Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 125 из 140

Честер достал из кармана носовой платок и утер им нос.

— Извини, — угрюмо проговорил он.

— А теперь, Артур, оставь нас одних.

— Хорошо.

Напуганный Артур почти бегом бросился из комнаты. Сильвия подождала, пока стукнет входная дверь, а потом взглянула на бывшего мужа.

— Знаешь, — начала она, — еще в то время, когда мы были мужем и женой, у меня иногда возникало ощущение, что ты хочешь убить меня. О, я знаю, многие мужья хвастают этим, но я чувствовала, что ты действительно задумал меня убить. Кажется, я была права. Ведь ты ненавидишь меня, не так ли?

— К чему ты клонишь?

— К тому, что мой отец наконец вычислил, кто убил Викки. И за что. Это был ты, Честер. Тот мерзавец Уильярд Слэйд… Он сидел в льюисбургской тюрьме, которая является и твоей альма матер. Во время своего пребывания там ты сошелся со всем цветом тамошнего общества: насильниками, убийцами, грабителями и ворами. Я думаю, они оказались настоящими профессорами для тебя, Честер. Не хуже тех, которых ты слушал в Йеле. Выйдя оттуда, ты без труда нанял одного из твоих новых приятелей, для того чтобы тот устроил нужное тебе убийство.

— Это чушь несусветная! Послушай, Сильвия… рассказывай эти сказки кому-нибудь другому.

— О, я знала, что ты будешь все отрицать. Но ты не оригинален, Честер, вот что я тебе скажу. Ты составил свой гнусный план, прочитав какую-нибудь книжку об эпохе Возрождения. Это тогда люди вырезали своих родственников, чтобы завладеть вотчинами, наследством или чем-нибудь в этом роде.

— Сколько ты заплатил Слэйду, Честер? — спросил Ник, неожиданно входя в комнату.

Увидев перед собой человека, которого он ненавидел и боялся пуще смерти, Хилл страшно побледнел. За Ником стояли двое его сыновей, Эдвард и мускулистый Хью.

— Переправить Слэйда в Южную Америку до конца его дней после преступления — это само собой. Этим объясняется то, что он не прятал от людей свою рожу. Но сколько ты заплатил ему? Сколько стоила жизнь моей дочери? Сто тысяч?

— Какого черта ты тут брешешь?! — брызгая слюной, вскричал Честер.

— У меня семеро детей. Допустим, ты выделишь на все удовольствие один миллион долларов. Выходит примерно по сто тридцать тысяч за голову, да? Ты не пожалел бы миллиона, а, Честер? Вырезать всю мою семью, человека за человеком, постепенно и без всякого риска для себя лично. Каково? Наконец кульминацией мести становится объявление твоего сына Артура моим единственным наследником. Наверное, ты ликовал, когда сочинял этот план, да, Честер? О, он превосходен, не спорю. Ни сучка, ни задоринки. Но, понимаешь… твой план не сработает.

— Хочу тебя предупредить, Ник: у меня лучшие адвокаты во всем Нью-Йорке. Учти: теперь я отнюдь не так беден и беззащитен, как был тогда, когда ты сплавил меня, своего зятя, в тюрьму!

— Сплавил? — воскликнул Ник. — Ах ты, сукин сын! Да будь счастлив, что тебя не посадили на стул!

— Вон из моего дома! — заорал Честер. — Все! Вы, смердящие Флеминги, отравляете воздух, которым я дышу!

Хью пошел грудью на Честера, но отец стал его удерживать.

— Успокойся, Хью.

— Но он убил Викки!

— Вы все ненормальные! — орал Честер. — Банда ненормальных! Но знайте, что есть суд и закон! И если вы только посмеете дать ход этой грязной клевете, я сделаю так, что на судебных издержках вы промотаете всю вашу империю до последнего цента!

— Отлично, — негромко проговорил Ник. — Начинай, Честер. А пока я доведу эту грязную клевету, как ты ее называешь, до сведения окружного прокурора. Пусть он сам решит, настолько ли уж она грязная. Я нанял телохранителей для всех членов моей семьи. У тебя не будет шансов провернуть с кем-нибудь из нас то, что тебе удалось сотворить с Викки. Я любил эту девочку, Честер. И когда тебя будут сажать на стул… Тебя приговорят к этому, не беспокойся. Мои адвокаты уверили меня, что ты вовсе не так неприступен, как утверждаешь. Когда к тебе подключат напряжение, я буду улыбаться.





Честер стал бледным как смерть.

— Пойдем отсюда, — сказал Ник. Он первым повернулся и вышел из комнаты.

— Ты тут всех растрогал, — сказала Сильвия своему бывшему мужу. — Но не мечтай, чтобы я привела к тебе Артура во второй раз. Я познакомила вас лишь для того, чтобы ты увидел, какой это хороший и симпатичный мальчик. Но, клянусь, ты никогда его больше не увидишь.

— Ах ты, сука! — взревел Честер и бросился через всю комнату к ней. Словно бы останавливая продвижение левого крайнего из Гарварда, Хью толкнул Честера, и тот оказался на полу. Он попытался увернуться, но Хью рывком поднял его.

— Это тебе за сестру, — сказал Хью.

С этими словами он настолько сильно ударил Честера кулаком в челюсть, что тот буквально отлетел назад, ударившись спиной об облицовочную каминную доску, украшенную искусной резьбой, которая в свое время принадлежала лондонским Ротшильдам.

После этого Сильвия, Эдвард и Хью спокойно ушли.

Его имя было Пол Аллен, а кличка — Большой Поли. Это был негр ростом шесть футов пять дюймов и весом в двести восемьдесят фунтов. Тридцать лет назад он появился на свет в Гарлеме. У него никогда не было отца, а мать была уборщицей и приносила в свою трехкомнатную, наполненную тараканами конуру каждую неделю шестьдесят долларов, чтобы прокормить шестерых детей.

Впервые он был арестован в возрасте пятнадцати лет за угон машины. Сел на два года. В восемнадцать лет он был осужден к десяти годам за убийство второй степени: во время налета на бакалейную лавку на 10-й авеню он зарезал клерка. Освободившись досрочно в возрасте двадцати четырех лет, он всего через год снова угодил за решетку. На этот раз он оказался в льюисбургской тюрьме. Дело было мелкое — кража чеков «Соушел сикьюрити» из федерального почтового отделения.

Там-то он и познакомился с Честером Хиллом, от которого впервые в жизни узнал о том, что на свете существует Йельский университет. А Честер в свою очередь только после знакомства с Большим Поли впервые побывал в Гарлеме.

В тот день Честер поднимался по пахнувшей мочой лестнице многоквартирного дома на 110-й улице между 1-й и 2-й авеню. Где-то по радио пела Бэсси Смит. На дворе стоял мороз, но отопление здесь не работало уже третий год, и жильцы этого пятиэтажного гранитного дома, построенного в 1896 году, уже и не ждали тепла. Дыхание Честера обращалось в пар.

Дойдя до второго этажа, он постучался в первую же дверь. Через несколько секунд ему открыл сам Большой Поли. На нем были джинсы и грубый свитер. Он улыбнулся.

— О, Честер! Как дела, старичок? — проговорил он, протягивая Хиллу свою здоровенную ручищу.

Честер пожал ему руку и прошел в комнату, которая некогда была симпатичной гостиной квартиры, в которой проживала преуспевающая семья белых американцев. Однако вот уже полвека, как здесь жили не белые, и с тех пор комната обветшала, и теперь уже никакой ремонт не спас бы ее. Вся она была завалена телевизорами, которые Большой Поли где-то украл. Из мебели в комнате были только продавленный диван, деревянный стол и стул.

— Че молчишь-то, кореш? — спросил Большой Поли, запирая за Честером дверь. — Язык проглотил?

— Случилась беда, Большой Поли, — сказал тот. — Я буду вынужден расторгнуть нашу сделку.

— Чего-чего? Расторгнуть? — Он захохотал, тыкая себя пальцем в грудь и изображая тем самым удивление. — О, я знаю, что ты большой юморист, Честер, но только давай не будем шутить над предметом, который дорог моему сердцу.

— Я не шучу. Мне придется расторгнуть нашу сделку. Слишком рискованно. Ник Флеминг прознал про то, что я делаю. Я боюсь, Поли. Я действительно боюсь.

Он снял шляпу, и лампочка, болтавшаяся на длинном проводке под потолком, причудливыми разводами осветила его лицо.

— Ты хочешь сказать, что не хочешь, чтобы я убивал его дочурку? — тихо спросил Большой Поли.

Честер утвердительно кивнул.

— Конечно, я обезумел, когда выдумал все это… Но я так их ненавидел… Всю эту сволочную семейку… Я так их ненавидел! Не знаю. Тогда казалось, что это будет так здорово, а теперь…