Страница 72 из 97
- Знаю. Это когда втайне.
- Вот именно. Я в Хайлигендамме в некотором роде инкогнито. Поэтому ты никому не должен говорить, что я – вассермейстер. У нас с тобой будет уговор. Секрет. Верно? Ну, держи. Секреты полагается скреплять.
Он вытащил из кармана потертую рейхсмарку и щелчком отправил в ладонь мальчишки.
«Как глупо, - подумал он, - Ведь это ребенок. Он непременно проболтается. Дети иначе не могут. Слишком большой секрет для маленького мальчика. «А вы знаете, у нас в «Виндфлюхтере» остановился настоящий вассермейстер! Да серьезно, я видел, как он из воды всякие штуки делал! Ух!».
Франц с благодарностью принял монету и быстро спрятал ее в карман шорт.
- Я буду молчать, - пообещал он, - Вы не беспокойтесь, господин магильер, я ни слова! Даже маме.
- Молодец, Франц. Этим ты очень поможешь господину магильеру. А теперь отведи меня обратно в гостиницу. Чертовски холодный ветер тут у вас по утрам… Пожалуй, мне не повредит горячий завтрак и чашка кофе.
Прежде, чем подняться с пляжа вслед за Францем, Кронберг бросил взгляд на море. Кажется, оно опять сердилось. Поверхность из темно-зеленой сделалась синевато-серой, волны шли тяжело, одна за другой, как отлитые из свинца заготовки каких-то деталей на конвейерной ленте.
«Мы еще увидимся, - пообещал морю Кронберг, - Подожди немного…»
В гостиной у Мартина пахло легким французским табаком и туалетной водой, чей аромат всегда казался Кронбергу излишне цветочным и легкомысленным, как для мужчины и отставного офицера. Впрочем, у каждого есть право на странности, и упрекать в них Мартина он не собирался. Правду говорят, все магильеры в чем-то безумны, просто у каждого это выражается по-своему.
Мартин был высок ростом и коренаст и, хоть его фигура успела несколько оплыть за пять лет гражданской жизни, утратить резкость очертаний и рельеф мышц, эти перемены хорошо скрывал дорогой шелковый халат с кистями, в который тот был облачен.
Кронберг мысленно улыбался всякий раз, когда видел этот халат, то есть, практически всякий раз, когда бывал у Мартина в гостях. Хозяин апартаментов предпочитал именно этот вид одежды в домашней обстановке. Слишком уж хорошо сидел в памяти тот Мартин, которого он помнил по девятнадцатому году.
В лохмотьях серого сукна, бывших когда-то прекрасного покроя магильерской формой, без нижних кальсон, в какой-то неуместной бесформенной шапке на голове, фойрмейстер Его Величества кайзера Мартин являл тогда плачевное зрелище. Почти такое же, как сам Кронберг. И вот теперь – шелковый халат с кистями… На халате маленьким пятном висел партийный значок, неброский и элегантный.
- Ах, это ты? – Мартин поднялся ему навстречу из глубокого кресла, радушно улыбаясь. Кронберга он встретил крепким рукопожатием, как старого друга, хотя отношения между ними, аккуратно поддерживаемые с обеих сторон на протяжении последних шести лет, носили скорее характер приятелей по службе, один из которых стал начальником, но не считает нужным обозначать это или подчеркивать, - Заходи, садись. Опять опоздал, негодяй такой!
- Время течет, сам понимаешь, - ответил Кронберг старой вассермейстерской шуткой, которую Мартин принял с понимающим смешком, - Явился, как только смог. Что-то срочное?
Мартин махнул рукой.
- Если бы было срочное, я бы вызвал тебя в партийную контору. Нет, дело такое… неспешное. Вина?
Кронберг принял наполненный бокал. Мартин пил исключительно красное вино, к которому, как он уверял, пристрастился еще в шестнадцатом году во Франции. Кронберг был безразличен к вину, но созерцание жидкости, мягко переливающейся в прозрачной полости бокала, всегда его успокаивало. Можно представить, что это заключенное в хрусталь багрово-красное море, на поверхности которого тоже гуляют волны, а глубины непроглядны и таинственны.
Слушая Мартина, Кронберг пил вино крошечными глотками, больше смачивая губы. По счастью, вникать в смысл пространного монолога Мартина необходимости не было – тот любил долгие пространные вступления, предпочитая, по его словам, сперва настроиться на волну собеседника, а потом уже переходить к делу. Поэтому Кронберг рассеянно кивал и вертел в руках бокал. Из всего, сказанного Мартином, ничего нового или интригующего он пока не узнал.
Страна в руинах. Инфляция скачет, как взбесившаяся гадюка. Грядущие Олимпийские игры в Париже, несомненно, принесут Германии очередные унижения – вшивые лягушатники даже не удосужились пригласить германскую команду. Гинденбург, кажется, всерьез надеется стать рейхспрезидентом. Представляешь, этот старый индюк!.. Зато, если слухи не врут, на родину собирается вернуться фон Лютвиц. Славно он задал этим проклятым социалистам в двадцатом… Они, конечно, скалятся, но времена переменились, старик, сам понимаешь…
Политические новости Мартин пересказывал с презрительно-благодушной улыбкой, в такие минуты в нем как никогда ощущался не старый фронтовик, а партийная фигура. Наблюдая за тем, как он пьет вино и говорит, Кронберг подумал о том, как меняет людей мелочь вроде партийного значка. Казалось бы, капля металла на лацкане, похожая на след голубиного помета. Но как она преображает человека!
Свой собственный значок он надевал редко. Не стыдился, но предпочитал обходиться без него, цепляя только по торжественным поводам или собираясь фотографироваться на партийных съездах, до которых не был большим охотником.
«Партия магильеров в отставке», как со смехом именовал ее Мартин, уже не была детской игрушкой, как в самом начале, после войны, когда они только затеяли всю эту историю. Она стала политической силой, пока не очень заметной на общем фоне, но Кронберг привык оценивать силу течения, пусть даже оно неразличимо на поверхности воды. И с каждым годом он все сильнее убеждался в том, что течение, в котором оказался после войны он сам, способно занести куда-то очень далеко.
С Мартином он этими соображениями не делился – едва ли отставной фойрмейстер поймет аллюзию. Интересно, с чем сравнивал партию сам Мартин? С искрой, из которой вот-вот вспыхнет пламя?..
- Ты тяжело поработал последние несколько месяцев, - сказал Мартин, серьезнея и подливая себе еще вина. Кажется, вступительная часть закончилась, - Кое-кто наверху решил, что тебе нужен отдых.
Кронберг насторожился. Слишком уж вкрадчиво Мартин произнес эти слова.
- Отдых? – переспросил он, - Ты имеешь в виду, мне предоставлен внеочередной отпуск?
- Да, именно это я и имею в виду. Нельзя же постоянно работать, мой дорогой! Мы уже не молоды с тобой, надо учиться с уважением относиться к собственному здоровью.
- Честно говоря, даже не знаю, как его использовать.
- В городе невозможно нормально отдохнуть, особенно в таком беспокойном и шумном, как Берлин. Нет, города совершенно исключены. Тебе нужна перемена обстановки и поменьше людей вокруг. Чистый воздух, прозрачное небо над головой, все прочее в этом духе.
Кронберг всегда считал себя убежденным горожанином, но тут не возразил, позволив течению Мартину продолжать ткать свои извилистые петли.
- Не имею ничего против загородного курорта. Куда в этот раз? Эберсвальде? Кёнигштайн?
Мартин улыбнулся.
- Ни к чему тебе эта глухомань. Ты же, мой дорогой, урожденный вассермейстер, повелитель воды. Я думаю, морской курорт подойдет тебе больше всего.
- Морской курорт, отлично. Есть какие-то конкретные предположения?
- Хайлигендамма. Это в Бад-Доберан[27]. Думаю, партия может позволить тебе неделю отдохнуть на морском берегу и отрешиться от суетности Берлина. Он, кажется, делается все более и более мрачен с каждым годом. Что скажешь?
Кронберг вспомнил неприветливое Балтийское море. Всегда прохладное, всегда тяжелое, сонное, как прооперированный тяжелораненый, отходящий после наркоза.
27
Бад-Доберан – город на севере Германии, побережье Балтийского моря. Хайлигендам – его район, представляющий собой один из старейших морских курортов.