Титан

Вскоре он разглядел на земле следы санных полозьев, и его сердце радостно забилось. Ну конечно! Дважды в неделю в избушку привозили на санях еду и прочие припасы. Вопрос: откуда? Из ближайшего города или деревни. Надо только идти по следу, который и выведет его из леса.

Он бросился по следу бегом, сгорая от желания заорать во все горло от облегчения — свобода! Он бежал минут пять, потом, начав задыхаться, перешел на шаг. Легкие заглатывали ледяной воздух, холод жег горло и ноздри. Он продолжал тащиться вперед по нескончаемому лесу. Лунный свет мелькал между облепленными снегом разлапистыми высокими елями. Какая стояла тишина! Было тихо и морозно. Лес был красив, но эта красота несла с собой смерть.

Он услышал отдаленный вой волков, и ледяной ужас охватил его, сковав кровь в жилах. В его мозгу стали всплывать видения, основанные на страшных историях, прочтенных в детстве. Историях о пионерах дикого Запада, преследуемых волками, медведями и индейцами. Ник был на диком востоке, где не могло быть индейцев, но волки-то были! Было еще не поздно повернуть назад. Но он продолжал идти. Он перевязал шарф так, чтобы ему закрывало рот и нос, и продолжал идти…

Его нашли на следующее утро в бессознательном состоянии, лежавшего в снегу и замерзшего почти до смерти. Он успел уйти на три мили от избушки. Его вернули обратно, и Родион стал выхаживать его горячим бульоном.

— Ты оказался большим дураком, Коля, — ворчал этот русский медведь. — Едва не помер. Мы знали, что рано или поздно ты попытаешься драпануть, но это же бесполезно. Понимаешь? Абсолютно бесполезно.

Ник онемело кивнул. Он убедился в этом, выбрав для проверки самый тяжелый способ.

И все же он попытался.

Он понял, что что-то случилось, когда появились новые надзиратели.

Его заперли в его маленькой комнате. Он сидел на постели, грубой крестьянской кровати с толстыми веревками вместо пружин, набитым соломой матрацем, на кровати, на которой он спал уже более полугода. Он прислушивался к голосам за дверью, гадая над тем, что же творится. Вдруг дверь отворилась и вошел Родион.

— Мы покидаем тебя, Коля, — сказал он, подходя к кровати. — Я пришел проститься.

Он протянул руку. Ник встал и пожал ее.

— Что случилось? Почему вы уходите?

— Надеюсь, ты согласишься с тем, что мы с тобой обращались по-людски? По возможности…

— Вы обращались со мной хорошо, но что здесь происходит, черт возьми?

К его удивлению, этот русский медведь обнял его.

— Мы с тобой друзья, Колька. Что бы ни случилось. Мы с тобой друзья, правда?

— На что ты намекаешь? Как это: «Что бы ни случилось»?!

Родион отпустил его и улыбнулся.

— Не бойся, — сказал он.

С этими словами он направился к двери.

— Не бойся? Чего не бояться-то?! — крикнул Ник.

Родион открыл дверь и вышел из комнаты. Ник бросился за ним.

— Родион, ради Бога, ты можешь сказать, что происходит?!

Дверь закрылась, и с внешней стороны задвинули деревянный засов.

Ник забарабанил по двери кулаком, крича:

— Дьявол! Да кто-нибудь может мне сказать?! Эй! Хоть что-нибудь!

Он орал и бился в дверь минуту-две. Затем прекратил. Бесполезно. Он вернулся к кровати и бессильно опустился на нее, вперив взгляд в дощатый пол.

Он гадал, убьют ли его сейчас, и если да, то как?

Ник молил Бога, чтобы все произошло быстро.

В этой одинокой тишине минуло полчаса. Затем ему послышалось ржание лошади. Он вскочил, подошел к двери и приложился к ней ухом.

Кто-то вошел в избу. Звуки шагов стали приближаться к его комнате. Затем отодвинули засов на двери.

Не спуская с нее глаз, Ник отскочил назад.

«Господи! Только не показывай им своего страха! — лихорадочно думал он. — Умри как мужчина. Иначе эти сукины дети будут еще потешаться над твоим телом…»

Когда дверь стала открываться, он попытался представить себе, больно ли получить пулю в сердце…

На пороге появился старик с большой седой бородой и в мохнатой шапке.

— Тебя, что ли, везти в Питер? — проворчал он каким-то крестьянским говорком.

— Что? — смутившись, переспросил Ник.

— Мне заплатили пятьдесят рублей за то, чтобы я отвез в Питер американца. Ты и будешь тот американец?

— Д-да, но… кто тебе заплатил?

Старик пожал плечами:

— Он только сказал, что играл с тобой в эти, как их… Шахматы. Сказал, что найду тебя в дальней комнате.

Ник стал смеяться:

— Ты хочешь сказать, что я свободен?

— Я сказал, что мне уже заплатили. Готов ехать, нет? Сани на дворе.

Испустив крик радости, Ник бросился к старику и крепко обнял его.

— Сейчас все с ума посходили, — проворчал крестьянин. — Как царя не стало, так весь мир тронулся.

— А что с ним случилось?

Старик уставился на него:

— С царем-то? Аль не слыхал?

— Ничего я не слыхал! Что случилось?

— На прошлой неделе в Питере восстание было. Отрекся царь-батюшка наш! Вона как! Говорят, Россия теперь — республика!

Ник только что не упал.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

В один из непогожих и дождливых позднемартовских дней 1917 года Ник Флеминг звонил в дверь особняка бывшего великого князя Кирилла и бывшего царского военного министра, гадая, зачем он ему вдруг понадобился? Первые дни после возвращения Ника в Петроград местная пресса уделяла ему определенное внимание, но недолго. Главная тема была иная. После отречения царя от престола журналисты зашлись в форменной антимонархической истерии. Все газетные полосы были отданы под громкие разоблачения государыни императрицы и ее супруга, которые содержались теперь под домашним арестом в их царскосельском дворце. Карикатуры с изображением императрицы, сидящей в ванне, наполненной кровью революционеров, помещались рядом с описаниями диких оргий, якобы происходивших во дворце до революции.

Распутин, изуверским способом умерщвленный в прошлом декабре, изображался теперь не иначе как сексуальный маньяк, который был не только любовником императрицы, но и якобы «совратил» еще и четырех ее дочерей. Избавленная от цензуры пресса просто взбесилась, а весь город кипел ненавистью. Нику неоднократно довелось видеть марширующих по улицам красногвардейцев с красными ленточками на папахах, которые открыто задирали полицию и войска временного правительства. После трех столетий самодержавия Романовых Россия переживала страшный революционный смерч. И омытый дождем дворец бывшего великого князя Кирилла казался Нику уже обреченным.

Дверь ему открыл молодой человек в одежде рабочего, с открытым грязным воротом рубахи под поношенным пиджачком. Ни парика, ни шелковых гетр, ни романтического ощущения благородной старины, которые видел здесь Ник всего семь месяцев назад, не было и в помине.

— Вы американец? — спросил Ника молодой человек тоном если и не хамским, то уж во всяком случае неприветливым.

— Да, — ответил Ник. — Великий князь позвонил мне в гостиницу.

— Великих князей больше нет. Человек, который здесь пока еще живет, зовется гражданином Романовым. Входите, гражданин, только вытрите ноги.

Ник вошел в мраморный холл, снял плащ-дождевик, который одолжил ему Бэд Тернер, и протянул его молодому человеку, которого посчитал, несмотря на его грубость, слугой. Тот кивнул в угол холла:

— Киньте его там вместе с вашим зонтиком.

— Насколько я понял, — сказал Ник, делая то, что ему сказали, — революция вместе с царем свергла и хорошие манеры?

— В новой России больше не будет лакеев. Каждый человек отныне обслуживает себя сам. Семья Романова находится в Красной гостиной.

— Не трудитесь меня провожать, я дорогу знаю.

— Я и не собирался провожать вас, гражданин.

— Я так и думал.

Ник стал подниматься по величественной дворцовой лестнице. Он понимал, что старый режим, беспомощный и отживший свое, должен был уйти. Но если таков будет новый мир… то тут мало приятного. Бэд Тернер сказал ему, что в городе власть захватили советы, которые теперь призывают коммунистическое правительство и хотят провозгласить «диктатуру пролетариата». Нет, конечно, это было Нику не по вкусу.