Страница 20 из 35
При появлении грузчиков обитатели квартир начинали суетиться, всячески выказывали свое радушие и какое-то необычное дружелюбие, так что временами его так и подмывало съездить кому-нибудь по роже.
Какие же у них должны быть доходы, думал он, чтобы оплачивать эти огромные квартиры, эту мебель, этот антикварный хлам, эти роскошные автомобили. И ведь если судить по их цветущему виду, они особенно не напрягались.
Пауль, его напарник, созерцал все эти частные парки, анфилады комнат, студии и салоны с полным равнодушием. Пауль был строителем, сейчас тоже без работы, малорослый, но зато очень выносливый. Не то чтобы Паулю все это было не в диковинку. Но поломанное сцепление в собственном "фольксвагене" занимало его гораздо больше. С другими проблемами он, казалось, покончил давно и раз навсегда. Хайнц не мог взять в толк, каким образом он это сделал: в сравнении с Паулем он сам себе представлялся наивным.
Поскольку сам он всегда молчал как рыба, Паулю приходилось и беседу поддерживать, и принимать чаевые.
Я как рабочий… — сказал Пауль художнику по рекламе. Кто хочет работать, тот работу всегда найдет, сказал Пауль генеральской вдове. Смотря по тому, кого они обслуживали — директора фирмы или обычную студентку, — профсоюзы у него требовали то слишком много, то слишком мало. За свободу тоже надо платить. Что толку не бояться безработицы, если нельзя говорить все, что думаешь. Вы только поглядите на этих, в восточной зоне. Каждый получает, что заслуживает. Каждый имеет шанс.
Обычное кривлянье, рассчитанное на то, чтобы вытянуть из этих людей чаевые. Но больше всего смущало Хайнца Маттека другое: среди подобных высказываний встречались и такие, в которые он сам верил. Каждый получает, что заслуживает, каждый имеет шанс — выходит, он разделял взгляды людей, которых ненавидел, с которыми у него не было ничего общего. Он вдруг обнаружил, что повторяет заученные фразы, противоречащие его личному опыту. Фразы, пригодные разве что для такого вот кривлянья.
Но что, собственно, за человек этот Пауль? И каковы его взгляды? Смутное раздражение поднималось в Хайнце, чем больше он замечал, как Пауль сглаживает его промахи, как берет на себя инициативу там, где он беспомощен; в тех случаях, когда Хайнца Маттека душила ненависть, Пауль умудрялся проявлять добродушие. Видимо, парень отлично изучил взгляды всех этих людей, он воспроизводил их с легкостью и без запинки, но какие же взгляды были у него самого?
Пауль не открывал свои карты. А может, и говорил-то все специально для него, кривляясь перед разными председателями земельных судов, фотомоделями и начальниками отделений? Может, Пауль хотел ему что-то внушить? Довести до его сознания такими окольными путями?
Он заметил, что Пауль присматривается к нему. Слабачок Пауль. Хитро ухмыляющийся Пауль. Пауль со скошенным подбородком.
Они стояли в закусочной, куда заходили довольно часто, на углу Эппендорфер-Ландштрассе и Гёрнештрассе. Тремя ступеньками выше, на улице, шли по тротуару люди, собаки, напротив был парфюмерный магазин.
Хайнц Маттек расплатился. Им осталось сделать еще одну поездку.
В домашнем баре снова был прекрасный выбор напитков. Сальный тип на заднем дворе в Эппендорфе каждый вечер выдавал заработанное наличными, и Хайнц возвращался теперь домой не с пустыми руками: то он приносил Карстену детали строительного конструктора, то пластинку Рите, то клипсы Марион. В выходные они теперь почти всегда выезжали за город, прихватив с собой сумку-холодильник, полную колы, лимонада и пива, да еще корзинку с бутербродами и фруктами, хотя большую часть снеди, независимо от того, с чем были бутерброды, вечером приходилось вываливать в помойное ведро, ведь в обед они, как правило, ели горячее и чаще всего в одном из тех отелей, где у входа висела эмалированная табличка автоклуба "АДАК", где стоянка была посыпана гравием, полы застланы коврами и в любое время можно было найти свободный столик.
— Сюда-то нам и нужно, — кричал Хайнц Маттек, и они, создавая изрядный шум, дружно вышагивали через весь ресторан, громко болтали, привлекая к себе всеобщее внимание, обсуждали, какой же столик им занять, наконец усаживались, тоже долго и обстоятельно, располагаясь со всеми удобствами, а Карстен и Рита еще разок-другой менялись местами. Так, а теперь меню.
Однако официант все не появлялся.
— Что это тут за лавочка? Придется их немножко подстегнуть.
— Ну что ж, в таком случае вызывайте полицию.
Пока сам директор не приносил им меню.
— Пожалуйста, сию минуту.
А затем все шло как по маслу.
— Ну вот. Как видишь, все устраивается.
Дети язвительно ухмылялись, а Марион молча вертела в руках подставку для пива.
Раз на стоянке он перед самым носом у какого-то "мерседеса" занял свободное место. Владелец "мерседеса" как ужаленный выскочил из машины.
— Ну давай, давай, подходи, — сказал Хайнц Маттек.
— Да ты только взгляни на них, — сказала сидевшая в "мерседесе" женщина, и тогда этот тип снова уселся в свой автомобиль.
Да, хорошенькое мы производим впечатление, думала Марион. Каникулы продолжались. Они давно уже перестали выбирать для своих прогулок какую-то определенную цель и просто мотались по окрестностям. Нужно же как-то возместить детям несостоявшийся отпуск. Однако такая езда без цели и смысла была, в сущности, самым настоящим праздным шатанием, с таким же успехом можно было слоняться по квартире или часами просиживать в кафе за мороженым. Невозможно представить, сколько они проматывали во время этих уик-эндов. Хайнц тратил деньги с той же легкостью, с какой они ему доставались. Деньги для него ничего не стоили.
Однажды вечером, когда он поздно вернулся домой, Марион еще сидела на кухне.
Риты до сих пор не было дома.
— Это уже в третий раз, — сказала Марион.
Явилась Рита в половине второго.
— Где ты была?
— А почему, собственно, вы так жаждете узнать это ночью в половине второго, а не вечером в половине пятого? — Она была слегка пьяна. — Ну а если я вам скажу, где была, что изменится? Вы же ничего не понимаете. Неужели еще не заметили? Вы не понимаете ничегошеньки. Даже самих себя. И что вы мне скажете, если узнаете, где я была? Умные фразы, в которые сами больше не верите? Вам нечего сказать. Вам нечего мне сказать. Ясно? — И уже в дверях: — Думаете, я не вижу, что здесь происходит? Вам даже притворяться лень. Вы конченые люди. Конченые. Ложитесь спать.
Дверь в ее комнату захлопнулась.
Он открыл было рот, но Марион вдруг крикнула:
— Бога ради, помолчи сейчас!
Он все позже возвращался домой. Иногда не было Риты, иногда Марион, а как-то вечером не было обеих. Квартира была пуста, только Карстен спал, свернувшись клубочком в своей постели. Он стоял посреди пустой квартиры. И вдруг почувствовал, что задыхается. Скорее прочь отсюда, на свежий воздух. Что-то должно случиться. Так не может продолжаться дальше. Он выскочил на улицу и быстро зашагал к центру города. Что-то должно случиться.
Примерно через час он был в районе скотобоен, у стойки какого-то бара.
Первую большую рюмку водки он выпил залпом, и еще прежде, чем подали вторую вкупе с большой кружкой пива, к нему уже подсела какая-то девица, довольно объемистая, Карола.
Мало-помалу способность дышать возвращалась. Ощущение удушья исчезло после второй большой рюмки водки.
— Закажи себе что-нибудь, — сказал он — А потом пойдем наверх.
— Какой шустрый, — сказала Карола, впрочем польщенная. Она придвинулась ближе: — Наверх — плата особая.
— Так, — сказал он, осушив кружку, и встал. Она влила в себя перно, и они пошли.
— Живо раздевайся!
Когда она попробовала раскрыть рот, он сказал:
— Кто тут платит, ты или я?
Они спустились назад в пивную, и возле стойки она сделала попытку от него отвязаться.
— Ты останешься здесь, — сказал он и притянул ее к себе.
— Эй, убери лапы. Терпеть не могу таких мужиков; сперва полаются со своими бабами, а потом ищут развлечений.