Страница 18 из 55
Сингамиль изнывал от нетерпения. Замысел, который Абуни обещал осуществить, показался ему даже более отчаянным, чем поход Гильгамеша и Энкиду в леса Ливана, где их мог убить страшный Хумбабу.
* * *
Все люди Ура с нетерпением ждали дня, когда состоится великое прощание с царской дочерью. Одни мечтали увидеть пышное шествие и роскошные одежды царедворцев, другие стремились показать себя в богатых золотых украшениях, третьи хотели лишь избавиться от хлопот. Это были ремесленники, которым пришлось трудиться в поте лица, чтобы угодить жрецам и царедворцам.
Много хлопот было у служанок и рабынь Нин-дады. Ланиша сбилась с ног, выполняя бесчисленные поручения. Все это время она терзалась мыслью о маленькой дочке, которая показалась ей больной, когда она с ней прощалась несколько дней назад. Ей слышался голос малютки - казалось, что девочка зовет ее и плачет. "Что-то тяжело у меня на сердце, - подумала Ланиша, не избила ли ее бабка? Добрая богиня, сбереги мне маленькую, не дай ее в обиду! Не дай злобной старухе продать дочку. Добрая богиня, верни меня домой, я никому не нужна во дворце. Меня считали счастливой, когда я оказалась в покоях великой жрицы, но не было мне здесь счастья. Страхи одолели. Трудно угождать жрице, подобной самой богине".
Размышления Ланиши прервала распорядительница церемоний. Она велела всем горничным, юным жрицам и рабыням приготовиться к великому прощанию. Она выдала каждой красное шерстяное платье и горсть серебряных или золотых бусин, чтобы украсить ворот и обшлага рукавов. Каждая получила серьги. Жрицы стали примерять золотые венки для волос, рабыни и горничные получили серебряные ленты. Всем было приказано умыться и тщательно расчесать волосы, как положено по большим праздникам.
- Добрая богиня услышала мои мольбы, - сказала Ланиша подруге, когда они вышли за ворота дворца. - Наконец-то я побегу к моей дочке. Четыре дня не видела ее. Боюсь, не больна ли? Злая старуха не любит девочку. Была бы жива моя мать, я бы никогда не дала ребенка чужой старухе. Судьба моя тяжкая. Плохо быть рабыней.
- Ты жива, и богиня поможет тебе вырастить дочку, - ответила подруга. - Не подумай, что у меня хорошая жизнь. Муж бьет меня нещадно. У меня не проходят синяки от побоев. Как только рассердится, так и жди колотушек. Я рада, что меня взяли во дворец прислужницей. Я всегда боюсь возвращаться домой, боюсь побоев. Муж мой любит крепкое пиво да еще примешивает туда травы, от которых дуреет. Беда, да и только! За что мне такое наказание? Побьет, а плакать не дает.
- Я думаю, что из всех женщин на свете лучше всего живется жрицам. Никто над ними не властвует, - сказала Ланиша.
Они поспешили к хижинам царских рабынь, чтобы ранним утром уже быть во дворце верховной жрицы.
Всю ночь Ааниша пришивала серебряные бусины к вороту платья, украсила рукава. Рано утром она тщательно расчесала свои длинные красивые волосы, нацепила золотые серьги, подаренные ей отцом, когда она была маленькой и свободной. Надела красное платье и почувствовала, что она очень привлекательна. "Некому полюбоваться на меня, - вздохнула Ланиша и пошла прощаться со спящей дочкой. - Потерпи, маленькая! Скоро я вернусь и возьму тебя на руки, а ты улыбнешься мне и покажешь свои крошечные белые зубы".
На площади Зиккурата толпился народ. Все жители Ура собрались здесь для участия в торжественной процессии. Как только вынесли деревянные с позолотой погребальные носилки, так в одно мгновение вся толпа закричала, заголосила.
Люди опустились на колени и с рыданием рвали на себе одежду, царапали лица.
Верховный жрец Имликум, с бритой головой, в белой шерстяной юбке, отделанной бахромой, увешанный амулетами, прикрытый алым плащом, обратился к сотням коленопреклоненных:
- Мы поднялись на крышу перед великим Уту, свершили воскурение. Поставили жертву перед Уту, воздели руки. Зачем забрал у нас Нин-даду? Пусть берегут ее стражи ночи! Великий Уту, мы вопрошаем, зачем страданье ей послано было? Зачем не дал ты ей долгие годы?
Дымились ароматные травы в курильницах, слышались стоны и рыдания. Ослепительно сверкало солнце и сияли в его лучах золотые и серебряные украшения на красных платьях женщин. Знатные женщины украсили свои прически золотыми венками в виде цветов и листьев бука, точно такими же, каким был венок Нин-дады. Разница была лишь в том, что венок великой жрицы был вдвое больше и тяжелее. Но кто мог осмелиться соперничать с повелительницей?
К стране без возврата,
к обширной земле
ушла Нин-дада, дочь Рим-Сина.
К обители мрака,
жилищу Иркалы,
откуда входящий никогда не выходит,
ушла великая жрица храма Луны.
- К стране без возврата ушла наша повелительница... - повторяли молящиеся.
- Потушим курильницу, завершим молитву, - сказал верховный жрец Имликум.
Повторяя эти слова, все поднялись и выстроились для торжественного шествия. Впереди Рим-Син рядом с Имликумом, за ними люди, несущие носилки с покойной, следом жрецы, музыканты, царедворцы, воины. Шли слуги богатых с дарами богине Эрешкигаль, повелительнице подземного царства. Они несли на головах дорогие сосуды, вазы с фруктами, блюда с жареной бараниной. Среди рабынь и служанок шла Ланиша. Она так торопилась, что забыла повязать голову серебряной лентой. Она зажала ее в кулак и все думала, как бы не забыть повязать голову, когда шествие приблизится к священной могиле. Там, в суете, когда каждый захочет пройти вперед, чтобы в последний раз увидеть великую жрицу, можно будет незаметно повязать. "Я простилась с тобой, прекрасная госпожа, - говорила себе Ланиша. - Я запомнила твою необыкновенную красоту и твои сверкающие одежды. Как мы ничтожны перед тобой!"
Игмилсин, Уммаки и Сингамиль стояли в толпе простолюдинов и с восторгом рассматривали богатых людей Ура, которым посчастливилось участвовать в процессии и в прощании с дочерью правителя Ларсы. Они восхищались богатым убранством и одеждой знатных женщин.
- Вот счастливцы, - говорила Уммаки жене пивовара, - посмотри, у них царские украшения и платья из тончайшей алой шерсти. Посмотри, как много женщин, молодых и красивых, завернуты в шерстяные покрывала, а в ушах сверкают серьги в виде полумесяца. Таких нарядных женщин я никогда не видела. Их не видно на улице, где ходим мы, простолюдинки.