Чернушка

Сжавшись в комок и приготовившись к опасности, она коснулась лапой холодной железной скобы. Ничего не произошло, и, отдернув лапу, она впилась глазами в капкан. Она разглядывала его внимательно и терпеливо, навострив уши, отчего морда ее приняла сосредоточенное выражение: она мучительно думала. Ничего не придумав, она снова тронула скобу лапой. Однако не отдернула ее сразу, а легонько нажала на железо. Капкан скользнул по гладкому камню. Чернушка убрала лапу. Теперь она знала, что капкан можно трогать и двигать. Она опять принялась его рассматривать и через несколько минут снова его тронула. Ручка ударилась о стену, цепь, на которой держался капкан, загремела. Дальше капкану двигаться было некуда. Но Чернушка этого не поняла. Она опять попыталась сдвинуть его. Капкан не шелохнулся. Она толкнула сильнее, а когда и это не помогло, попробовала подсунуть лапу под дугу. Это оказалось не таким легким делом. Надо было перевернуться, и она легла на бок, сунула лапу под дугу и оставила ее там.

Капкан стоял спокойно. Она держала лапу под железной дугой до тех пор, пока лапа не устала от тяжести. Ей захотелось освободиться. Она легонько потянула лапу назад, но железная дуга крепко прижимала ее. В ужасе она решила, что капкан держит ее и не пускает. Она отчаянно дернулась изо всех сил и вскочила на ноги. В тот же миг капкан ударился о стену. Подпрыгнул он как живой, и его дуги с треском сомкнулись.

Чернушка нырнула в глубину пещеры, думая, что капкан вот-вот набросится на нее, но он больше не шевелился. Захлопнувшись, он сместился в сторону от входа, и лиса воспользовалась этим, чтобы еще раз попробовать сдвинуть камень. Всю свою неистощимую энергию она вложила в это дело. Она сточила ногти почти до мяса, но камень был непоколебим.

Так прошел короткий декабрьский день, и наступила ночь.

Завыл ветер. Над ущельем ревела буря. Всю ночь Чернушка слушала скрип деревьев и свист ветра, который заносил вход снегом.

На рассвете буря унялась. В белом лесу воцарилась мертвая тишина. Не было слышно журчания реки, в холодном воздухе не раздавалось ни единого звука. Около полудня Чернушка уловила далекие шаги Приходы.

Он отодвинул камень и в изумлении глянул на захлопнувшийся капкан. Голова его была повязана коричневым шарфом, усы заиндевели, из покрасневшего носа шел пар. Он выругался, покачал головой и внимательно оглядел землю вокруг капкана. Потом взялся за цепь и стал его тянуть. Захлопнувшиеся дуги не проходили в трещину. Он долго дергал капкан так и этак, пока не вытащил его наружу. Это совсем его разъярило.

— Ах ты, паршивка! — закричал он. — Я тебя проучу! Еще раз, и пущу в ход ружье. Ты меня не перехитришь!

Он снова сделал попытку увидеть лису и заглянуть внутрь. Глаза его слезились. Отпрянув, он оттянул пружину и насторожил капкан на прежнее место.

Возле скал стало стихо.

9

Три дня подряд Прихода настораживал капкан и каждое утро находил пружину спущенной. На четвертое утро он принес дохлого петуха и старое одноствольное ружье. Привязал петуха к спуску, нацелил ружье на птицу и ушел вне себя от ярости.

В тот день голод особенно мучил Чернушку. Потеряв надежду сдвинуть камень, она в который раз обошла свое жилище и в глубине пещеры обнаружила трещину, через которую выходил дым. Извилистая трещина шириной в ступню человека уходила вверх и была забита камнями, прелыми листьями и землей, занесенными сюда ветром и дождем.

Лиса начала рыть передними лапами, вытянувшись в узком проходе. Сначала дело продвигалось быстро, но когда задние ноги ее перестали опираться о дно пещеры, ей пришлось цепляться за камни. Она быстро уставала и ложилась. Потом опять начинала разрывать проход. Иногда путь загораживал крупный камень, застрявший в узкой трещине. Проходили часы, прежде чем ей удавалось отковырнуть камень и сбросить его вниз.

На четвертое утро, когда Прихода принес петуха, она освободила трещину наполовину и всем своим существом уже чувствовала близость внешнего мира, от которого ее отделял лишь тонкий слой мягкой земли.

Услышав знакомые шаги, она залегла в пещере и стала следить за движениями Приходы.

Мертвая птица осталась лежать у входа, снова наступила тишина. От голода мучительно сводило желудок, но воспоминание о петухе Фокасинова и утре пленения навсегда связалось в ее представлении с капканом, и ее недоверие лишь укрепилось. Дуло ружья еще более усиливало страх, и ничто на свете не могло заставить ее приблизиться к капкану.

Искушение было велико, но она все же побежала в глубину пещеры и принялась рыть дальше.

Земля и камни падали сверху с легким шуршанием, и скоро Чернушка достигла той части трещины, где она делала резкий поворот. Тело ее защемило в узком проходе, и долгое время она не могла двинуться ни вперед, ни назад. Она извивалась изо всех сил; когда она отдыхала, задние ноги ее беспомощно повисали. Потом она снова ползла вверх, и снова слышался шум падающей земли. Только в полночь ее голова оказалась над трещиной, а чуть позже Чернушка наконец выбралась из своего плена, отощавшая, вся в грязи и земле. Израненные лапы кровоточили.

Над ущельем нависла холодная тишина. Сбросивший снежный убор лес мрачно чернел. Не было слышно ни единого звука, словно и сама земля закоченела в эту ледяную декабрьскую ночь. Лишь из лога, над которым стояли скалы. Чернушка уловила плачущий рокот реки. Жажда мучила ее не меньше, чем голод, и она потащилась к воде, оставляя за собой кровавый след. Снежная кора была твердой, и она шла, не проваливаясь. Издали она увидела черное пятно — вокруг теплого родника растаял снег. Какая-то тень промелькнула на противоположном склоне. Это заяц прибегал пощипать травки возле родника, Чернушка не обратила на него никакого внимания. Все внутри у нее горело от жажды, единственным ее желанием было напиться.

Погрузив язык в воду, она присела — наслаждение было столь сильным, что по всему телу разлилась изнуряющая слабость. Напившись, она отошла и легла неподалеку. Легкие ее жадно поглощали холодный воздух. Ее еще мучил запах дыма, пропитавшего пещеру.

Чернушка начала зализывать раны, продолжавшие кровоточить; лапы болели. Она встала и залезла в болотце возле родника: от тепловатой воды боль утихла. Она стояла, понурив голову и свесив хвост.

На противоположном склоне лога заскрипел снег. Показался силуэт возвращавшегося с жировки зайца.

Чернушка неслышно распласталась на грязной земле, совершенно с ней слившись. Заяц остановился на другом конце болотца. Их разделяло не больше пяти шагов, но Чернушка не решалась прыгнуть. Так прошло несколько минут. Заяц стоял, собравшись в пушистый комок, одни длинные уши двигались, точно концы ножниц. На заснеженном берегу четко рисовались мягкие контуры его съежившегося тела. Наконец он прыгнул в болотце и осторожно, словно боялся намокнуть, принялся щипать траву.

Чернушка, напрягая мускулы на задних лапах, бросилась вперед. Зубы ее вонзились зайцу прямо в загривок, за которым шли хрупкие плечевые кости. Заяц заверещал. Лиса сомкнула челюсти. Заяц кричал и метался, задние лапы подбрасывали его, словно пружины. Он был крупный и сильный. Лиса попыталась схватить его за горло, но заяц вывернулся и кинулся прочь. Он сделал два громадных прыжка, сразу оторвался от лисы, однако тут же рухнул на землю. Лиса перекусила ему шейные артерии…

Чернушка съела половину зайца, а другую половину оттащила в лог и зарыла. Страшно хотелось спать. Она пошла по лесу, еле шевеля своими израненными лапами, с твердым намерением навсегда покинуть скалы.

10

Спасаясь от Приходы, Чернушка оказалась в родных местах. Она поселилась в низких зарослях орешника, лип и бука. Напротив, в скалах, жила ее мать.

В этих зарослях она нашла прекрасную барсучью нору. Хозяева ее спали в своем теплом логове. Зима усыпила их, и Чернушка могла свободно хозяйничать в их доме.