Леденящая жажда

— Куда? Назад, приехали! — сказал Док.

«Алкаш», а это был Муха, только на секунду обернулся, чтобы увидеть, как Док двинул Асланбека жесткой, как доска, ладонью в нос. И этой секунды было достаточно.

Нож блеснул в темноте как-то слишком ярко, так, во всяком случае, показалось Мухе. Он еле успел отпрянуть, но недостаточно, лезвие полоснуло его по животу.

Муха зажал рукой рану.

Оживший Ахмет тут же метнул нож в Дока, но промахнулся, Док успел откачнуться, нож просвистел в миллиметре от уха.

В следующее мгновение он уже стрелял туда, где только что стоял на коленях Ахмет. И он попал, но не в Ахмета. В Асланбека — Ахмет успел прикрыться телом своего племянника. —

— Муха! — закричал Док.

Тот рухнул на грязный пол парадного, крепко сжимая в руке капсулу.

Ахмет схватил Муху за волосы, поднял его голову и приставил к виску пистолет.

— Я его кончу! Я кончу его! — закричал он Доку. Док перешагнул через мертвое тело Асланбека.

— Отпусти его. Все и так кончено!

— Ничего не кончено! Все только начинается! Уйди с дороги, а то я разнесу ему башку.

— Стреляй, Док, — прохрипел Муха. — Стреляй! Док поднял пистолет.

Но выстрелить не мог.

— Стреляй! Стреляй, Док! — умолял Муха. — Добей гада!

Ахмет, мертво держа Муху за волосы, начал отступать.

— Стреляй! Стреляй! — из последних сил молил Муха.

— Муха! Муха! — закусив губу, мычал Док.

— Стреляй!..

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Москва

8 июля 200… года, 21.37

Скрип железного засова. Неконтролируемый страх. Здесь волчий мир, здесь его ненавидят. Кажется, все Лефортово знает, что он бывший гэбист. Каждый новый сокамерник появлялся со злобной ухмылочкой, предвкушающей садистские радости. Заканчивалось это с каждым разом все хуже и хуже… И все знали его фамилию — Петухов. Она была здесь вдвойне опасна.

Во- первых, этимологически. Раньше никогда в голову бы не пришло думать о ее тюремном смысле. Но здесь она сразу же определяла отношение сокамерников.

Во- вторых, у зэков долгая память. Они забудут имя матери, но человека, который упрятал их сюда, будут помнить до самой смерти. А мент и гэбэшник для зэка одно и то же. Про него здесь узнали сразу. И Петухов догадывался, что не без помощи солдат удачи. Это значит, что долго он здесь не протянет. Нужно выбираться отсюда или просить защиты… Но у кого?

Благодетелей у него уже не осталось. Наоборот, Петухов был уверен, что в сокамерники ему специально подбирали мокрушников. Именно подбирали! Все не случайно. Все было один к одному. Уж он-то знал технологию постепенной ломки заключенного. Сам не раз устраивал такое. Только зачем Голубкову все это?

Вошел контролер, но, к счастью, с ним не было нового сокамерника.

— К вам пришли. Собирайтесь.

— С вещами?

— Размечтался. Тебе еще долго сидеть… Давай пошевеливайся…

Его провели в комнату для допросов. За столом следователя сидел генерал Голубков. Он молча несколько минут рассматривал разбитое лицо Петухова, сломанный нос (память о последнем соседе).

— Вы изменились, майор.

— Оставьте ваши издевательства, генерал. Я долго здесь не протяну Помогите.

— Обещаю помочь, но не из сострадания. Вы этого не заслужили. Вас переведут в одиночную камеру, если вы поможете мне…

— Хорошо.

— Вернемся к прошлому разговору: если эти разработки были засекречены, документация о них была тщательно зашифрована, то откуда они могли узнать о яде и его действующей силе?

— Из моего отдела не могла просочиться никакая информация. Я в этом совершенно уверен,

— Вы во всех своих сотрудниках уверены?

— Да. Абсолютно во всех.

— «Одних уж нет, а те далече…», то есть в местах не столь отдаленных?

— Можно сказать и так. Но, будьте уверены, я еще раз вам повторю, что никто ничего никому не мог сказать. По одной простой причине…

— Какой же?

— О яде знал только я. Поэтому и сам очень удивился, когда ко мне пришли эти… террористы.

— А вы не пытались узнать, как у них оказалась столь тщательно засекреченная информация об этом яде?

— Я еще жить хочу.

— Похвальное желание. Но предположить вы можете?

— У меня только один вариант — сами сотрудники этой лаборатории.

— У меня тоже были такие мысли, но… Снова процитирую классика: «Одних уж нет, а те далече…»

— А не может ли так случиться, что кто-то из тех, кого мы считаем мертвыми, таковым на самом деле не является? — Вопрос был задан Петуховым не в бровь, а в глаз.

— С этого места, пожалуйста, поподробнее. Развивайте свою мысль, — оживился Голубков и в нетерпении забарабанил длинными пальцами по столу.

— Такие случаи не раз встречались в моей практике. По разным причинам человек может захотеть, чтобы его считали мертвым. Он может симулировать собственную смерть.

— Каким образом?

— Поверьте мне, существует множество разных способов.

— Например?

— С этим разберемся позже. Я могу продолжать?

— Да, конечно.

— Итак, человек симулировал смерть, потом переехал в другой город. Хотя может даже и не переезжать. В Москве или в Санкт-Петербурге он может легко стать незаметным. Далее он делает себе липовый паспорт, берет другое имя. И все… Теперь давайте подумаем, могли кто-то из этих ученых провернуть такую аферу…

— Кто?

— Один из сотрудников лаборатории в день, когда ее закрывали, на глазах у всех выпил стакан с этим самым ядом.

— Так- так… — оживился Голубков, — а что было дальше? Что было с трупом? Делали вскрытие?

— А дальше начинается самое интересное… Труп пропал при загадочных обстоятельствах. Прямо из морга…

— Ага!

— А вот сейчас самое время вспомнить о способах симуляции смерти, — вскричал в экстазе Федор Яковлевич так громко, что охранник, стоящий за дверью, с беспокойством посмотрел в окошко.

— Противоядие?

— Да! Вот оно! Вот единственный возможный вариант!

— И теперь самое главное — понять, зачем ему все это было нужно.

— Вот с этим сложнее.

— Да, тут нужно внедряться в дебри психоанализа.

— Скорее психопатологии… — уточнил Петухов.

— Значит, противоядие все- таки есть?

— Очень на это надеюсь, — сказал Петухов. — Ну что, я вам помог?

— Может быть.

— Что со мной будет?

— Я попрошу, чтобы вам не давали минеральную воду в бутылках. А что с вами будет, вы узнаете без меня.

— Я жить хочу. Не убивайте меня!

— Это старая просьба, вы уже ее высказывали…

— Я могу еще что-нибудь вспомнить, — сказал Петухов. — Я постараюсь.

— Хорошо. Но только вам надо сильно постараться.

— Меня переведут в одиночку?

— Да.

— Спасибо! Большое спасибо! — благодарственно сложил руки на груди Петухов и уже без опасения посмотрел на вошедшего контролера. Возвращение в камеру теперь было уже не страшно.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Москва

8 июля 200… года, 22.59

Фотографии веером разложили на полу.

Билл, Артист и Пастух уже в десятый раз рассматривали жизнерадостные лица создателей биохимического монстра. Конечно, эти симпатичные ребята на фотографии даже и не предполагали, что они разрабатывают в действительности. Нет, в произошедшем их винить нельзя. Раньше они почему-то представлялись Пастуху уродливыми, похожими на Кощея Бессмертного монстрами в белых халатах. А оказались красивыми, молодыми, веселыми…

Вот этот парень, похожий на туриста, в свитере грубой вязки с высоким воротом, видно, что душа компании, балагур и ловелас.

Кто это? Семенов.

А эта девушка — опустила голову, будто что-то пытается рассмотреть на полу, а на самом деле прячет взгляд от объектива.

Это Соня, то есть Софья Огинская. Наверное, ей есть что скрывать. Может, тайную влюбленность? В Семенова наверняка. Больше достойных кандидатов, кажется, здесь нет. Если только вот этот… но нет, в него уж точно нет… Девушки семидесятых любили обычно таких, как этот Семенов…