Титан

Но воскресным утром 10 сентября 1922 года этот город был страшен. Вот уже много дней между греками и армянами ходили слухи о том, что «турки идут». Теперь турки пришли. Зная, что они славятся своей жестокостью, армяне и греки стали спешно эвакуироваться. Красивая гавань была забита кораблями: грузовые суда, пассажирские лайнеры, турецкие шлюпки и двадцать два военных судна. Два британских линкора, три эскадренных миноносца под американским флагом, три французских крейсера и итальянские крейсер и миноносец возвышались в группе других, более мелких судов. Четыре названных державы прислали сюда эту армаду для защиты соотечественников, оставшихся в Смирне. Этим участие иностранных государств в том, что рассматривалось как внутренний турецкий конфликт, решено было ограничить. Впрочем, в то утро весь мир все равно пристально наблюдал за Смирной.

Мустафа Кемаль появился в городе на французском автомобиле с открытым верхом и был встречен как герой ликующей, грохочущей толпой турок. Гази улыбался, приветственно помахивал рукой. Питая склонность к драматическим эффектам, он отказался украсить свою форму какими бы то ни было знаками различия. В первый день Мустафа Кемаль отдыхал. В тот вечер он отправился в самый лучший ресторан города, чтобы впервые за две недели военной кампании выпить ракии. Ко всеобщему изумлению, не признавший Кемаля метрдотель сказал, что свободных мест нет. Тогда Кемаль повернулся к столику, за которым сидели богатые изрядно перепуганные греки — уж они-то его узнали! — и спросил:

— Скажите, сюда когда-нибудь приходил царь Константин, чтобы выпить стаканчик ракии?

Греки отрицательно замотали головами.

— Тогда зачем же ему понадобилось завоевывать Смирну? — спросил он, и все засмеялись.

В Смирне сразу же заговорили о том, что, возможно, Мустафа Кемаль-паша отнюдь не такой зверь, каким его представляли.

Оставшаяся на вилле близ Сардиса Диана Рамсчайлд стояла на веранде, опираясь спиной о перила, и безразлично смотрела в пол. На ней было простое белое платье и коричнево-белые туфли. На ней не было шляпки, а золотисто-белокурые волосы нуждались в гребенке.

— С ним такое бывает, — сказала Фикри, которая сидела тут же на деревянном стуле. Был вечер вторника, на вилле никого не было, кроме этих двух женщин, ожидавших вестей от Кемаля. — Он умеет любить и быть ласковым, но также умеет быть невероятно жестоким. Его отношение к ближнему очень переменчиво.

— Я вела себя как дура, — спокойно сказала Диана. — Думаю, я заслужила те слова, которые он обрушил на меня. Если бы у меня было хоть немножко здравого смысла, я тотчас уехала бы домой.

— Но у тебя нет здравого смысла, потому что ты любишь его.

— Да, я люблю его, — вздохнула Диана. — Но начинаю думать, что у меня это плохо получается.

— Я тоже его люблю, — своим тихим голосом сказала Фикри.

Диана посмотрела на турчанку, и у нее появилось ощущение своей вины перед ней. До сих пор она не задумывалась о переживаниях Фикри. Собственно, ей казалось даже, что турчанки вообще бесчувственны и, стало быть, их чувства невозможно оскорбить.

— Мне жаль нас обеих, — сказала она.

На дороге показалась машина, которая остановилась перед виллой. Из нее вышел полковник Ариф и живо стал подниматься по лестнице. Кивнув Диане, он заговорил с Фикри по-турецки.

Фикри улыбнулась и поднялась со стула.

— Он послал за нами, — сказал она Диане. — Ариф отвезет нас в Смирну.

Диане захотелось заплакать от облегчения.

Спустя три часа они затормозили перед красивой белой виллой в богатом квартале Бурнава, который раскинулся на холмах над всем городом. Диана с Фикри вышли из машины, а Ариф жестом приказал одному из лазов-телохранителей забрать их багаж. Несмотря на то что была уже почти полночь, в комнатах горел яркий свет. Диана поднялась вслед за Фикри на крыльцо, но там немного задержалась, чтобы привести себя в порядок.

— Может быть, уже слишком поздно что-либо изменить, — сказала она Фикри, печально улыбнувшись. — Но я все равно должна выглядеть как следует, даже на эшафоте.

Фикри, казалось, не оценила этой шутки.

Они вошли в дом, который был богато обставлен французской антикварной мебелью. Кемаль сидел за письменным столом в большой гостиной с великолепным видом на гавань. Он читал телеграммы и курил. Ворот мундира был расстегнут, открывая гладкую безволосую грудь. Он поднял глаза на вошедших женщин и что-то быстро сказал по-турецки. Фикри вышла из комнаты. Тогда Кемаль посмотрел на Диану. У него было каменное выражение лица. Обычно он был с ней весьма галантен, но теперь она даже не обратила внимания на то, что он не предложил ей сесть.

— Я думаю жениться, — сказал он. — Это тебя удивляет?

— Это зависит от того, кто твоя избранница.

— Ее зовут Латифи. Она дочь владельца этой виллы, богатого судопромышленника. Он сейчас со своей женой в Биарице. Латифи красива, истинная патриотка и имеет европейское образование. Она мне очень подходит в качестве жены.

— Поздравляю, — проговорила Диана, стараясь не показывать ему своих чувств. Она знала, что он изо всех сил старается причинить ей боль.

Он собрал в кулак пачку лежавших перед ним телеграмм:

— Мне прислали приветственные послания руководители многих государств мира, так что едва ли я нуждаюсь еще в твоих поздравлениях. Вот смотри: президент Франции, канцлер Германии, король Испании Альфонсо, Муссолини. Даже ваш президент Хардинг. Они знают, что с таким человеком, как я, приходится считаться. Они видят мое величие.

— Может, ты не удержался и послал поздравительную телеграмму самому себе?

Положив телеграммы, он слегка улыбнулся:

— Спасаешься юмором, как истая янки. Понимаю. Поскольку уже поздно, я разрешаю тебе провести эту ночь здесь. А завтра ты покинешь этот дом. Я заказал тебе комнату в «Восточном клубе». Это самый лучший клуб во всем городе. В четверг в Марсель отплывает французский лайнер «Виль де Пари». Я заказал тебе каюту. Ты можешь рассматривать себя в качестве гостьи нового турецкого правительства, которое оплачивает все твои расходы. Было очень приятно с вами познакомиться, мадемуазель. Доброй ночи.

С этими словами он с силой вдавил окурок сигареты в уже почти полную пепельницу.

— Все? — тихо спросила она.

— О чем еще говорить?

— Ты был моим возлюбленным.

С минуту он молча изучал ее своими замечательными синими глазами.

— Вечная романтическая любовь — это то, о чем пишут в дешевых книжках. Боюсь, я не способен на такое чувство.

— Тогда что ты во мне нашел?

Он закупил еще одну сигарету, выдохнул дым и сказал:

— Я никогда до тебя не спал с американками. Это было приятно, за что я тебя и хочу поблагодарить.

— Ты хладнокровный мерзавец! — сказала она, чеканя каждое слово. — Мне жаль Турцию.

Он смотрел ей вслед, когда она уходила.

Ее душила ярость. Уже второй раз в жизни она влюблялась в человека, который затем предавал ее, унижал. Она вышла в холл и увидела висящий на стене кривой ятаган — древнее оружие турок. В слепом гневе она потянулась за ним, чтобы вернуться в комнату и зарезать Кемаля. А почему бы и нет? Не он ли научил ее тому, что человеческая жизнь ничего не стоит? Не он ли подговорил ее нанять Лысого Али для убийства Ника? Но вдруг она увидела в конце холла одного из телохранителей Кемаля, который наблюдал за ней. Диана поняла, что, даже если ей и удастся покончить с Кемалем, эти лазы не выпустят ее с виллы живой.

«Нет, держи себя в руках, — приказала она себе мысленно, поднимаясь по лестнице. — Не устраивай сцен».

Большую часть ночи она пролежала в кровати без сна, слезами вытравливая из себя ханум…

Утром Диану на машине отвезли в «Восточный клуб», компаунд[11], обнесенный высотой в шесть футов белой оштукатуренной стеной. Клуб был расположен в европейском квартале, недалеко от французского консульства, этакий маленький островок роскоши и отличной европейской кухни, с плавательным бассейном, теннисным кортом и казино. Управляющим здесь служил элегантный француз месье Дюваль, который приветствовал Диану нарочито уважительно.