Страница 40 из 48
По счастью, ничего особенно неприятного они не увидели. Только огромный развороченный панцирь, который, казалось, лопнул изнутри, рассыпав свои внутренности вокруг. Дирк вспомнил сравнение с майским жуком, которое пришло ему на ум когда-то давно, до начала боя, триста лет назад, и подумал, что так выглядел бы жук, угодивший под колесо автомобиля. Железо. Много железа. Бесформенные обломки и отдельные куски самых причудливых форм, будто исторгнутые часовым механизмом огромного размера.
Дирку показалось, что в мешанине осколков брони и внешней обшивки он краем глаза заметил что-то, отличающееся от них по цвету. Что-то совсем небольшое, с ребенка размером, потому что взрослый человек, даже если содрать с него всю плоть, не сможет занимать так мало объема среди брони. Дирк увидел кусок позвоночника, свисающий из стального тела, как обрывок пустого шланга. Но это могло ему показаться – спустя секунду, когда он уже отвернулся, воображение дорисовало картину, и обломок позвоночника уже выглядел, как обрывок какого-то тряпья. Дирк не собирался оборачиваться, чтобы узнать это наверняка. Он лишь взглянул на номер поверженного штальзарга, выведенный белой краской на его наплечнике. Шестой.
Дирк ощутил мимолетное облегчение – невидимая птица овеяла его своим крылом. Это был не Кейзерлинг, и не Штерн. Дирк даже не помнил его имени. А теперь было лучше и не вспоминать, потому что для него оно всегда будет неразрывно связано с видом развороченного тела.
Второй труп они обнаружили немногим позже. Он лежал в странной позе, раскинув руки в стороны – как человек, собравшийся прыгать в воду и изготовившийся для этого. Снаряд «Гочкисса» снес ему половину головы, оставив кусок шлема, похожий на выклеванный изнутри воронами грецкий орех.
- Крюгер, - отчетливо сказал Мертвый Майор, и Дирк успел удивиться, почему слышит голос своего подчиненного в этом кромешном аду, где все звуки состоят из грохота, визга и скрежета.
Дирк вспомнил Крюгера. Невысокий парень лет двадцати двух, кажется из Эссена. У него еще был забавный говор вроде того, что бывает у всех коренных жителей Вестфалии. Память услужливо выдала лицо, которого больше не существовало в этом мире, которое лопнуло под ударом стального сердечника как ломкое печенье в пальцах ребенка. Дирк попытался вспомнить что-то о Крюгере – зачем?.. – но не вспомнил ничего, кроме того, что он на построении взвода вечно ошибался в шеренгах и лез вперед, на что Мерц лишь сердился, а Карл-Йохан вздыхал и называл его «этот господин Каша-в-рот». Воспоминание было лишнее, никчемное, и Дирк стер его мысленным усилием. У мертвецов нет памяти, ни доброй, ни иной.
«Мертвые не имеют срама» - так, кажется, сказал какой-то из древних русских князей. Рядовой Крюгер искупил все свои грехи службой в Чумном Легионе, и теперь покинул его. Только и всего.
Когда они догнали взвод, до французских позиций оставалось совсем немного. Можно было различить поднимающиеся над бруствером пулеметные щитки, мельтешащие верхушки касок и уходящие вдаль траншеи второй и третьей линий. Только оказавшись на границе выгрызенного в камне города, можно было осознать его настоящие размеры и прикинуть, сколько кубометров земли и камня высвободили штейнмейстеры, чтобы создать нечто подобное. Дирку показалось, что он вышел на берег океана и увидел перед собой его безбрежное пространство с бесчисленным множеством ломаных волн. Только здесь каждая волна была огневым рубежом, полным французских касок и поднятых вверх штыков.
- Принимаю командование! – крикнул Дирк, поравнявшись со взводом.
Карл-Йохан кивнул ему, и в этом кивке Дирку почудилось облегчение.
- Рад вас видеть! – крикнул в ответ заместитель, - Мы уже думали, французы вас разделали!
- Им придется постараться получше, если они хотят заполучить мою смердящую шкуру!
Они рассмеялись, и смех этот в окружающем грохоте прозвучал жутковато, как скрежет врат ада. Теперь и Дирк испытал короткое облегчение. Они добрались. Несмотря на жестокий огонь и потери. А значит, «Веселые Висельники» смогут выполнить свой долг.
Море, открывавшееся перед ними, было не спокойным, оно бурлило десятками разрывов, каждый из которых вздымал над его поверхностью столб черно-серого дыма – точно над местом падения снаряда взметалась мантия, сотканная из невесомой ткани и медленно опадавшая. Артиллеристы оберста фон Мердера следовали своим приказам и не собирались прекращать огонь. Даже теперь, когда «Веселые Висельники» подошли к переднему краю обороны.
Несколько пулеметов все еще били по ним в упор, и если раньше их перестук казался медленным и негромким, доносившимся через подушку, то теперь был слышен лязг самих пулеметов и отрывистые команды расчетов. «Три пулемета, - решил Дирк, - Нет, четыре».
Два из них он видел. Один прямо напротив них, другой правее, на два часа. Оба били короткими расчетливыми очередями, экономя патроны, тонкие как тростинки стволы «Сен-Этьенов» равномерно дергались, исторгая из себя обжигающий сетчатку глаза оранжевый огонь. На близком расстоянии этот огонь был гибелен, и Дирк почувствовал себя и свой взвод кузнечиками, бегущими прямиком на барабан газонокосилки. Еще один из мертвецов третьего отделения выбыл из боя с развороченной пулями грудью – он зашатался, как пьяный, выронил ружье и беззвучно осел на колени, а потом завалился на бок. Какая-то из пуль, должно быть, добралась до его позвоночника и превратила его в труху. Пулемет на правом фланге был еще более неприятен, он терзал шеренги прерывистым фланкирующим огнем, от которого «Висельников» не закрывали прочные панцири штальзаргов. Один из мертвецов, бежавших неподалеку от Дирка, вскрикнул и упал, схватившись за ногу. Кажется, это был Штейн. Из неровных отверстий в его правом бедре поднимался едва заметный дым. Но он оперся прикладом ружья о землю, поднялся и, выкрикнув что-то нечленораздельное, обращенное к бьющим в упор «Сен-Этьенам», побежал дальше. Мертвецы – упрямый народ. Они могут двигаться до тех пор, пока очередное удачное попадание не снесет их голову.
- Где пулеметы? – спросил Дирк у Карла-Йохана, похлопав его по плечу чтобы привлечь внимание в этом рвущемся и звенящем аду, - Я вижу только два!
- Один на левом фланге, одиннадцать часов, - Карл-Йохан ткнул металлическим пальцем, указывая направление, - Один правее, на трех часах. Они в бойницах. Но можно заметить.
- А «четыре-семь»?
- Правый фланг, метров двести!
Дирк присмотрелся и действительно заметил орудие – только благодаря тому, что оно в этот момент выбросило из себя длинный узкий язык пламени, подняв фонтан земли на приличном удалении от их боевых порядков, с заметным опозданием. Он вынужден был признать, что позицию французы подготовили тщательно, и со знанием дела. Они насыпали полукольцом холм, чья обращенная к германским окопам сторона была укреплена мешками и камнем. Это сужало сектор обстрела трехфунтовки, но при этом позволяло ей и ее расчету не опасаться фронтального огня, оставляя для стрельбы пространство слева и справа. Куцый нос «Гочкисса» лишь немного выдавался из импровизированной маленькой крепости, над укрытием, и Дирк смирился с тем, что из их текущего положения поразить орудие невозможно. Не сейчас. Не под кинжальным огнем пулеметов. Единственным способом хоть как-то угомонить дьявольский «Гочкисс» можно было, лишь забросав его гранатами. Но Дирк быстро отмел эту мысль. Даже если бы во взводе было бы великое множество метких гранатометчиков, способных поразить подобную цель с расстояния в полторы сотни метров, французы наверняка предусмотрели нечто подобное и укрепили над орудием противо-гранатные сетки и осколочные щиты. Нет, «Гочкиссу» придется немного подождать. До тех пор, пока они не выжгут эту язву изнутри.
К счастью для самих «Висельников» теперь, когда они оказались вблизи, «четыре-семь» причиняла значительно меньше беспокойства, земляные шипы ее попаданий вырастали позади атакующих порядков взвода. Тяжелый ствол поворачивался, пытаясь догнать их, но тщетно. Теперь дьявольский «Гочкисс» был на их правом фланге, и высокая угловая скорость мертвецов не позволяла ему достаточно быстро развернуть ствол. Дирк со злорадством подумал, что один из шальных осколков мог повредить станок орудия. Или же, что более вероятно, конструкция «Гочкисса» не предусматривала столь быстрого разворота, в конце концов, это орудие не проектировалось для стрельбы по быстро передвигающейся пехоте.