Страница 7 из 12
Перевел с англ. А. Шаров Джеффри Хадсон ЧТО ТЫ ПОЧУВСТВОВАЛ?
Питер Финни промчался мимо очаровательной секретарши и влетел в роскошный кабинет доктора Эйка.
- Подонок! - выпалил он. - Грязный вонючий подонок!
Доктор Эйк удивился, но виду не подал. Взглянув на часы, он невозмутимо заметил:
- Что-то ты нынче рановато, Питер. Что-нибудь случилось?
- Ты чертовски прав, грязный заскорузлый пруссак!
Доктор Эйк задумчиво погладил свою козлиную бородку и кивнул в сторону черной кушетки.
- Хочешь, поговорим об этом?
- Нет, не хочу! - взревел Финни и отвесил кушетке пинок. - Надоело мне это пустомельство, обрыдло изливать тебе душу за сто долларов в час. Кабы я знал про вас с Глорией... - Он умолк и сжал кулаки.
- Присядь, - спокойно проговорил доктор Эйк. - Ты слишком взволнован.
- А ты чего ожидал, вшивый гад?
- Пока не могу сказать, - ответил доктор Эйк. - Может, попробуем разобраться?
- А чего тут разбираться? Я уже и так во всем разобрался. По вторникам и четвергам в "Эль-Греко". Моя так называемая благоверная говорит, что ездит играть в бридж, а на самом деле вы с ней забиваетесь в отдельную кабинку в "Эль-Греко", правильно?
- Да ты успокойся...
- Не хочу я успокаиваться!
- Чего же ты хочешь?
- Убить тебя хочу, вот чего! - Финни выхватил из кармана черный пистолет с коротким стволом.
- Как давно ты испытываешь это желание? - осведомился доктор Эйк.
- Со вчерашнего дня. С семи часов вечера, потому что именно тогда я узнал правду.
- Узнал правду... - эхом откликнулся доктор Эйк.
- Да, тварь бородатая! Узнал, чем занимается моя женушка по вторникам и четвергам. Конечно, мне следовало догадаться раньше, коль скоро Глория никогда не была заядлой картежницей. А впрочем, что говорить? Ты, засранец, и сам все знаешь!
- Объясни толком, что стряслось, - попросил доктор Эйк.
- Вчера мы припозднились со съемками "Питера и Джорджа", - начал Финни. - Осветитель заболел, а новый ничего не знает, вот мы и работали, как сонные мухи, сорвали график, и все такое. Короче, провозились до семи вечера.
- Что ты почувствовал, когда понял, что работа затягивается?
- Злость я почувствовал, вот что! Я не статист, а кинозвезда, меня нельзя задерживать! - Финли уселся на кушетку и положил пистолет рядом. Короче, отсняли. Я устал, и тут Джордж предложил промочить горло. Мне хотелось домой: Глория волнуется, когда я езжу по шоссе. Я уже семь раз в аварии попадал, как тебе известно. Но Джордж настоял, и мы зашли в "Эль-Греко". Это на углу Уилшир и Льюис. Впрочем, тебе ли не знать, сосиска ты недожаренная!
- Что ты имеешь в виду? - спросил доктор Эйк.
- А вот что. Покуда мы заливали за воротник, тамошний буфетчик заливал приезжей деревенщине, какие знаменитости заходят к нему опрокинуть рюмочку. Плел им про Пола Ньюмэна и Энджи Дикинсон, а потом и говорит: к нему, мол, захаживает сама Глория Старр. Тут-то я и навострил уши.
- Навострил... - отозвался доктор Эйк.
- Вот именно, выродок болотный. А буфетчик знай себе распинается: какая она красавица, эта Глория Старр, какая соблазнительная, да ещё и человек хороший. А про мужа её - ни словечка.
- И что ты почувствовал?
- Взбесился я, - ответил Финни, ложась на кушетку и поглаживая пистолетом по животу. - Да и как не взбеситься? Глория уже полтора года ничего не делает. После "Пляжа на заре" ни разу нигде не снялась. Фильм и сборов не сделал, и шедевром не был. А я - в главной роли в крупнейшем телесериале "Питер и Джордж". И вот, сидим мы с Джорджем в пивнушке, любимцы сорока двух процентов телезрителей, а этот гад буфетчик ни разу про нас не слыхал!
- И что ты почувствовал?
- Что ненавижу его со всеми потрохами, вот что! Поганец! Плетет про Пола Ньюмэна и Стива Маккуина, какие они великие актеры! А ведь все знают, что они и играть-то не умеют. Гоняют на мотоциклах голыми по пояс и зыркают в камеру, вот и все их лицедейство. Считается, что у них соблазнительный вид, и жены их тоже соблазнительные. Ну, и что с того?
- Соблазнительные жены... - повторил доктор Эйк.
- Вот-вот. Можно подумать, моя не соблазнительна. Соблазнительнее не бывает. Бюст - четвертый номер, и стоит торчком. Ты не можешь не признать, что она и впрямь заводит.
- И какие чувства это у тебя вызывает?
- Прекрасные, - ответил Финни. - То есть, раньше вызывало, пока я не узнал от буфетчика, что по вторникам и четвергам Глория приходит в "Эль-Греко" с каким-то бородатым толстяком.
Он сел и медленно сжал рукоятку пистолета. Доктор Эйк сделал вид, будто не заметил этого движения.
- Не совсем понимаю, - нахмурившись, сказал он.
- Все ты понимаешь, козел двумордый.
- Значит, когда буфетчик упомянул бородатого толстяка, ты решил, что речь идет обо мне?
- Ничего я не решил. Просто припомнил, кто из моих знакомых подонки. Потом - кто из этих подонков имеет мясистые телеса и носит козлиную бородку. Вот ты и получился.
- Ты полагаешь, что сделал правомерный вывод? - спросил доктор Эйк.
- Да.
- И что было дальше?
- Я сказал Джорджу, что убью мерзкого сукина сына.
- Что ты почувствовал, когда злился на меня?
- Ничего хорошего. Мои чувства будут куда слаще, когда я всажу пулю в твое толстое пузо.
- Почему ты считаешь меня толстым? - с неподдельным любопытством спросил доктор Эйк.
- Потому что ты и есть толстяк. Самодовольный раздутый немецкий боров.
- Ты всегда считал меня жирным?
- Нет. Кажется, до сих пор ни разу не замечал этого. Не обращал внимания. Но теперь вижу: ты - грузный, жирный, сальный негодяй.
- Значит, твое мнение обо мне изменилось совсем недавно?
- Ты чертовски прав, шмат прогорклого сала!
- Вообще-то фамилия у меня голландская, а не немецкая, - сказал доктор Эйк. - И я совсем не толстый. Ростом я под метр девяносто, а вес у меня меньше центнера. Я просто плотный. Вот почему ты никогда не считал меня толстяком.
- Ошибаешься, - заявил Питер Финни. - Я не считал тебя толстяком просто потому, что никогда не обращал на тебя внимания, вошь ты небритая.
- Двадцать процентов мужчин, живущих в Лос-Анджелесе, имеют избыточный вес, - сказал доктор Эйк. - И многие местные толстяки носят бороды.
- Это не имеет значения, - заявил Питер. - Потому что ты и есть тот гаденыш.
Доктор Эйк смиренно вздохнул.
- Ты заблуждаешься, Питер. Ты просто убедил себя, что это так.
- Я точно знаю, что это так.
Доктор Эйк покачал головой.
- Ты был зол как черт, когда вошел в бар, - сказал он. - Болтовня буфетчика уязвила тебя. Но потом, когда тот же самый буфетчик, который, по твоим собственным словам, ничего не знает, упомянул имя твоей жены и брякнул, что-де она встречается с каким-то таинственным бородатым толстяком, ты сразу же подумал, что этот толстяк - твой психоаналитик. Почему?
- Потому что ты - он и есть, - упрямо повторил Финни, но пистолет все-таки опустил.
- И ты ни разу не подумал ни о ком другом? Почему?
- Ну, не знаю, - помявшись, ответил Финни.
- Ты пытался вытянуть из буфетчика подробности? Разузнать побольше?
- Нет.
- Почему?
- Не хотелось.
- Ты не мог не придать случившемуся большого значения и не попытаться все разнюхать.
- Когда буфетчик заговорил, я сразу же решил, что все ясно как день. Понял, о ком он ведет речь. Во всяком случае, мне так казалось.
- А теперь?
- Теперь уж и не знаю. Но, когда я подумал о тебе, мне вспомнился наш прошлый сеанс и мой рассказ о матери, о неумении ладить с людьми, о сомнениях в верности Глории.
- Почему ты вспомнил об этом?
- Не знаю.
- Или не хочешь знать.
Финни поник головой и погрузился в молчание.
- По сути дела, - продолжал Эйк, - мы обсуждали твои неурядицы в сфере интимной, правильно? Когда до тебя дошли слухи о неверности жены, твоя тревога усугубилась. Ты разволновался, вот и вспомнил нашу прошлую встречу, во время которой тоже был взволнован.