Титан

Полковник Ариф все еще стоял в дверях. Вдруг рядом с ним появилась очень хорошенькая молодая женщина, вся в черном. Она с интересом принялась рассматривать Диану.

— А, Фикри, — сказал Кемаль. — Это мадемуазель Рамсчайлд из Америки. Фикри моя двоюродная сестра. — «И любовница», — мысленно добавила Диана, которой приходилось слышать об этой турчанке. Гази быстро сказал что-то Фикри по-турецки, потом вновь обратился к Диане: — Я обратил ее внимание на ваше одеяние, поскольку вы, как я вижу, имеете хороший вкус. Это платье, если не ошибаюсь, сшито у знаменитой Шанель?

— Совершенно верно, ваше превосходительство, я удивлена вашей осведомленностью в таких вещах.

— Женская одежда интересует меня почти так же, как сами женщины. Я говорю о европейской женской одежде. Моя страна очень отсталая, мадемуазель. Еще не прошло двух лет с тех пор, как Фикри сняла чадру. Я стремлюсь к тому, чтобы моя страна совершила прыжок из XVII столетия в XX как можно скорее. Причем во всех отношениях, включая и моду. — Он повернулся к Фикри и снова что-то сказал ей. Она вышла из кабинета и увела с собой Арифа. — Фикри принесет нам кофе, потом мы поговорим об оружии. Я всегда говорил, что больше всего ценю в женщинах доступность. Но вы имеете то, что я ценю еще больше: оружие. Кстати, во всей Ангоре не найдется ни одного отеля, который было бы не стыдно предложить такой женщине, как вы. Смею надеяться, что вы удостоите меня чести быть сегодня вечером моей гостьей.

— Это как раз я почту за честь.

— Хорошо, тогда решено. Пожалуйста, садитесь. Насколько я понимаю, несколько дней назад вы были во дворце? Пытались продать свой товар султану?

— Откуда вы это знаете? — спросила Диана. Она села в кожаное кресло напротив Кемаля. Их разделял только небольшой восьмиугольный столик.

— Моя дорогая мадемуазель Рамсчайлд, практически все значительные константинопольские новости доходят до меня. Визиты во дворец, очевидно, не обошлись для вас без дачи взяток?

— Тысячу долларов. Бабур-паша просил еще тысячу. Знаете, я бы и ему заплатила, но у меня было подозрение, что это только начало. Я не прочь иногда «подмаслить» кого нужно. В моем деле без этого не обойтись. Но всему есть предел.

Кемаль улыбнулся:

— Хорошо. Мне это нравится. Весь двор султана коррумпирован невообразимо. Коррумпирована вся система. Султан приговорил меня к смертной казни. Но это все равно как если бы заключенный осудил начальника тюрьмы. Для того чтобы иметь дело со мной, вам не придется расточать взятки, мадемуазель. Лгать я вам тоже не стану. В оружии я нуждаюсь. Репутация вашей фирмы мне известна. Мы можем заключить сделку. Думаю, эта поездка обернется для вас выгодой. Кстати, мне никогда не приходилось летать на самолете. Страшно?

— И не говорите, — улыбнулась она. — Но мне жутко понравилось.

Его глаза стали шире.

— Вы мне нравитесь, мадемуазель, — сказал он негромко. — При вас ум, при вас мужество. И все это в такой восхитительной оболочке. Весьма рад, что вы у меня в Чанкайе.

В кабинет вернулась Фикри. В руках у нее был эмалированный поднос, на котором стояли две изящные кофейные чашки, красиво расписанный кофейник, пиала с розовым медом и тарелка со сдобными булочками. Она молча поставила поднос на стол, быстро взглянула на Диану и затем вышла из кабинета.

Фикри прекрасно знала, к чему все идет.

— Значит, вы не были еще замужем, мадемуазель, — сказал Кемаль тем вечером, когда они ужинали вдвоем у него в кабинете. Комната была освещена масляными светильниками, и приятный ветерок залетал в раскрытые окна. За столом им прислуживала Фикри. Кемаль уже выпил очень приличную дозу жгучей ракии, но пока что ее воздействие никак не проявилось. — Вы когда-нибудь любили?

— Однажды, — ответила Диана, разрезая ножом превосходную баранину. — Я любила человека, которого теперь ненавижу.

— Вы восхищаете меня. Я тоже умею ненавидеть. Ненависть, как и любовь, может быть прекрасной. Но почему вы его ненавидите?

— Он соблазнил меня, сделал предложение, а в итоге женился на другой.

— Это серьезная причина для ненависти.

— К тому же из-за него умер мой отец.

— Эта причина еще серьезнее. Он убил его?

— Можно сказать и так. Он спровоцировал у отца вспышку гнева, которая стала причиной смертельного приступа. Я поклялась отомстить и когда-нибудь отомщу.

— Но к чему ждать? За все то, что этот человек сделал с вами, он заслужил смерть. Каждый лишний день его жизни — это надругательство над памятью вашего отца.

Она внимательно посмотрела на него. Кемаль чистил персик.

— М-м… но я не имела в виду, что собираюсь убить его.

— Всякое другое наказание было бы неадекватным. Смерть за смерть. Я убил многих людей. Порой сделать это нелегко, но необходимо. Когда вы узнаете войну так хорошо, как узнал ее я, мадемуазель, вы поймете, насколько дешево стоит человеческая жизнь.

— Да, но… помимо всего прочего в Америке нельзя просто прийти к обидчику и заколоть его кинжалом. У нас есть электрический стул, садиться на который у меня нет никакого желания.

— Дорогая мадемуазель, вы рассуждаете по-дилетантски, — сказал он терпеливо, словно объясняя ребенку какие-то прописные истины. — Для такой работы вы нанимаете профессионального убийцу. В Константинополе, в этом продажном городе, проживают десятки наемников, адреса которых я мог бы вам дать. Если вы оплатите стоимость их проезда до Америки и назначите приличное вознаграждение, они с радостью убьют этого человека. Кстати, как его имя?

— Флеминг, — задумчиво ответила Диана. — Ник Флеминг. Теперь он живет в Голливуде. Купил киностудию.

— Голливуд! — воскликнул Кемаль-паша и расхохотался. — Да ради одной только возможности побывать в Голливуде эти ребята убьют вам его бесплатно!

Он наполнил свой стакан еще одной порцией ракии, выпил одним духом и поднялся из-за стола.

— Я здорово напился, — объявил он. — Мне нужно отправляться в постель. Подумайте над тем, о чем я вам говорил. Великая истина жизни заключается в том, что либо вы управляете ею, либо она управляет вами. — Он обогнул стол, приблизился к ней и взглянул на нее сверху вниз. — Сегодня я купил у вас приличную партию оружия, мадемуазель. Я оказался хорошим покупателем. Я никогда не спал с американкой. Буду счастлив, если вы пожелаете прийти ко мне в спальню. Она находится наверху, в конце коридора.

Он поднес ее руку к своим губам и поцеловал не спуская с нее своих синих глаз. Затем он отпустил ее руку и вышел из кабинета.

Спустя минуту вошла Фикри и молча стала убирать со стола. Она взглянула на Диану, и той стало не по себе.

Ей стало интересно, о чем думает сейчас эта красивая молодая турчанка в черном.

Мустафа Кемаль-паша, один из самых влиятельных и могущественных людей в Турции, сидел обнаженный на краешке своей кровати и гадал, придет ли к нему американка. Америка была для него мифом и загадкой. Он люто ненавидел Вудро Вильсона, который на Версальской конференции после войны проявился как враг Турции. Но Кемаль от души смеялся над комедиями Чарли Чаплина. Диана Рамсчайлд ему понравилась. Она была не только умна и красива… Она умела ненавидеть. Он склонялся к тому, что она умела и любить.

В дверь тихо постучали.

— Входите, — сказал он по-французски.

Дверь открылась. Диана вошла в спальню. На ней был пеньюар из белого газа, сквозь прозрачную ткань которого при мягком свете лампы Кемалю было видно ее изумительное тело. Она закрыла за собой дверь и взглянула на его наготу. Он протянул к ней руки, и она приблизилась, расстегнув пеньюар и бросив его на стул у кровати. Спальня была обставлена просто: грубая деревянная мебель, старомодная медная кровать, над которой на стене висела фотография матери Кемаля. Женщина в крестьянской одежде сидела перед фотокамерой, прямо и сурово глядя в объектив. Застекленная дверь выводила на балкон, нависавший над крыльцом дома, где несли караул лазы-телохранители.