Совесть

Чувствительно задел Халмурадова Шукуров. Областной шел, странно подрыгивая ногами, нес высоко свое гладко выбритое, красивое лицо. В глазах — холодная гордость. Таким Атакузы его еще не видел.

— Хотел вас спросить, — начал Халмурадов, приглаживая рукой густые черные кудри. — Что за кошка пробежала между вами?

Атакузы нервно передернул плечами:

— И сам не пойму, товарищ секретарь обкома. Стараемся по мере сил своих и даже больше. Выполняем все государственные задания. Бывают, конечно, ошибки. Слушаем советы старших товарищей — исправляем. Если насчет дома моего механика, я же вернул его хозяину, извинился.

Атакузы начал тихо, даже робко. А потом вспомнил неприятности последних дней и разволновался — выложил все, что накопилось на душе.

Халмурадов стоял и, поигрывая веточкой с бутоном розы — сорвал ее в цветнике, хмурил брови и молчал.

— Вот что, — принял наконец решение, голос сделался ровным, властным, как и приличествует большому руководителю. — Не горячитесь, Атакузы-ака. Этот человек гнет свою линию, хочет удивить Первого новшествами. Пусть удивляет. А вы делайте свое дело, как раньше. То, что дом вернули, это очень хорошо. И насчет Минг булака не слишком упирайтесь, посоветуйтесь с проектировщиками, может, еще не поздно что-то сделать. Ну, истратите лишних пятнадцать-двадцать тысяч, что же делать, придется. Раскиньте мозгами — нельзя ли перенести строительство чуть в сторону от урочища. Не забывайте — Шукуров все же первое лицо в районе. Приходится с ним считаться. Лично я всегда поддерживал вас, буду поддерживать и впредь. Завтра же доложу обо всем Первому. Попытаюсь уговорить, пусть приедет. Посмотрит собственными глазами, а то ведь давно не был у вас, все отсталых навещает. Будьте готовы принять.

— Спасибо! — Атакузы с трудом скрыл дрожь в голосе, крепко обеими руками пожал дружескую руку Халмурадова.

Провожать высокого гостя отправились все, кто пировал у Атакузы. Далеко растянувшейся цепочкой машины торжественно проследовали до границы соседнего района. Возвратился Атакузы с проясненной душой. Казалось, рассеялись наконец тучи, нависшие в последние недели над головой. Да, хорошего, верного друга приобрел он себе. Халмурадов — молодой, энергичный руководитель областного масштаба и, по всему видно, с большим будущим. А что Шукуров?.. Правда, и Шукуров, если по-честному, не так уж плох к нему. Но слова Халмурадова: «Передовые хозяйства — маяки, образец для всех, были и будут всегда!» — крепко засели в голове раиса.

Лесть близка душе человека, а у Атакузы была обыкновенная человеческая душа.

Глава шестнадцатая

1

Вот уже четыре дня, как Вахид Мирабидов с Назокат-биби отдыхают в горах в санатории колхоза «Ленин юлы».

Прекрасное место для здравницы. Внизу Минг булак с его целительными родниками. Вверху снежные горы, справа — миндалевые и арчовые рощи хозяйства, слева — многоводная горная речка.

Санаторий рассчитан на двадцать человек. Но сейчас работа в колхозе еще в разгаре, и, кроме Мираби-дова с супругой, никого нет. Просторные домики с айва-нами на берегу бурной речки — выбирай любой! Яблоневые рощи и виноградники с уже созревшими золотистыми плодами — протяни руку и ешь! Пенистый кумыс от стреноженных в высокой траве кобылиц — все в распоряжении домлы Вахида и Назокат-биби. Для них стараются повара, их покой охраняет сторож санатория. Почему же Вахид Мирабидов ходит сам не свой? Почему так непривычно мрачен?

Не первый раз приезжает он в эти края. Отдыхать здесь случалось и раньше, и довольно часто. Но никогда не был он так одинок. Обычно по одну руку от него неизменно был его шагирд[52] Хайдар, по другую — сам Атакузы. К приезду уважаемого профессора готовились: резали баранов, приглашали музыкантов, танцовщиц. Съезжались руководители района, и пиршества длились нередко до рассвета. Пировали обычно в укромном уголке миндалевой рощи, у прохладного веселого водопада. Главным запевалой, неизменным тамадой бывал, конечно, он — профессор Вахид Мирабидов. И чего бы ни пожелала душа, — все исполнялось, как в сказке. А на этот раз…

В санаторий их привез Хайдар и тут же укатил обратно, — какие-то у него появились дела. И, похоже, глаза прячет. Что с ним случилось? Пытался поговорить по душам — ускользает, скрытничает. А сам Атакузы? Кажется, мог бы улучить время, заглянуть — за четы-ре-то дня! Нет, пропал, ни разу не наведался. Правда, позвонил, поинтересовался, как живется гостям, попросил извинения — в его колхозе начинается большое совещание. Что же оно — сутра до утра? Нет-нет, что-то изменилось, не тот стал Атакузы. Но больше всего угнетало пренебрежение, которое выказывал зять. Атакузы, как бы ни дружили они, все-таки не родич. С чужого, что там ни говори, спрос невелик. Но что приключилось с зятем — вот ведь вопрос! И дочка не приезжает. Но она хоть разговаривает по телефону с матерью. А вот Абрарджан даже позвонить не изволит…

Вахид Мирабидов собирался и отдохнуть здесь, и поработать. Надо было набросать план выступления. Недолго уже осталось до совещания в Ташкенте. Беспокоиться, конечно, причины нет. Будут разные точки зрения, будут споры, ну и что? Посмотрим еще, кто победит! Одно настораживает: в верхах что-то слишком внимательно отнеслись к докладной Шамурадова. И директор института все еще держит с ним связь, считается с его мнением. Казалось бы, старик давно на пенсии, консультантом лишь числится, да и живет теперь этот кишлачный консультант, можно сказать, на краю света. Пора бы махнуть на него рукой. Так нет же, носятся, ставят в планы его научный труд — одному аллаху известно, когда этот труд будет завершен. Разговоры тянутся вот уже десять лет. Понятно, этот древний осел утвердился в своей учености и на совещании упрется, будет стоять на своем, как чурбан. Давно бы пора сделать выводы из жизни, подумал бы — конец ведь уже близок. Куда там — как был твердолобым, так и остался.

А Вахид Мирабидов готов забыть все обиды, протянуть дружескую руку. Пошел же, можно сказать, на поклон, с искренним сочувствием к горю домлы. Вид старика даже расстроил его. И что? Чем ответил Нормурад Шамурадов? Даже в жалком своем положении не смирился. Не пожелал глаз поднять на гостя. А зять? Родной зятек не заметил унижения тестя, остался! Долго проторчал там, шушукались — о чем? Можно догадаться…

Вахид Мирабидов, наблюдая в последнее время за дочерью и зятем, подумал было даже: а не наступило ли между ними охлаждение? Назокат-биби уверяет, что все в порядке. Но, может, Махбуба не делится с ней? Как бы там ни было, Вахид Мирабидов решил: если зять не заглянет сегодня — все! До свиданья! Позвонит Атакузы, попросит машину и — прямо в Ташкент, а к дочери даже не заедет. Пусть обижается. Благодарим! Вахид Мирабидов не из тех, кем можно пренебрегать.

Однако кто-то, похоже, приехал. Сквозь шум речки донесся негромкий говорок мотора. Наконец-то!

Наверху, в санатории, поднялась суматоха, беготня, послышались громкие голоса, какая-то команда. Гадать пришлось недолго. На узкой тропинке показался сам Атакузы.

Успел приобрести курортный вид: в длинном халате из старинного шелковистого банораса, грудь нараспашку. Яркая узорная тюбетейка сдвинута на лоб. На бронзовом скуластом лице — белозубая улыбка. Ухарь-джигит!

— Э-э, домладжан! Я к вам с повинной головой, надеюсь, не отсечете? — широко, как крылья, раскинув руки, Атакузы обнял Вахида Мйрабидова, покружил разок и поставил на место.

Лицо Мирабидова посветлело.

— Кстати прибыли! Я вот сидел здесь, посиживал и думал: если раиса и сегодня не будет — уеду.

— Потому я и здесь! Угадал ведь, что у вас в голове, дорогой профессор! — Атакузы захохотал так, что отдалось в горах. — Никаких отъездов, Вахид-ака! Через неделю, в следующую субботу, свадьба вашего шагирда!

— Ах, вон оно как!

— Именно! Вам заготовлено место во главе застолья.