Страница 3 из 48
Мама Денниса внезапно перестала улыбаться.
– Он это делает только потому, что иначе не может себя выразить, – фыркнула она и оскорблённо отвернулась.
Ах ты Боже мой, я же совсем не хотела её обидеть. У меня даже не было намерения упрекать её, хотя её маленький Тофф-Тог (за неимением лучших выражений) откусил моему сыну пол-уха. То есть я хочу сказать, с детьми так бывает. Но, возможно, мне стоило бы позаботиться о том, чтобы воспитательницы научили таких детей, как Деннис, парочке ругательств, чтобы они не были вынуждены кусаться.
– А теперь, дорогие дети, расслабим наши челюсти и выкрикнем все вместе: «Глу-па-я о-безь-янь-я зад-ни-ца!». Да, прекрасно, вы делаете это очень хорошо. И ещё раз все вместе: глу-…
– К пункту один, – сказала фрау Зибек, и половина присутствующих глубоко вздохнула. Как всегда, когда в детском саду начинался новый год, поднимался вопрос о напитках. Новых родителей информировали о том, что запрещено давать детям с собой жидкости, особенно тогда, когда речь идёт о яблочном соке.
– Дети получают здесь несладкий фруктовый чай или воду в любых количествах, – сказала фрау Зибек. – Для общественного чувства не очень хорошо, если каждый ребёнок будет приносить с собой свой собственный напиток.
Завязалась обычная дискуссия о том, нельзя ли предложить Элле, которая с детства чувствовала отвращение к воде, во избежание дегидратации хотя бы разбавленный яблочный сок, если она пообещает потом обязательно чистить зубы, и что напитки комбуча способствуют концентрации, а вот про фруктовый чай такого не скажешь, и так далее, и тому подобное.
Моя подруга Анна, мама Яспера, друга Юлиуса, улыбнулась мне с противоположной стороны круга и закатила глаза. На ней, как всегда, были поношенные джинсы, а на её майке виднелось светлое пятно, скорей всего, от зубной пасты. Её каштановые кудри были собраны в хвост, и Анна была не накрашена. То есть утром она определённо подкрасила глаза тушью, но за день она распределилась под глазами, под которыми сейчас виднелась тёмно-серая тень. По контрасту с её небрежным видом я, правда, заметила новёхонькие серебряные босоножки на приличных каблуках.
– В яблочном соке куча кальция, – заметила мама Эллы. – Что важно для роста костей Эллы.
Фрау Зибек сказала, что Элла и другие дети во второй половине дня могут пить яблочного сока и напитков комбучи столько, сколько захотят, и Фрауке Вернер-Крёлльманн, председатель родительского комитета, сказала:
– Фруктовый чай готовится из био-продуктов.
Это несколько успокоило маму Эллы и мужчину, который ратовал за введение комбучи.
– Но Элтон любит только капри-солнце, – сказала женщина, чей зад был несколько великоват для детского стульчика.
Родители зашептались. Действительно ли женщина сказала «капри-солнце»? Фрауке Вернер-Крёлльманн схватилась за свой круглый живот – возможно, что шок от услышанного вызвал преждевременные схватки. Даже фрау Зибек, казалось, потеряла нить разговора. «Капри-солнце» – такого за все эти годы она ни разу не слышала.
В помещении воцарилось молчание, только мама Элтона беспокойно ёрзала на стульчике.
– Значит, Элтон научится пить что-то другое, а не капри-солнце, – энергично сказала женщина, сидевшая справа от меня. – И я была бы очень признательна, если бы мы наконец перешли к следующему пункту повестки дня, потому что няня у меня только до половины десятого.
– Но… – начала мама Элтона.
Моя энергичная соседка перебила её.
– Никакого «но»! Капри-солнце плохо для зубов, так что радуйтесь, что ребёнок в детском саду имеет возможность избавиться от скверной привычки. Давайте продолжать!
Мама Элтона робко опустила глаза, а мужчина с комбучей захлопал в ладоши. Я тоже была изрядно впечатлена.
Пока фрау Зибек говорила о предстоящем осеннем празднике и вызывала добровольцев для раздачи тыквенного супа, я наклонилась к своей соседке.
– Вы это здорово сделали, – сказала я. – Обычно дискуссия о напитках продолжается часов до девяти. А потом происходит то же самое насчёт бутербродов, и родители разделяются на противников и болельщиков колбасы.
Женщина фыркнула сквозь зубы.
– Такими дискуссиями только тратится моё драгоценное время. Я за чёткие высказывания и соблюдение правил. – Она энергично протянула мне руку: – Разрешите представиться: Гитлер!
Я хихикнула. Она с юмором. Женщина мне нравилась.
Я сердечно пожала ей руку.
– Очень приятно. Моё имя Муссолини! Я тоже за тоталитарные режимы.
– Как? – Женщина была явно сбита с толку. И когда в этот момент фрау Зибек спросила:
– Фрау Бауэр, фрау Хиттлер, может быть, вы займётесь раздачей пирогов? – я уже знала, почему.
Вот оно как! Бедную женщину звали действительно Гитлер. Как глупо с моей стороны. По поводу таких имён не шутят. Хиттлер с двумя т, как я потом увидела в списке присутствующих.
От испуга я согласилась заняться раздачей пирогов и остаток вечера смотрела прямо перед собой. Ни мама кусачего Денниса, ни фрау Хиттлер больше не удостоили меня ни единым взглядом.
*
В дверях детского сада я потрясла отсиженными ногами и принялась искать в сумке ключ от велосипедного замка.
– Пережили, – сказала Анна.
– Да, – ответила я. – За рекордное время. Благодаря Хиттлер. – Фрау Хиттлер беседовала на парковке с Фрауке Вернер-Крёлльманн. Они обе приехали в одинаковых серебристых семейных вэнах, которые отличались только наклейкой с надписью «Материнское молоко – наука не знает ничего лучше» на автомобиле Фрауке.
Анна отгадала, о чём я думаю.
– Спорим, что они очень быстро примут Хиттлер в своё сомнительное общество, – сказала она. Она имела ввиду Общество матерей, сеть, которую возглавляла Фрауке.
Наше членство они, кстати, отклонили. Поэтому мы основали свой собственный клуб, строго секретную мафию матерей. У нас не было никакого устава, только девиз «Один за всех, и все за одного». Не обязательно было иметь детей, чтобы стать членом мама-мафии. Труди детей не хотела, а Мими не могла родить ребёнка. У Анны было двое детей – Яспер, лучший друг Юлиуса, и четырнадцатилетний Макс, который учился в параллельном классе с моей дочерью Нелли. Как и я, Анна рассталась с мужем. Она жила вместе с Джо, у которого тоже была дочка. Всё это дело было таким же новым, как и отношения между мной и Антоном, и оно усложнялось тем, что Анна была беременна и в марте должна была родить ребёнка от Джо. Её бывший муж этому не очень радовался.
– Как у тебя дома дела? – спросила я. Я искала такой оборот разговора, чтобы немного пожаловаться.
– Макс скучает по своей Лауре-Кристин и тоже рвётся в интернат, а Яспер очень хочет получить одну из этих ужасных лавовых ламп, – ответила Анна.
– Да, Юлиус тоже хочет лавовую лампу, – сказала я. – А Антон хочет познакомиться с моими родителями.
– Это же хорошо, – ответила Анна.
Такое мог сказать только тот, кто не знал моих родителей. Но у меня не было никакого желания жаловаться Анне на родителей. Потому что её родители уже умерли. Поэтому я стала жаловаться по другому поводу.
– Эмили меня ненавидит, – сказала я.
– Это пройдёт, – ответила Анна. Хорошо ей было говорить. Дочь Джо Джоанна обожала Анну. Она говорила ей «мама» и взбиралась к ней на колени. И она была очень мила с Анниными сыновьями. Ей бы никогда не пришло в голову рассказать Ясперу, что ему уже заказали гроб, потому что его мозг съёживается.
Я вздохнула.
– Антон тоже так говорит.
– Детям просто надо дать немного времени, – сказала Анна. – Такая смешанная семья требует много интуиции.
– Хм, да, наверное.
– И я спорю, что Нелли тоже не облегчает жизнь Антону, – добавила Анна.
– Ах, она, собственно, с ним очень мила. – Так оно и было, что меня довольно-таки изумляло. Нелли не была склонна к приветливости. То, что она очень дружелюбно общалась с Антоном, я списывала на то, что она сама была счастливо влюблена. Наверное, в мыслях она всё время была со своим Кевином. И не только в мыслях: Она, собственно, проводила с ним каждую свободную минуту. Что причиняло большое беспокойство моему бывшему мужу Лоренцу.