Страница 34 из 43
А.В. Рясов аргументировано утверждает, что в первые годы после революционного переворота 1 сентября 1969 года М. Каддафи и его сторонники «отождествляли себя исключительно с арабскими националистами и насеристами. Социально-политические изменения в Ливии действительно представляли в выступлениях М. Каддафи как «прямое продолжение революции Гамаля Абдель Насера на пути к общеарабской революции». В соответствии с насеровскими идеями об «авангардной партии» в Ливии также был создан Арабский социалистический союз (АСС), призванный быть единственной политической организацией и координатором законодательной и исполнительной власти. Однако уже в 1973 году Каддафи начал отходить от насеровской модели с целью преодоления «барьера между массами и революцией». Ливийское общество 60-70-х годов очень сильно отличалось от египетского. Для него, по мнению автора, была характерна внутренняя сегментация, как социальная (уклад жизни населения прибрежной полосы значительно отличался от уклада бедуинов пустыни), так и политическая (исторически сложившиеся области — Триполитания, Киренаика и сахарский Феццан, объединённые под названием «Ливия», развивались почти независимо друг от друга). В этих условиях создания «авангардной партии» и национализации промышленности было явно недостаточно для легитимации режима. Плюс к тому бюрократизация как египетского, так и ливийского АСС послужила стимулом поиска новых общественно-политических моделей. Автор констатирует: «То, что происходило в Ливии в 1969–1973 годах, в целом вписывалось в практику “государственного социализма” и во многом напоминало процессы, имевшие место в Египте при Насере. Однако бюрократизация ливийского АСС привела к кризису республиканской формы правления, выход из которой ливийский лидер увидел не в “политике открытых дверей” А. Садата, а в учреждении системы “народовластия” — Джамахирии, которая сделала возможным дальнейшее укрепление каддафиевского режима и превращение Ливии в национальное государство». Стержнем этого поиска стала адаптация левой идеологии к традиционной политической культуре и традиционной системе ценностей ливийского общества.
Основными и наиболее интересными, на наш взгляд, разделами книги А.В Рясова являются главы, в которых 1) анализируется трансформация политической системы Ливии от республиканской формы правления к Джамахирии — «государству масс», лишённому парламентской системы западного типа, и 2) производится интерпретация «третьей мировой теории» — идейно-теоретического базиса этой трансформации. Началом формирования «государства масс» в Ливии стала постепенная передача функций законодательной и исполнительной власти от Совета революционного командования и Арабского социалистического союза «народным комитетам» и «народным конгрессам», происходившая на протяжении 1974–1977 годов. А.В. Рясов замечает: «Фактически АСС постепенно передавал свои основные функции новым политическим структурам, основная его деятельность была посвящена повышению работоспособности народных комитетов и дальнейшему расширению их функций. Это расширение увязывалось с изменением административного деления страны, в силу которого создавалась система местного самоуправления муниципального типа, полновластными и единственными исполнительными органами которой объявлялись народные комитеты. Тем самым частично претворялась в жизнь идея “прямого народовластья”, позднее заложенная в основу джамахирийской системы… Расширение исполнительной власти на местах начинало давать свои результаты: сеть народных комитетов постепенно обретала черты законченной системы органов местного самоуправления». Система «народовластия через прямую демократию», в которой, по замыслу М. Каддафи, главная роль принадлежала «первичному звену», Народным конгрессам и Народным комитетам на местах, апеллировала к «естественным нормам жизни» — традиции, обычаю и религии, На наш взгляд, существенно, что А.В. Рясов достаточно детально анализирует предысторию ливийского варианта «прямой демократии». Он акцентирует внимание на стабильности в ливийском обществе социального института родоплеменных отношений с их традициями «всенародного обсуждения» и совместного владения средствами производства. Племенные образования, как указывает автор, существовали на территории Ливии независимо от наличия государства. Их следует рассматривать как параллельную политическую структуру, более древнюю и стабильную, чем государство[23]. Традиционные общественные институты, освящённые религией (чему на определённом историческом этапе служила деятельность суфийского братства сенуситов), функционировали при полном отсутствии государственного управления. Джамахирийская система власти, по мнению автора монографии, «позволяла инфильтрацию традиционных политических институтов в структуры “народовластия” без существенной модернизации. Джамахирийская модель в целом не разрушала племенного уклада ливийского общества. Более того, власть на местах оставалась в руках племенных вождей, которые посредством родственных связей и системы покровительства, оказались способными, хотя неформально, оказывать влияние на выборы и решения в народных собраниях и комитетах в своих областях».
Иными словами, А.В. Рясов констатирует объективность политической системы Ливии, созданной в 1974–1977 годы и её достаточную политическую устойчивость по сравнению с этатистскими моделями «арабского социализма». Правда, констатируя этот позитив, автор в силу избранной им социологической парадигмы подчиняет социальные процессы в Ливии процессам «реструктуризации элиты», перед которой стояла задача построение устойчивого монолитного национального государства. Воздавая должное «прагматизму» М. Каддафи, А.В. Рясов пишет: «“Паутина” народных комитетов и конгрессов, начавшая с 1977 года обволакивать ливийские социальные структуры, стала главным инструментом в процессе строительства нации и созидания сообщества граждан, а в качестве идеологического оправдания этих политических преобразований были избраны “левые взгляды” (кавычки автора. — М.В.). Идеология М. Каддафи была продуктом вполне определённых политических устремлений, а “левые” лозунги стали лишь рамками для подлинного содержания политических шагов».
Позитивистское истолкование идеологии как «политического дышла», которое, по мнению автора, можно с лёгкостью переводить справа налево и наоборот, не вызывает ни удивления, ни желания полемизировать по этому поводу. Увы, реальность современного российского, с позволения сказать, парламентаризма воспитывает именно такой менталитет. Можно, правда, задать риторический вопрос: почему современные рациональные политики, свободные от «идеологических утопий», не только не преуспели в деле консолидации nation-state, но, напротив, за короткое время совершили огромное количество ошибок и преступлений.
Избранная А.В. Рясовым тематика, очевидно, не укладывается в «прокрустово ложе» социологии элит. Автор, претендуя на всестороннее освещение политики и социологии Ливии, вынужден постоянно вступать в противоречие с самим собой, затрагивая тему изменения форм собственности, проводимого «революционной контрэлитой» в интересах широких масс населения. Именно это, на наш взгляд, и явилось главным фактором устойчивости политической и экономической системы, у основ которой стоял М. Каддафи и его единомышленники. Что же касается адаптации современных «левых теорий» к традиционным системам ценностей, бытующим у народов, находящихся в колониальной или полуколониальной зависимости, то опыт Ливии не лишён исторических аналогов. Возможность адаптации традиционной общины народов Азии и Африки к марксистской общественной модели на основе принципов эгалитаризма была обоснована в тезисах В.И. Ленина по национальному и колониальному вопросу на II Конгрессе Коминтерна в 1920 году. В рамках обсуждения этих тезисов была выдвинута концепция возможности перехода «отсталых и колониальных стран» к социализму, минуя капиталистическую стадию.
23
Как указывают А.З. Егорин и Г.В. Миронова, на протяжении веков Ливия развивалась прежде всего как конфедерация племён, в основе единства которой никогда не лежала государственная структура. И хотя влияние родоплеменных отношений было свойственно многим арабским странам, специфика Ливии, отличавшая её от ряда соседних государств, заключалась в абсолютном господстве племенных устоев и традиций. (Егорин А.З., Миронова Г.В. Сенуситы в истории Ливии. М., 2006. С. 22).