Страница 2 из 12
Долгое время полковник Парсонс уверенно продвигался по службе. Он всегда ставил Бога выше военного ведомства, но результат получался вполне пристойный. Своих подчиненных он окружал отеческой заботой, и любое подразделение, которым командовал, тянуло на образцовое как по выучке, так и по внешнему виду. Все офицеры находили в нем верного друга, редко кто из командиров пользовался такой любовью. Сдержанный, с ровным характером, он ни при каких обстоятельствах не забывал любить ближнего, как самого себя, всегда помнил, что и у туземца самой низшей касты есть бессмертная душа, а перед Богом они равны. Полковник Парсонс относился к людям с такой мирной, добродушной и естественной набожностью, что устоять перед ней не мог никто. О сквернословии и богохульстве в его присутствии даже не помышляли, и самые закоренелые негодяи смягчались при общении с ним.
Но за пару лет до его выхода в отставку по возрасту проводилась небольшая операция против каких-то горных племен, и возглавил ее Парсонс. Он захватил врага врасплох, обнаружил в предгорьях, отрезал, выставив заслоны на двух возможных путях отхода. Расположив орудия на холмах справа, Парсонс мог сделать с горцами что хотел. Мог вырезать до последнего, но у него такой мысли и не возникло. Он предложил им сдаться, и вечером вожди пришли к нему и пообещали сдать оружие следующим днем: ночь выдалась холодной, темной, дождливой. Полковник радовался и своей стратегии, и своему гуманизму. Он не пролил ни единой капли крови.
– Относись к ним хорошо, – изрек он, – и они отнесутся к тебе еще лучше.
Он повел себя как джентльмен и христианин, но враг не был ни тем, ни другим. Полковнику и в голову не пришло, что горцы переиграли его, использовав предоставленную им отсрочку, чтобы послать гонцов с настоятельной просьбой о помощи. И всю ночь со всех сторон к позициям англичан стекались вооруженные люди, и ранним утром, еще до рассвета, заслоны подверглись атаке. Полковник Парсонс, изумленный донельзя, отправил им подмогу и, думая, что его отряд численно превосходит мятежников, ударил по их главным силам. Горцы только этого и ждали. Медленно отступая, они заманили его в ущелья, где он обнаружил, что попал в ловушку. Отряд Парсонса окружили. Пять часов прошли как в кошмаре. Людей полковника убивали враги, сами оставаясь невидимыми. В конце концов, после отчаянной схватки, остаткам отряда удалось вырваться, потеряв пятьдесят человек убитыми и более сотни ранеными.
Полковник Парсонс ушел с оставшимися людьми, но воевать дальше эти охваченные паникой солдаты уже не могли. Он был вынужден отступить. Личным мужеством полковник удержал солдат от беспорядочного бегства. Он собрал их вместе, подбадривал, не раз и не два рискуя жизнью. Но факт оставался фактом – Парсонс потерпел жестокое поражение. Провал операции, в силу ее незначительности, удалось замять, но последствия дали о себе знать. Горные племена, вдохновленные успехом, повели себя более решительно и дерзко. Мятеж, который могли подавить без проблем, теперь потребовал привлечения весьма значительных сил, и потери возросли десятикратно.
Полковнику Парсонсу предложили подать заявление об отставке, и он покинул Индию сломленным человеком. Вернулся в Англию, поселился в старом отцовском доме в Литл-Примптоне. Агония продолжалась, и, заглядывая в будущее, он видел только чудовищное отчаяние, безутешное раскаяние. Долгие месяцы Парсонс ни с кем не хотел общаться, полагая, что его считают человеком, за глупость которого пришлось заплатить многими жизнями. Когда он слышал смех, ему казалось, что смеются над ним, когда замечал в глазах людей сострадание, едва сдерживал слезы. Случившееся действительно сломило его. Он кружил по саду, подальше от людских глаз, вновь и вновь прокручивая в голове события той ужасной недели. И полковника не утешала мысль о том, что любой другой путь мог привести к столь же трагическому результату. Его ошибка бросалась в глаза. Он точно знал, в чем она состоит, и спрашивал себя: «Господи! Ну почему я так поступил?» Вот Парсонс и шагал без устали, не замечая ни холода, ни жары, а по щекам его текли жгучие слезы. И слова жены не утешали его.
– Ты хотел как лучше, Ричмонд, – говорила она ему.
– Да, дорогая, я хотел как лучше. Окружив их, я перебил бы всех. Но я не мясник. Мог хладнокровно перестрелять одного за другим. Но это была бы не война, а убийство. Что я теперь скажу моему Создателю, когда Он предъявит мне счет за все эти души? Я пощадил их. Думал, они поняли, но они сочли мой поступок слабостью. Я не сообразил, что они готовят мне ловушку. А теперь мое имя обесчещено, и я никогда не смогу ходить с поднятой головой.
– В глазах Бога ты действовал правильно, Ричмонд.
– Я думаю и верю, что действовал как христианин, Фрэнсис.
– Если ты порадовал Бога, тебе незачем обращать внимание на мнение человека.
– Ох, дело не в том, что они называли меня дураком и трусом… это я стерпел бы. Я поступил, как считал правильным. Думал, мой долг – беречь жизни моих людей и щадить врагов. В результате погибло в десять раз больше людей. И они не погибли бы, действуй я решительно и безжалостно. Теперь в Англии много вдов и сирот, и они проклинают меня, потому что по моей вине их мужья и отцы зарыты в горах Индии. Если бы я действовал, как дикарь, как жестокий зверь, как мясник, все эти люди сегодня ходили бы по земле. Я проявил милосердие, а мне ответили предательством. Хотел избежать лишних страданий, а они решили, что я слабак. Я простил их, а они посмеялись надо мной.
Миссис Парсонс положила руку на плечо мужа.
– Постарайся забыть это, Ричмонд. Все закончилось, и ничего нельзя изменить. Ты действовал, как богобоязненный человек. Твоя совесть чиста. Что такое суд человека в сравнении с судом Божьим? Если люди оскорбляли и унижали тебя, Бог воздаст тебе сторицей, ибо ты показал себя Его верным слугой. Я верю в тебя, Ричмонд, и горжусь тем, что ты сделал.
– Я всегда старался быть джентльменом и христианином, Фрэнсис.
Ночами ему снились те дни замешательства и смертельной тревоги. Полковник представлял себе, что вновь отступает, подбадривает своих людей, делает все, чтобы предотвратить беду, но осознавал, что его ждет только позор, что самый невежественный сипай из тех, кем он командовал, считал его некомпетентным и безумным. Парсонс видел это и в глазах своих офицеров, видел презрение и злость, потому что из-за него им пришлось отступать под напором врага, из-за него честь и слава ускользнули от них, а сами они стали посмешищем. Руки и ноги полковника дрожали, а тело прошибал пот, когда он вспоминал разговор со своим командиром: «Ты годишься только в чертовы миссионеры». И его последние слова: «Ты мне больше не нужен. Подавай прошение об отставке».
Но человеческая печаль – вода в глиняном горшке. Мало-помалу полковник Парсонс забыл о своем несчастье; он так часто прокручивал случившееся в голове, что в конце концов пришел в замешательство. Глубокая рана отчасти зажила, зарубцевалась. Парсонс начал проявлять интерес к окружающей жизни. Теперь, читая газету, не проецировал на себя каждое хлесткое словцо. Но ничто так не отупляет человека, как ежедневное и внимательное чтение газет. Гуляя в саду, полковник частенько болтал с садовником, слегка перестраивал дом – кирпич и цементный раствор помогали забыть прошлое, собирал марки, играл с женой в безик и наконец медленно, постепенно обрел душевный и умственный покой.
Но когда Джейми с отличием окончил академию, полковник подумал, что его доброе имя, которым он так дорожил, может заблистать вновь. Ранее Парсонс не рассказывал сыну о катастрофе, которая вынудила его уйти со службы, но теперь заставил себя дать ему полный отчет о том, что случилось. Жена сидела рядом, слушала, и глаза ее выражали боль: она знала, какие мучения вызывает у полковника эта полузабытая история.
– По-моему, лучше, чтобы ты услышал об этом от меня, чем от кого-то чужого, – сказал в заключение полковник. – Когда я пришел в армию, порукой мне было доброе имя моего отца. Моя репутация может только навредить тебе. Мужчины будут переглядываться и говорить: «Это сын старого Парсонса, того, кто провалил операцию против мадда-келсов[3]. Ты должен показать им свою доблесть. Я действовал из лучших побуждений, и совесть моя чиста. Я уверен, что выполнил свой долг, но если ты отличишься в бою… если заставишь их забыть… думаю, я умру более счастливым.
3
Мадда-келсы – пуштунские племена, кочующие в приграничных районах Афганистана и Пакистана.