Страница 8 из 28
Хотя не со всеми стихами дело так просто. Попробуйте переписать прозой:
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
Я пробовал. Не получается. Слова не выкинешь и не переставишь, только в строчку перепишешь.
У меня есть память на стихи и стиль поэта. Однажды полистал сборник Твардовского, а на другой день узнал его стихотворение, которое слышал первый раз.
И еще был подобный случай. Окружающие думали - знание, а это чутье. Я живу интуицией. Лечу с большой горы и не знаю, то ли в пропасть ухну, то ли мягко приземлюсь.
О классической музыке говорить вообще не приходится.
Единственный, кто мог просветить меня во всех этих вопросах или хотя бы вызвать к ним интерес, - отец. Он проводил со мной много времени, почему же мы не ходили в театр и музеи? Я, кажется, знаю.
Отец всю жизнь любил ходить. Он почти не пользуется транспортом. Для него ходьба - отдых. Все наши с ним встречи - гуляние. Я до сих пор никогда не прихожу к отцу без предварительного звонка. А он мне назначает время, как врач на прием. В положенный же час отправляет меня домой. Отец - педант. Времени зря не теряет. У него каждый день расписан до минуты.
Наверно, поэтому с ним я всегда ощущаю какую-то неловкость и беспокойство, будто отрываю его от важных дел, мешаю.
У отца есть один талант: он умеет говорить с детьми, совсем, впрочем, не подделываясь под их возраст.
Рассказывает что угодно. Может переделать сложную математическую статью, которую только что разбирал, в интересную сказку. О научных проблемах он сообщает так популярно, что, кажется, козе должно быть понятно. Загадочный ореол, который реял над отцом во времена моего детства, объясняется еще тем, что я не знал ни родственников его, ни друзей. Для меня было специально отведенное время, увлекательно проводимое, для отца оно же - отдых. Мы гуляли, дышали свежим воздухом, а отец рассказывал. Он не слушал, ему не очень-то интересны мои дела, он говорил.
Я еще в детстве знал: мать ждет не дождется вести меня в гости к отцу, а видится с ним всего пару минут.
Наверно, это любовь. Когда меня к отцу водила бабушка, а мама оставалась дома - наверно, это была гордость.
Раньше я все это чувствовал, но понимаю только теперь. Я не пытался разобраться в том, что знал, не называл это словами. Может быть, боялся назвать.
Когда я возвращался от отца, мать бросалась ко мне, целовала, прижимала к себе, а я кричал и вырывался. В те минуты не меня она обнимала, а его, с которым я провел полдня. Это было оскорбительно.
Она должна была принадлежать только мне. Только меня она имела право любить. Он тоже. Но он никогда не интересовался матерью. Тут я был спокоен.
- Ну, как папа? Как вы погуляли? Что он говорил? Ему понравился твой костюмчик?
Она действительно скучала, пока я был у отца. Она еще больше любила меня. И его любила и мучилась.
Она скрытная, очень боялась выдать свое чувство.
Кажется, она и бабушке не жаловалась и ничего не рассказывала, хотя ручаться не могу. Бабушка-то наверняка понимала все. Сейчас и я понимаю это по-взрослому. Но тогда у меня в душе родилось что-то гадкое. Ты его любишь? А я с ним гуляю! Ты его хочешь видеть и слышать? А слушаю и вижу его я. Как он выглядит? Да какое твое дело! Это, наверно, самое тайное и стыдное моего детства. Иногда в минуты раздражения это проявлялось во мне и позже.
Мама уже много лет работает на хлебозаводе.
Зарплата у нее не слишком большая. Отец официально не платит никаких алиментов, но постоянно отправляет со мной деньги.
Я не помню случая, чтобы он послал маме подарок.
Мне тоже ничего не покупал сам. У нас в доме нет вещи, которая бы напоминала о нем. Кстати, я никогда ничего не просил у отца. А в детстве мне очень хотелось иметь тот стеклянный шар со снегопадом. Я у отца даже книги читать не прошу, а у него есть редкие книги. Обойдусь читальным залом. Вот только маме он мог бы хоть раз в год делать ерундовые подарки.
На Восьмое марта, например. Что ему стоит?
Знакомым я рассказываю в основном про отца.
- Мой папа математик, - говорю я. - Он Месяц провел в Польше, а сейчас в доме отдыха.
Мои мама и отец разошлись, в этом нет ничего стыдного. У многих ребят родители расходятся. Ну и что?
Но я никому не говорю вот о чем: мои-то ведь никогда и не "сходились". Они никогда не были расписаны. Я внебрачный ребенок. Моя мама мать-одиночка. Вот так-то.
У меня есть мать, есть отец, и что за дело, есть ли у матери в паспорте штампы о браке и разводе. Но дед (отец матери) так меня и не признал. Он сказал:
"незаконный" - и точка.
У деда с бабушкой в пригороде свой дом. Очень странный дом. Половина покрашена голубой краской, половина - коричневой. Голубая половина дедова, коричневая - бабушкина. Внутри они не соединялись.
Если деду нужно было что-то передать бабушке, он обходил дом с улицы, поднимался на коричневое крыльцо и стучал. Говорили они редко. Дед занимался садом, были у него ульи и куры, и раз в неделю он ездил на рынок. Однажды подарил бабушке вязальную машину. Бабушка так и не научилась ею пользоваться.
Пока я был маленький и матери не с кем было оставить меня, когда она уходила на работу, у нас жила бабушка. Летом мы с ней ездили на дачу, в ее коричневую половину. Мама оставалась в городе. У бабушки была еще одна дочь, Поля, горбунья. Она так и не вышла замуж и жила в голубой половине, с дедом. Тетя Поля, бывая в городе, иногда заходила к маме. Впрочем, редко.
Бабушка говорила: "Незаконных детей нет. Все дети законные, если они родились". Меня эти разговоры тогда не занимали. Еще бабушка говорила: "Несчастливые у нас в роду женщины".
Бабушку одно время я любил даже больше матери.
Она прожила с нами до семи моих лет. Потом исчезла.
А я как раз впервые тяжело заболел. Потом стал выздоравливать, потихоньку есть. Со мной все время была мама. Она кормила меня вкусными вещами, какие у нас дома водились только по большим праздникам.
Я много спал, наверно, сном из меня болезнь выходила.
И вот проснулся я однажды, а в комнате мама и соседка. Мама тихо плачет и говорит: