Страница 44 из 97
- Гражданка Горобец, - сухо произнёс Томич. - От имени следствия по данному делу я принимаю решение вас задержать...
Дальше было противно. Хозяйка впала в истерику, дико билась в руках комендантского бойца и милиционера, орала что-то бессвязное. Однако Томич, похоже, вычленял из этих криков что-то для себя понятное, потому как поощрительно кивал и команды успокоить женщину не давал, Похоже, в своих проклятьях, обращённых ко всем подряд, включая присутствующих, неких отсутствующих, втянувших её в это дело, хохлов, сепаров, Порошенко, Путина и даже отчего-то Хрущёва, Анна что-то выплёскивала и что-то полезное для следствия.
В конце концов, она успокоилась. Алексей принёс ей воды, они выпила так, будто и воду ненавидела сейчас - вместе со всем тем длинным списком персон, который она только что выдала. Посмотрела на своего жильца, на Томича, затем спросила безучастно:
- Меня на подвал, да?
Томич задумчиво посмотрел на неё:
- Ну, а как ты хотела? По содеянному. Но и на подвале люди живут. А вот как живут - зависит, конечно, от того, как они сотрудничают со следствием...
Анна поникла. Было понятно, отчего. В молодом Луганском государстве - ладно, недогосударстве - и нравы царили... ну, молодые. Как в той Гражданской войне. За белых аль за красных? И далее - без особых процессуальных заморочек. В зависимости от.
На подвал МГБ попасть - это, по слухам, было ещё ничего. Всё же шантрапой всякой не занимаются, да и некая культура законности всё же не заслонена военной неумолимостью. Вот у казачков было, опять же по слухам, совсем хреново. Полная революционная целесообразность. Подозревали в работе на укров всех, а всех незнакомых - вдвойне. Хватали и тащили на подвал даже добровольцев, если те оказывались в казачьей зоне без знакомого казакам сопровождающего. Такие тоже бывали: проходили "ноль" самостоятельно, или связывались с жителями приграничных селений, или вон просто шарашили через поля на грузовике, вдали от пограничных КПП.
Рассказывал про такой случай один из парней в его роте, сам видел, возвращаясь после излечения через какой-то из дальних переходов. Дескать, вдруг погранцы закрыли проход, опустили шлагбаум и, по словам рассказчика, "вдумчиво засуетились". Результат суеты нарисовался уже минуты через три в образе бэтра, щедро разбрасывающего питательную донецкую землю из-под колёс и шустро углублявшегося в сопредельную темноту.
Итогом операции стал пригнанная на КПП древняя крытая "шишига" и длительные переговоры кого-то с погранцами, окончание которых боец уже не застал. По отрывочной фразе, однако, брошенной веселящимся дээнэровцем (переход был у соседей) он понял, что некие наивные ухари добровольцы посчитали, что раз степь, то её никто не охраняет, и приборчиков внимательных нет, и попёрлись внаглую. Хорошо, что рация у них была правильно настроена, на правильную волну - когда услышали приказ команде бэтра стрелять в случае продолжения грузовиком движения, остановились, обозначили себя светом и по радио.
В общем, энтузиасты просачивались, полагая, что тут всё мёдом намазано и им сейчас же дадут оружие и направят на фронт. А казачки встречали их неласково. Бросали на подвал и начинали задавать вопросы. И если некто в течение первых пятнадцати минут не успевал убедить их в своей пушистости и добронамеренности, то приходилось такому добровольцу несладко.
Нет, как рассказывал Алексею один казачок в Алчевске, куда Кравченко заехал по переданной из Брянска просьбе посмотреть на состояние бабушкиного дома и был принят там подозрительными патрульными Головного, - никаких таких пыток и жестокостей. Людишек били вдумчиво, чтобы посмотреть, кто как держать будет экзекуцию. И в зависимости от этого уже определяли дальнейший путь добровольца - на окопы на пару неделек, для дальнейшего вдумчивого наблюдения, на подвал дальше, или же - по законам военного времени, как укровского шпиона. "Но то редко совсем, - заверял казачок, заглаживавший за немудрящим столиком вину перед "правильным" Алексеем за первоначальную подозрительность. - Когда точно всё со злодеем ясно. И то иной раз просто выкидывали его между блок-постами, когда подозрения были, а доказательств - нет. Не звери, чай...".
Анне-хозяйке подобное, понятно, не грозило, но она всё равно начала преданно смотреть на Томича и развёрнуто отвечать на его вопросы.
Выяснялась с её слов интересная ситуация. Ежели прежде, "при хохлах" бизнес сдачи квартир был достаточно хорошо налажен - долю за спокойствие давали участковому (присутствующий мент пожал плечами (он-де новый, тогда не работал), кому-то ещё наверх по милицейской линии и немного - в жилконтору, чтобы те по своим каналам не устраивали подляны в самые те моменты, когда на квартире милуется парочка, - то после смены власти жилконторские остались, а вот с милиционерами пошли разные заминки. Так это сформулировала Анна. И довольно скоро на подобных ей хозяев вышли ребята, что называется, с окраин. Ну, или со спортивных клубов. Сначала рядились под ополченцев, но в конечном итоге довольно быстро обозначили свою настоящую принадлежность к бандитам. "К мафии", - как сказала Анна.
Жить всем надо, так что взаимовыгодный вариант "налогообложения" нашли быстро. И всё было хорошо, бандиты вполне исполняли свои обязательства, когда надо было регулировать разные спорные ситуации. Анну вот не обижали ни разу, да она и дела с ними не имела. Встречалась раз в неделю с одним человеком - даже не она, а муж её, - тот получал оговорённую долю, и всё. Жильцы ничего и не знали о потаёных от них сторонах квартирного бизнеса.
Но с месяц назад тот человек зада вопрос: кто, мол, живёт, в частности, у неё из постоянных. А на её трёх квартирах постоянно жил только вот он, Алексей. А когда парень узнал, что жилец из военных, то потребовал описать его и узнать фамилию.
Да, вспомнил Алексей, точно! - приходила она с каким-то якобы требованием указать данные проживающих жильцов. Дескать, власти какой-то учёт вводят, Ну, ему скрываться было не от кого, так что он фамилию назвал и со спокойным сердцем обо всём забыл. А оно вон как повернулось.
Анна как раз в это время страстно заверяла Томича, что не знала, для чего это надо было представителю "крыши", а то бы ничего ему не говорила.
Врёт, конечно, ссориться с бандитами ей было совсем не с руки. Но, конечно, знай она, что сотрудничество с ними закончится гранатой в окошко и разгромом квартиры, то точно попыталась бы обвести их мимо темы. В общем, тётка-то не злая и не предательская даже. Просто хитрая, как все хохлушки и на выживание любой ценой нацеленная. На выгодное выживание. Этакий украинский прапорщик в юбке...
Адреса крышевателя она, конечно, не знала, но номер телефона продиктовала и рассказала, когда - примерно, ибо по факту время встреч колебалось - надо было ожидать следующей с ним деловой встречи.
Алексей, правда, про себя заключил, что паренёк вряд ли придёт - теперь, когда стало ясно, для чего он собирал данные на военных. Но ясно было и то, что в отсутствие подлинного, установившегося правопорядка "мафия" эта доморощенная за своими деньгами непременно вернётся. Собственно, правопорядок и отличался-то на Украине от чисто мафиозного тем, что дани и поборы шли милиции, а не бандитам. Хотя тем тоже своё перепадало - подчас и от милиции.
В России, что ли, не так? Там просто в систему всё собрано, потому и беспредела мало. Уж кому как не Алексею Кравченко было об этом знать - с его-то опытом работы в "Антее"!
Вот так, за полезным разговором и провели время, покуда не подошла вызванная Томичем машина, и тот с задержанной и сопровождением отправился в управление - закреплять показания, как сказал. Лёшке он посоветовал продолжать быть осторожным - ибо не сегодня ещё злыдней повяжут, - а лучше бы и вовсе отправлялся он по месту службы и не отсвечивал.
Тот пожал плечами, покивал. Оговорился лишь, что зайдёт в больницу только, Ирке её вещички передать, что в квартире забрал, телефон да документы. И сразу - в располагу. Максимум - может, ещё домой к ней метнётся, ежели понадобится девочке что-нибудь оттуда. Да и мать её успокоить, что с внуком сидит. Самому, конечно, оно не с руки будет - звонить с такими известиями, вот Ирка сама и позвонит. Ежели верно то, что не очень опасное у неё положение со здоровьем.