Страница 17 из 55
- Все готово в последний путь, - сказала распорядительница церемоний из храма Луны.
Сотни светильников мигали, освещая золотистым светом просторные покои великой жрицы. Закончив хлопоты, женщины-жрицы, служанки, рабыни, стоя у ложа усопшей, молча дожидались утра. Они с нетерпением ждали последнего скорбного шествия в надежде, что потом долго будут свободны от привычных обязанностей. Прислуживать великой жрице, угождать царской дочери было почетно, но очень трудно.
Вдруг распахнулись двери, и в тяжелой, гнетущей тишине послышались шаги. Впереди шел верховный жрец Имликум. Лысый, с белой бородой, в юбке из длинношерстного барана, он выглядел величаво. Его голая впалая грудь еще хранила следы царапин - признак скорби. Рядом шел повелитель Ларсы Рим-Син в траурной одежде, увешанной амулетами от дурного глаза и внезапной болезни. За ними шли певцы и певицы, сопровождаемые множеством арфистов и музыкантов с дудками и барабанами. Они выстроились вокруг ложа умершей и по знаку жреца запели:
Боги, когда создавали человека,
Смерть они определили человеку,
Жизнь в своих руках удержали...
...В доме мрака, жилище Иркалы,
В дом, откуда вошедший никогда не выходит,
И путь, по которому не выйти обратно,
В дом, где живущие лишаются света,
Где их пища - прах и еда их глина,
А одеты, как птицы, одеждою крыльев,
И света не видят, но во тьме обитают,
А засовы и двери покрыты пылью!..*
_______________
* Перевод И. Дьяконова.
Все молча слушали, вникая в каждое слово. Когда игра арфистов сопровождала пение без игры дудочников и барабанщиков, каждое слово сказания проникало в душу. Но когда включались барабанщики, когда гремели дудки, слова сказания заглушались, и жрец делал знак музыкантам, чтобы играли тише. Особенно растрогало женщин пение заключительной части сказания:
...Кто сегодня из Земли барабан мой достанет?
Кто барабанную палочку из преисподней достанет?..
Гильгамеш, почему ты плачешь, почему печально сердце?
пели девушки.
Барабан твой я сегодня из Земли достану,
Барабанную палочку из преисподней достану!
продолжали юноши.
Имликум, стоя у изголовья Нин-дады, не спускал глаз с лица великой жрицы, словно надеялся увидеть улыбку - знак благодарности за хорошее пение, задуманное мудрым жрецом.
Уже светало, когда умолкли арфы и жрец позволил певцам и музыкантам передохнуть и подготовиться к скорбному шествию.
Имликум, удостоенный чести идти рядом с великим правителем Ларсы, в сопровождении телохранителей и стражи проводил Рим-Сина во дворец. По обе стороны дороги шествий стояли люди Ура. По мере приближения божественного правителя они падали ниц и выражали свою скорбь горестными воплями. Когда свет факелов вырывал из тьмы израненные лица и простертые к небу руки, Имликум говорил Рим-Сину:
- Люди Ура любили великую жрицу, их скорбь безгранична.
* * *
Сингамиль рано проснулся на своей жесткой циновке. Помня вчерашние слезы сына, заботливая Уммаки захотела побаловать любимца. Она дала ему большую глиняную чашу молока и кусок свежей ячменной лепешки.
- Ешь, сынок, - сказала она ласково, - сегодня "дом табличек" закрыт. Плач в Уре. Умерла великая жрица храма Луны. Нет у нас больше нашей богини Нин-дады.
- Не богиня она! - воскликнул Сингамиль. - Богини не умирают. Боги живут вечно. Я прочел в старинной табличке из царского дома. Царская дочь Нин-дада - обыкновенная женщина Ура.
- Тише, сынок. Не говори таких слов. Услышит царский слуга или жрец беда будет. Нас могут убить, нас могут закопать живьем. Молчи, сынок! Пусть в табличке написано про это, а человек Ура не может сказать такое. Жрецы лучше нас знают про царей и богов. Молчи!
Сингамиль посмотрел на мать, испуганную и печальную.
- Об этом знают только трое, - прошептал он. - Первым прочел это отец. А когда я прочел табличку про смерть Энкиду, я узнал самое удивительное. Я узнал, что ярая смерть не щадит человека, а боги живут вечно. Я поведал об этом своему другу, сыну Шиги, Абуни.
- Уту, великий, милосердный! - воскликнула Уммаки. - Как можно было сказать это мальчишке Абуни? Глупый мальчишка может сказать об этом каждому из должников Шиги. Я видела, он записывает долги на глиняной табличке. Какое зло нам причинили эти старинные обожженные таблички! Всхлипывая, Уммаки повторяла: - Великий Уту, пусть минует нас кара! Мой сын еще мал и глуп, прости ему прогрешение!
- Не я придумал это, - пробормотал Сингамиль, разжевывая лепешку.
Слезы матери заставили его призадуматься, не согрешил ли он, назвав Нин-даду обыкновенной женщиной. Нет, не согрешил. Так сказано в старинном сказании, а там все правда.
- Абуни мой друг, - сказал Сингамиль. - Мы дружим, как Гильгамеш и Энкиду. Мы поклялись помогать друг другу и никогда не делать зла. Как же я мог не рассказать ему про табличку? А он сам понял и разгадал истину. Это великое дело. А ты плачешь.
Уммаки смахнула слезы и внимательно посмотрела на своего любимца. "До чего же умен мой Сингамиль, - подумала она. - Во всем Уре нет такого умного мальчика. Так бы и любовалась им целыми днями, так бы и слушала его. А ведь он еще маленький. Уту, великий, дай ему счастливые годы! Пусть он станет самым богатым, самым знатным человеком Ура!"
- Ступай, сынок, к реке, надо покормить корову, набрать немного травы на завтра. Говорят, будто великое прощание и шествие по дороге процессий начнется рано утром. Все мы пойдем к Горе бога прощаться с великой жрицей. Нарви побольше травы, голодная корова не даст молока.
За высокими стенами Ура Сингамиль нашел небольшую поляну с пожелтевшей травой. Пока корова паслась, он рвал траву и складывал ее в ивовую корзинку. Ему было жаль, что Абуни не пригнал сюда своего белого ослика. Зато завтра они будут вместе. Абуни запряжет ослика в маленькую повозку, положит на нее мешок зерна и во время шествия, когда покажутся возницы с упряжкой ослов и быков, он покатит свою повозку рядом с ними, а Сингамиль прыгнет к нему в повозку, и они, сидя рядом на мешке зерна, поедут к усыпальнице. Они всё увидят. Посмотрят, какие сокровища выгружают возницы. Увидят драгоценные сосуды из золота и серебра, предназначенные богам подземного царства. А потом они погонят ослика домой. Вот когда мальчики в "доме табличек" разинут рты от удивления. Как они будут завидовать счастливцам, увидевшим небывалое! Ни один ученик в "доме табличек" не видел царских сокровищ. Может быть, увидят во время шествия, но там их не разглядишь.