Чернушка

Вначале, когда она, обходя чужое жилье, увидела спящих барсуков, зарывшихся в сухие листья, она испугалась, так как сразу поняла, что они не мертвые, а просто спят непробудным сном. Но позже свыклась с их присутствием и спокойно проводила дни в темном лазе.

Вечерами она уходила за холм, откуда открывалась широкая панорама окрестностей. Здесь ущелье кончалось, склоны его раздавались в стороны и, словно две огромные руки, обхватывали широкую волнистую равнину с густой сетью дорог и ложбинок, в которых прятались хутора и деревеньки. Река рассекала эту равнину, огражденную высокими горами.

Чернушка спускалась по крутому склону, поросшему обглоданным козами кустарником, переходила шоссе возле заброшенной мельницы и шла вдоль деревенек — добывать пищу.

Холодные декабрьские ночи стояли темные, безлунные. В небе мерцали синеватые звездочки. Зловеще чернел освободившийся от снега лес. На пустынных дорогах, пожелтевших от мочи и навоза, виднелись следы саней. Скованная льдом река чернела только на стремнине. После полуночи раздавался треск льда, огоньки в деревенских окнах гасли, туман смешивался с темнотой, и всё кругом заволакивала мертвенно-серая холодная пелена.

В одну из таких ночей Чернушка встретила свою мать. Старая лиса не остановилась, тенью шмыгнула в овраг.

На рассвете Чернушка возвращалась своим обычным путем. Перед восходом солнца снег становился голубовато-стальным, в воздухе кружились крохотные ледяные кристаллы. Солнце поднималось, громадное и красное, и окрашивало снег малиново-красным цветом. Иней покрывал леса хрустальными кружевами, и на каждом кусте расцветали нежные цветы. Шкуру Чернушки осыпало снежной пылью, и, прежде чем залезть в нору, она старательно отряхивалась. Когда солнце поднималось выше, теперь уже ослепительно желтое, иней таял и с тихим шепотом падал на землю. Когда не было ветра, Чернушка грелась на солнышке. Ее продолговатые глаза, чуть скошенные к основанию ушей, блаженно щурились. Шкура лоснилась от щедрого света. Сойки сбивали иней, кричали, оперение их переливалось яркими, чистыми красками. В глубине ущелья, над незамерзающей стремниной, играли отблески, словно там кто-то размахивал саблей. К полудню снег начинал таять, а к вечеру на противоположный склон ущелья наползала огромная тень. И Чернушка снова отправлялась на охоту. Каждую ночь ее ждали новые приключения и встречи с другими охотниками, так же, как и она, вышедшими на добычу. Она набрела на хорьков, издававших неприятный запах, попадались ей незнакомые лисицы, белодушки, даже дикие кошки, от которых она спасалась бегством. Однажды ей встретился волк-одиночка. Он заметил Чернушку, погнался за ней, и от страха она понеслась, как на крыльях. Успокоилась только в лесу…

Во время своих ночных похождений она часто проходила мимо кооперативного хозяйства, где жил и работал Прихода. Поздней ночью порой она подкрадывалась к дому и слышала, как за стеной храпят Прихода и его товарищи. В хозяйстве не было другой собаки, кроме гончей, а она спала в теплом хлеву, поэтому Чернушка беспрепятственно ловила мышей возле самого дома или в овраге, где стояло огромное водоподъемное колесо.

Так она провела конец декабря с его короткими днями и бесконечно долгими ночами.

11

Зимой на огороде работы не было. Крестьяне коротали время у печки, разговаривали, играли в карты, читали газеты. К вечеру все шли в село по своим делам. С Приходой оставалось два-три человека, любивших послушать про его охотничьи приключения и побалагурить. Детей у Приходы не было, жена работала тут же, и они жили здесь, а свой дом в деревне заперли.

Про историю с лисой знали все. Прихода представил Чернушку необыкновенно крупным и хитрым зверем, шкура ее, по его словам, горит огнем, а «хвост длиннющий, что твое помело». Свою неудачу он объяснил тем, что не пошел вовремя посмотреть, как дела, и лиса ускользнула, «хоть и раненая», а ее кровавый след замело снегом.

Его воображению Чернушка и впрямь рисовалась необыкновенной лисой. Она не выходила у него из головы, он мечтал о том, как убьет ее и принесет домой ее прекрасную шкуру. Оставив в пещерке ружье и петуха, он был убежден, что лиса теперь уж наверняка его, и побился об заклад, что на этот раз вернется не с пустыми руками. Из-за спора он и не пошел на следующий день поглядеть, что там происходит, полагая, что голодный зверь не одолеет искушения и тронет петуха, «и, если это не случилось сегодня, значит, непременно случится завтра». Так, боясь проиграть спор, он для верности пошел к пещерке только на второе утро.

Когда он подошел к скалам, ружье было на прежнем месте, курок взведен. Прихода понял, что петух не тронут. Он обошел скалы, увидел отверстие, через которое Чернушка выбралась, и разразился яростной бранью, размахивая руками и брызгая слюной. Потом двинулся по следу. Пятна крови на снегу казались желтыми. Но идти по следам было трудно — следы исчезали, впитанные снегом. Прихода прошел сотню метров и понял бессмысленность своих стараний.

Вернувшись домой, он, однако, представил дело иначе. Лиса была ранена его ружьем, солгал он, но не смертельно; рана, видимо, оказалась легкой. Он хотел доказать, что, хотя ему и попалась очень хитрая лиса, он все же сумел ее перехитрить и только по чистой случайности проиграл спор. Однако через неделю Прихода и сам уже верил в правдивость своих слов и мог поклясться, что все так и было, хотя на самом-то деле ружье в скале так и не выстрелило.

— Шкуру жаль! Такой зверь ушел из-под носа! — вздыхал он. — И зачем я только об заклад бился? Пошел бы себе на другой день и тихо-спокойно взял бы лису.

— Где-то теперь она ходит, живая и здоровая, — подсмеивались над ним его приятели.

— Как же, ходит она! — задумчиво говорил Прихода, вспоминая вдруг про свой обман, и тут же пускался объяснять, куда и как была ранена лисица.

Как только потеплело и установилась подходящая для охоты погода, Прихода отправился в село звать учителя. И однажды утром учитель пришел со своей черной гончей.

— Пойдем на ту лисицу, — заявил Прихода, когда они вышли со двора. — Я поклялся, что убью ее. Я из-за нее ночей на сплю, заклад проиграл, посмешищем стал…

— Ты о какой лисе говоришь? — удивился учитель, который давно знал историю с Чернушкой. — Ты же говорил, что она сдохла.

— Говорить-то говорил, да только самому не верится, — сказал Прихода, нисколько не смутившись. — Может, рана была совсем легкая. Откуда ж я знаю!..

— Ладно, — усмехнулся молодой человек. — Куда же, ты думаешь, она ушла? Не живет же она снова в пещере?

— Я думал об этом. Пошли, я покажу тебе, где она!

Они шли по шоссе, громко разговаривая и то и дело одергивая собак, рвавшихся вперед. Утро выдалось хмурое, дул южный ветер, снег лежал свинцово-серый. Деревья шумели, снег размяк и осел.

— Самая лучшая погода для охоты! Теперь только бы поднять зверя — не уйдет! — сказал учитель.

— Славная погодка! Однажды в такой день ну и зайцев мы настреляли! Вот была охота!

Все больше вдохновляясь, они наперебой рассказывали разные свои приключения, с надеждой посматривая на собак и поправляя на плечах ремни ружей. Войдя в ущелье. Прихода стал осматривать берег реки. Недалеко от моста начиналась круто входящая вверх луговина. Она простиралась от самого шоссе до гор громадным белым полотнищем. Зоркие глаза учителя углядели вдалеке лисий след.

— Смотри! — сказал он и показал на следы. — Видишь, откуда шла. Держу пари, что лиса прошла здесь самое большее десять минут назад.

Прихода посмотрел вверх и уверенно сказал:

— Она!

— Кто — она? — спросил учитель.

— Та самая лиса.

— Брось! Откуда ты взял?

— Говорю тебе, что она. Пойдем за ней.

— Мне все равно, — согласился учитель.

Они пошли по следу. Собаки натягивали поводки, с жадностью вдыхая свежий лисий дух. Пасть раздувалась, готовая раскрыться в неудержимом лае, распиравшем грудь.