруженную пивную пробку можно занести в список игнорирования, чтобы машина впредь не реагировала на другие пробки от пива. Это делается вот так… с помощью кнопки «Accept/Reject» (Принять или отклонить цель). — Он указал нужную кнопку — Или, наоборот, настроить детектор для обнаружения только золотых, серебряных и медных монет. Для этого нужно взять такую монету и провести ею перед катушкой детектора, а потом занести информацию в память.

— Артист, у тебя нет золотых или серебряных монет? — осведомился я.