Не-Русь

И снизошёл на него свет сути, и ударила его молния смысла… В смысле — попытался встать и потерял сознание.

Хорошо что не в костёр упал. Нюхательной соли в наших хотулях… Как-то я на нервных барышень не рассчитывал. Ничего: уложили, водицей речной сбрызнули, горяченького похлебать дали, медовухой сверху отполировали… И в две хоругви полным личным составом… принялись «учить жизни».

Единственное — я сразу предупредил ребят, чтобы не гнобили мужика, чтобы не вздумали «басурманского чёрта» обижать.

У костра Ивашко за обучением присматривает, а из темноты опять «рубли юбилейные» отсвечивает: Лазарь смотрит.

— Что ты с ним сделаешь?

— Помогу. Помогу стать тем, кем он захочет.

— Как?! Ты с ума сошёл! Он же убийца! Он же зверь-душегуб!

— И что? В хозяйстве всякий человек пригодится. Главное — чтобы его желания совпадали с его возможностями. И моими потребностями.

— Но… Он же злой! От же чёрный!

— «Всегда смотри на вещи со светлой стороны, а если таковых нет — натирай тёмные, пока не заблестят» — древняя китайская мудрость. Будем надраивать беднягу. До блеска.

Салман, Джафар, Абдулла… три этих человека уничтожили Волжскую Булгарию. Не понимая этого, не желая этого, просто делая на каждом шаге «то, что должно». А вот что «должно» — указывал я.

Говорят ныне: Пресвятая Дева надоумила Зверя Лютого, привела к нему людей нужных, научила что говорить, что делать.

Откуда берутся мысли в моей голове — не знаю. Может, и Богородица советует. Спорить не буду. А вот насчёт людей… Мне нужен был выход к Хазарскому морю. Нужно было взять весь «путь из варяг в хазары» под одну шапку. Так — выгоднее, оптимальнее. Так людям, живущим на этом пути — сытнее, здоровее, безопаснее. Лучше. А что всякие эмиры, князья, посадники, ханы, панки… кто по берегам сидел — думают иначе… То — их беда. Думали бы правильнее — целее были бы.

Не было бы этих людей, не привела бы их ко мне судьба — были бы другие. Но «путь» я бы всё равно под себя взял. Цена… в людях, в сроках… Может, и лучше можно было. Но результат — тот же. «Делай что должно, и пусть будет что будет». А будет — как я решил.

Помнишь, девочка, говорил я о лезвии, входящем в сердце паутины? О верёвке, тянущейся за таким гарпуном? Об «агентах вливания», об «авторитетных источниках»? Таким человеком стал в Волжской Булгарии «мойдодыр» Абдулла. Не «сделанный», «выращенный», а «обретённый и повёрнутый». Это несколько не так, как мне думалась во время гребли по Верхней Волге после общения с Божедаром. Но я же не догматик! Я знал, что жизнь всегда богаче моих идей. И оказался к этому готов.

Потрясённый «следом ножа Аллаха», искренне уверовавший в мою избранность, Абдулла составил собственное представление о моих ценностях и целях. И послушно исполнял мои задания. А я его не разочаровывал.

Глава 351

Лазарь опять надулся. Не так сильно, как после истории с Божедаром, но снова держится от меня подальше. А мне надо ещё одну проблемку решить. И кроме как Лазарь…

— Лазарь, служить ко мне пойдёшь?

— Ваня! К тебе…! Я ж весь…! А как же…? Ну… князь, присяга… Матушка, брат, сёстры… Да и какой из меня теперь…

Нога у парня срослась. Но плясать ему… не грозит. Хромает он. Устаёт быстро. Был бы он матёрым боярином — не беда. То — в седле, то — слуги плечико подставят. А молодому шкандыбать… По «полчищу» — не побегает. Отставать будет. В атаке… кто отстал — тот и трус.

— Лазарь, ты — единственный боярин из моих людей.

У меня — прекрасные люди! Человек пять — просто хорошо выше уровня среднерусского боярина! По уму, храбрости, деловитости… Но в «шапке» — один Лазарь. Есть стереотипы. Не мои — окружающих. Я не могу послать послом к эмиру не-боярина — это будет воспринято как оскорбление. Я не могу послать к эмиру боярина без бороды. С ним никто не будет разговаривать. Как Аламуш говорил с ибн Фадланом — секретарём багдадского посольства — «мужем разумным и умудрённым». Но не с молодым послом.

— Лазарь, я хочу, чтобы ты представлял меня перед Андреем Юрьевичем. Я предполагаю, что между Боголюбовом и Всеволжском будет много… вопросов. И хочу, чтобы мои слова доносил до слуха князя человек честный и смелый. Которому я верю. Ты.

— Ой! Спасибо! Но… А как же… а в Твери… а если…

— Не скачи ты так. Подумай хорошенько. Говорить Бешеному Китаю «нет»… не у всякого даже и храбреца — язык повернётся. А тебе — придётся. В глаза его дикие смотреть, нрав бешеный выносить. Стоять твёрдо. Ни на йоту сдрейфить нельзя.

— Ваня, так я ж… я ж всяких хитростей… не знаю, не умею… Меня ж там… ну… обойдут-обманут…

— Ты — мой голос в Залесье. Кто тебя обманет — с того… кожа слезет. Или — я спущу. Не важно — как с тобой будут хитрить. Важно, чтобы ты не хитрил. Чтобы твоё слово всегда было правда. Только правда. В обе стороны: и ко мне от Андрея, и к нему от меня. Ты врать не умеешь. Не дано. И не пытайся.

«Ложь, обман и дипломатия» — все три формы — не для него. И не для Боголюбского. Андрей такие игры просекает на раз. Не надо иллюзий — я выкрутился из под топора только массой. Массой непоняток. Массой… новизней. Ни лжи, ни обмана — не было. Только — правда. В оригинальной трактовке и с дополнительной информацией. Почему и жив. Пока ещё.

Повторять такие игры… никому не посоветую. Себе — в первую голову. Текучки между Андреем и мною будет много. Возникнет множество… коллизий. Ну, это ж очевидно! А уж какие гадости про меня будут Суздальскому князю в уши заливать…

Мне в Боголюбово — не набегаться. Да и нельзя — высылка по «Указу». Ход на «Святую Русь» мне закрыт. Нужен посол. Единственный мой боярин послом при дворе Андрея — ещё и знак уважения. Опять же: боевой ветеран. Причём не вообще, а герой знаменитого Бряхимовского боя во славу Богородицы. Лично награждён Боголюбским саблей. Андрей его в лицо — знает, восторг юноши при награждении — помнит.

Вечером, обговаривая это назначение с Боголюбским, попросил:

— Вы там, с Манохой, присмотрите за ним, поберегите парня.

— Вот ещё! Да его с любого слова в цвет вгоняет! Дурня сопливого подсунул, так ему и сопельки утирать?! Иных забот нет?!

— Светлый князь Андрей Юрьевич. У тебя бояр — сотни. У меня — один. Что молод — это быстро пройдёт. А вот что честен… У тебя таких много? А у меня — других просто нету. «У того, кто способен краснеть — не может быть чёрного сердца» — никогда не слыхал? Лазаря можно перехитрить, обдурить… Запугать или купить — нельзя. У меня — все такие. Один-единственный. А у тебя?

Спокойно, размышляя, сравнивая. С Андреем так не разговаривали со смерти его брата Ивана. Ни отец — Юрий Долгорукий, ни самый старший брат Ростислав (Торец). Те больше брали горлом, старшинством, авторитетом.

Боголюбский фыркнул, ничего не сказал. Но просьбу мою принял к исполнению.

Насчёт отношений Лазаря и Боголюбского — я не боюсь. Андрей хоть и Бешеный, а в разуме. А вот окружение… Я уверен, что Лазаря будут подставлять. Просто потому, что он мой. При дворе не бывает «ничьих людей» — каждый принадлежит к какой-то партии. Его обязательно попытаются привлечь на чью-то сторону. Когда это не получится — возненавидят, попытаются подмять или угробить.

Единственный способ выжить — кристально честная глупость. Настолько, что и втягивать в какие-то интриги — нельзя. А вот «использовать в тёмную» — будут обязательно. Очень важно, чтобы Андрей, как бы ситуации не складывались и, уж тем более, как бы не представлялись разными… заинтересованными лицами, был твёрдо уверен: на парне зла нет.

А отсвет этой кристальной честности — падёт и на меня. Что для меня… при моём несколько вольном трактовании… законов и норм… Очень даже необходимо.

Тут приходит Цыба. Вся какая-то… дёрганная. Так-то у неё взгляд… «блуждающий в эмпиреях». А нынче… «мечущийся в волнении». Очень непривычно.

— Боярич. Э… Господин воевода. Спросить пришла. Мне боярин Лазарь… предложение сделал. Вот.