Титан

— Боже, о Боже! — воскликнула она. — Так значит мама была права в отношении тебя! Что случилось с нашей любовью? С нашей вечной любовью? «О, Диана, мы избранники любви!» Я хорошо помню, как ты говорил эти слова, а я, дура, слушала и верила! Но стоит показаться первой же смазливой мордашке, и бедную Диану — вон? Разве не так, Ник?

— Слушай, я вовсе не говорю, что поступаю хорошо…

— Хорошо?! Да ты поступаешь как мерзавец! Как подлец! Как сын шлюхи! — Он весь напрягся. — О, ты никогда не утруждался рассказать мне об этом, не так ли? Ты никогда не смел сказать мне правду! — Она перешла на исступленный крик. — Сын шлюхи! О, ты поступил именно так! Я ненавижу тебя, ненавижу тебя, ненавижу! — Она ударилась в слезы. — Ты ответишь мне за это. Ты никогда обо мне не забудешь! Молись, чтобы ты больше никогда не попался на глаза Диане Рамсчайлд! Я отдала тебе себя, я отдала тебе свою любовь, я верила тебе… дрянь! Ты, сын шлюхи!

— Диана…

— Замолчи! — взвизгнула она. — Не смей больше раскрывать своего рта при мне! Я не хочу больше слышать твой лживый голос! Но обещаю: ты никогда не забудешь про меня! Я обещаю это тебе, Ник Флеминг. Я буду преследовать тебя до твоей могилы!

Она перестала рыдать. Внезапно она совершенно успокоилась. Все ее чувства спрессовались в ледяной ненависти. Она подошла к двери, открыла ее, затем бросила на Ника последний взгляд.

— Я навсегда запомню это лицо, — сказала она надтреснутым голосом. — Как я любила его! Я думала, что это самое прекрасное лицо в мире. Теперь оно мне омерзительно!

Она сняла с руки обручальное кольцо и швырнула его на пол. Затем вышла из номера, оставив дверь открытой.

Ник поднял с пола кольцо и посмотрел на него.

«Сын шлюхи!» Эти два слова до сих пор звенели у него в ушах.

Он причинил ей сильную боль, но и она сделала ему больно.

— Как ты посмел так с ней обращаться?! — орал Альфред Рамсчайлд, ворвавшийся в номер Ника спустя десять минут. Его жирное лицо было красным от гнева. — Ты же знал, что она была в больнице! Она вернулась ко мне в номер в истерике! Я вынужден был вызвать врача, чтобы он дал ей успокоительного. Как ты посмел?!

— Альфред, я пытался быть осторожным…

— Я напоминаю тебе, Флеминг, о данном тобой обещании! Ты помолвлен с моей дочерью, и отвернуть в сторону теперь не удастся!

— Пошел к дьяволу! — заорал Ник, будучи больше не в силах сдерживать свой гнев.

— Если уклонишься от женитьбы, ты — уволен.

— Немного опоздал, Альфред. Я сам ухожу от тебя.

— Я сделал тебя богатым человеком…

— Что? Постой, постой… Когда тебе потребовалось вернуть свои паршивые деньги, ты не долго думая решил рискнуть моей головой и послал меня в Россию! Как насчет тех семи месяцев, что я провел в заточении, а? Меня запросто могли убить, придавить, как таракана! Поэтому не закатывай мне этих сцен, Альфред. Ты мне нравился как босс, а твою дочь я любил… Мне очень жаль Диану. Я знаю, что причинил ей боль, и понимаю, что в ответе за это. Я, как она несколько раз назвала меня, сын шлюхи. Я не джентльмен, я дерьмо и что там еще?! Но все кончено, у меня другие планы.

— Какие это, интересно?

— Не твоего ума дело!

Щеки старика покраснели еще гуще. Внезапно голова его откинулась назад, и он начал давиться. Схватившись обеими руками за виски, он стал сдавливать свою голову.

— Альфред…

Ник бросился к нему, чтобы поддержать, ибо старик уже начал шататься.

— Голова, — хрипел он. — Что-то… в моей голове…

— Сиди здесь, я за врачом!

Он подтащил его к креслу. Лицо Альфреда теперь было белым.

— Врач у Дианы… — хрипел он.

— Я быстро!

К тому времени, когда Ник вернулся в свой номер с врачом, Альфред лежал возле кресла на полу.

Смерть наступила от кровоизлияния в мозг.

Ник тяжело переживал смерть Альфреда. Чувствовал отчасти свою вину, ведь гнев босса, ставший причиной смертельного приступа, был обращен на него, Ника. Он искал способ вновь переговорить с Дианой, утешить ее, он не хотел, чтобы их расставание было наполнено такой горечью. Однако она отказывалась от встречи. Портье сообщил, что она держится только успокоительными средствами и что сейчас совершаются приготовления для перевозки тела Альфреда морем домой для похорон.

Всю следующую неделю Ник был преимущественно один, совершая длинные прогулки по Лондону и постоянно анализируя события своей жизни. Поначалу он чувствовал себя весьма подавленно, терзаясь чувством вины и тревоги за Диану, терзаясь в целом своей вовлеченностью в жизнь семьи Рамсчайлдов. Но время шло, и природный оптимизм стал постепенно возвращаться к нему. Может быть, все сложилось даже к лучшему. Во всяком случае, для него. Он был еще молод и к тому же стал миллионером. Он полюбил. С прошлым было покончено, и будущее уже начинало рисоваться ему в розовых тонах.

На следующий день после того, как Диана выехала из «Савоя» и отплыла в Америку, Ник прибыл в Тракс-холл, где у него была назначена встреча с лордом Саксмундхэмом. Остановив свою машину у крыльца этого величественного особняка XVIII века, он увидел выходившую из дома Эдвину. Она бросилась по засыпанной гравием дорожке к нему и обняла его.

— Я скучаю без тебя, — сказала она. — Папа мне все рассказал о мистере Рамсчайлде. Мне очень жаль… Но скажи скорее, как у тебя прошло с Дианой.

— Хуже некуда. Теперь она меня ненавидит. И, похоже, имеет на это полное право. Не знаю…

— А что у тебя сегодня за разговор с папой?

— Деловое предложение. Потом мне надо будет поговорить и с тобой.

— Я буду в Красной комнате.

Красная комната была названа в честь устилавшего ее замечательного красного ковра Савоннери. Она была одной из четырех главных гостиных Тракс-холла и считалась одной из самых красивых комнат Англии. Когда спустя три четверти часа туда вошел Ник, Эдвина, свернувшись калачиком в кресле, листала номер «Кантри лайф». На взгляд Ника, в ней было что-то детское. Частично именно этим она и пленила его.

Он подошел к ней сзади, взял ее лицо в ладони и поцеловал в губы.

— М-м… — проговорила она. — Спасибо, мне понравилось. Что же это за загадочное деловое предложение, которое ты сделал моему папе?

Он взял стул и сел напротив нее.

— Я решил начать в Нью-Йорке собственное дело. На собственные деньги. Привлекая к различным сделкам разных партнеров. Я подумал, что твой отец может этим заинтересоваться, и он в самом деле заинтересовался.

— Какие сделки?

— Недвижимость. Акции. В Нью-Йорке сейчас есть куда вложить деньги.

— Неплохо.

— Конечно, это будет не так интересно, как военный бизнес, но зато не так кроваво. Я также поговорил с ним о тебе.

Она изумленно уставилась на него:

— Ты поговорил обо мне?

— Ага. Я сказал ему, что собираюсь сделать тебе предложение. Я рассказал ему все о себе, без прикрас… На тот случай, если свершится чудо и ты согласишься, чтобы не воевать с ним потом лишний раз. Оказалось, что я пришелся ему по душе.

— А почему бы тебе и не нравиться ему?

— По многим причинам. Так или иначе, теперь речь о тебе и обо мне. Ты как?

— О, никогда еще не приходилось слышать столь прозаичных предложений руки и сердца! Ты должен был пасть предо мной на колени, говорить романтично о том, как сильно ты меня любишь, как ты не можешь без меня жить, как ты бросишься головой вниз в Темзу, если я отвергну тебя!

— Отлично.

Он опустился перед ней на колени и прижал руки к сердцу.

— О прекрасная Эдвина, первая красавица своего времени, дочь старинного и знатного дома! Ты покорила мое сердце и пробудила в нем любовь! Ответишь ли ты согласием на предложение несчастного американского крестьянина?

Эдвина засмеялась:

— Встань же, о славный и самоуверенный Ник! Хоть ты и американец, хоть ты и высмеиваешь меня, я согласна, ибо без ума от тебя!

Он вскочил на ноги, обнял и поцеловал ее.