Закон свободы

Я начал обходить аномалию по кругу. Зашел за груду ржавых автомобилей – и чуть не споткнулся о сталкера, валяющегося на земле в луже собственной кровищи.

Бедолага лежал в позе эмбриона, зажимая окровавленными руками распоротый живот. И у него почти получилось. Лишь из-под левой ладони свисал книзу кусок кишечника, похожий на обрывок толстого, мясистого червя. С разрубленного конца кишки в кровавую лужу медленно вытекало светло-коричневое содержимое.

Понятно. Плохая смерть. Парню осталось помучиться еще пару-тройку часов, пока милосердная Сестра не принесет ему долгожданное освобождение от нереальной боли. Сейчас, наверно, боль слегка поутихла, и несчастный замер, боясь пошевелиться и разбудить ее снова.

Правда, услышав шаги, он все же открыл глаза. И даже нашел в себе силы прохрипеть:

– Помоги… Аптечку…

Я молча покачал головой. Бесполезно. Никакая аптечка тут не поможет. Даже дорогущий артефакт – вариант таковой, которого у меня нет.

– Там… всё плохо, да?

Я кивнул.

Парень помолчал, скрипнул зубами.

– Тогда… тогда пристрели…

Правильная просьба в его положении. Я потянулся за автоматом, щелкнул переводчиком огня…

Блин… Молодой совсем. Дурак. Куда поперся? В зараженные земли за длинным рублем, мать его? Таких, как он, Зона жрет пачками на завтрак. Идиот.

– Кто это тебя?

– Баба… какая-то… Красивая… Шла тут. Я ей: «девушка, можно с вами познакомиться?» А она ни слова не говоря… меня ножом… кривым… прямо в живот…

Ну, понятно. Касси. Идет по кладбищу автомобилей, злая как целая стая квазимяса после того, как осталась без хабара, снаряги и ствола. И тут этот придурок со своим «можно познакомиться?» Угу. За ней не задержится. Сорвала зло – и пошла себе дальше. Хоть бы добила что ли. Теперь мне этим занимайся.

Я поднял автомат… и опустил. Пожевал нижнюю губу, борясь с приступом жадности, потом сплюнул и, скинув на землю рюкзак, вытащил из него контейнер с «синей панацеей».

Не, дурак не этот парень. Дурак это я, присаживающийся на корточки перед полутрупом, держа в руке целое состояние. Ясно же, что при случае этот пацан с удовольствием продаст мою голову «боргам», «вольным» или фанатикам Монумента. Так на хрена сейчас я с усилием отрываю его руки от распоротого живота и засовываю туда обрывки кишечника вместе с «синей панацеей», стоящей как две головы – моя и сфинкса вместе взятые? А потому, что дурак. Другого объяснения быть не может.

– Что… ты… делаешь? – выдавил из себя раненый, от нереальной боли побелевший как полотно.

– Что делаю? Очередную глупость. Лежи, твою душу, не дергайся. И не вздумай заорать, когда она внутри тебя шевелиться начнет. А то мутанты набегут – четвероногие ли, двуногие ли, без разницы, и на этом твое лечение закончится. Если повезет, будешь жить. Не повезет – сдохнешь. Вот и вся дилемма.

Но, по ходу, молодому свезло. «Панацея» была сытой. И сейчас не выжирала человека изнутри, а наоборот, отдавала ему свою энергию. Правда, артефакт был небольшим. Стало быть, полное излечение займет не менее часа. За который я вполне успею дойти до «Янова», обменять голову сфинкса на наличные, и вернуться назад. К тому времени, думаю, артефакт как раз закончит свое дело. Я его заберу – и прощай, Зона. Глядишь, на Большой земле найду покупателя на «синюю панацею». Тогда как раз денег на полторы жизни хватит, и еще останется полмешка.

– Короче, лежи здесь, никуда не уходи, – сказал я, вытирая окровавленные руки об одежду раненого, которую так и не рассмотрел толком, ибо парень лежал в глубокой тени. – Сейчас прошвырнусь кой-куда, потом вернусь за «панацеей». Очень надеюсь, что к тому времени она тебя починит. И да, если выживешь, запомни: в Зоне экстремально красивая женщина это или иллюзия, наведенная псиоником, или отфотошопленный мутант. Кстати, данное правило частенько работает и на Большой земле.

И ушел. Надо было поторапливаться, чтобы успеть завершить намеченное до захода солнца.

К счастью, кроме этого малоприятного инцидента более со мной на кладбище автомобилей ничего не произошло. И через четверть часа я уже подходил к знаменитому бару станции «Янов».

Знаменит сей бар был тем, что в нем очень строго запрещались любого рода конфликты между посетителями. И с теми, кто на этот запрет клал свой самоуверенный сталкерский болт, охранники бара поступали просто. Выводили на задний двор и банально отрубали голову. После чего оную насаживали на палку и выставляли возле бара на всеобщее обозрение. К моменту моего последнего посещения «Янова» из тех палок с головами вокруг заведения был уже составлен целый забор. Хоть и редкий – около метра между подгнившими тыквами нарушителей спокойствия – но, тем не менее, впечатляющий.

Я очень надеялся, что меня в «Янове» не узнают. За время моего путешествия по чернобыльской Зоне я как-то так и не удосужился побриться – приключения сыпались каскадом, одно за другим – отчего к настоящему времени у меня успела отрасти небольшая борода, причина моих периодических почесываний подбородка. Каждый день давал себе слово завтра побриться. Но на следующий день с утра непременно случалась какая-нибудь запредельная хрень, когда мне становилось ну совершенно не до бритья. Сейчас же грязная, спутанная волосня на моей морде могла сослужить мне хорошую службу.

Ну и, само собой, никто не отменял негласный закон свободы скрывать свою личность. Не хочется сталкеру называть свое имя и показывать лицо – значит, не называет и не показывает, скрывая морду под капюшоном, защитной маской, или, и того хлеще, под противогазом.

Пройдя мимо гниющих, отвратно воняющих голов, насаженных на колья, я надвинул капюшон своей камуфлы аж на самые брови. После чего сунул руку за пазуху, снял с предохранителя пистолет ПСС и взвел курок – мало ли что. Проделав все это, я поднял руку и кулаком постучал в знакомую бронированную дверь с узкой смотровой щелью-бойницей, расположенной на уровне глаз и прикрытой изнутри стальной заслонкой. Которая после моего стука практически немедленно со скрежетом отъехала в сторону. Хоть бы смазали ее что ли…

В щели показались два равнодушных глаза.

– Чего надо? – ровным, почти механическим голосом поинтересовался владелец глаз.

– Хабар принес, – глухо сказал я.

Хозяина глаз я сразу узнал по голосу – это был тот самый урод, что не впустил нас с Фыфом в бар во время атаки зомби. И не хотелось бы, чтоб он вспомнил меня. Хотя бы потому, что от ста штук «деревянных», обещанных за мою голову, не откажется даже беспристрастный, словно биомашина, охранник бара «Янов».

– Что принес? – не отставал бдительный страж.

– Голову сфинкса.

Глаза в щели слегка округлились.

– Да ладно?! Того самого, что «боргов» как семечки жрет и «вольными» закусывает?

– По ходу, того самого, – с легким раздражением ответил я, ибо этот секьюрити бесил меня еще с тех пор, как я из-за него был вынужден парой ножей отбиваться от смердящей кучи ходячих трупов. – Ты впускать собираешься или нет?

За дверью загрохотал отодвигаемый в сторону стальной засов.

– Заходи, сталкер. Удачливым охотникам у нас всегда почет и уважение.

Я перешагнул порог и окунулся в знакомую, душную атмосферу сталкерского бара, пропахшего перегаром, табачным дымом и неистребимым запахом давно не мытых человеческих тел, ибо в любой Зоне, как и на любой войне, с личной гигиеной всегда проблемы.

С прошлого моего посещения в этом баре ничего не поменялось. Его можно было бы назвать типичным для Зоны, если б он не был нетипично большим. Нынешние хозяева станции «Янов» снесли все перегородки, и сделали из помещения один огромный зал, в котором каждый мог оттянуться на свой вкус. Хочешь – зависай за огромной барной стойкой. Желаешь комфорта – располагайся в ресторанной зоне, за столами в ожидании заказа. Или можешь скоротать время за пивными столиками, переминаясь с ноги на ногу и раздирая подгнившими зубами пересушенную воблу с явными следами мутаций.

У дальней стены, как водится, расположилась торгово-обменная точка для тех, кто хочет обменять артефакты на наличные, оружие или снаряжение. Ну, а справа – отдельная территория для желающих спустить нажитое за игорными столами, рулеткой или полудюжиной обшарпанных игровых автоматов.