Канцелярская крыса

— Что вы хотели?

Герти вскинул голову. Нижняя челюсть его отказывалась войти в соприкосновение с верхней и даже как будто стала мелко подрагивать. Над ним, затмив даже безвкусную люстру, нависало высокое дерево. Разве что кора у него была нехарактерного цвета, в мелкую серую полоску. Вместо кроны у дерева имелось лицо, неподвижное, как восковая маска, гладкое и тщательнейшим образом выбритое. На этом лице не имелось ни единой морщины и казалось даже невозможным, что на нем может шевельнуться хоть какая-то складка.

Глаза «мистера Иггиса» разглядывали Герти через толстые линзы очков, но в этот раз отчего-то не казались рыбами за аквариумным стеклом. Скорее, парой равнодушных дверных глазков.

Герти едва было не вскочил, но сильнейшим напряжением воли заставил тело оставаться в прежней позе.

«Будь уверенным, — шепнул он себе, отставляя чашку с недопитым чаем, — Ты в выигрышном положении. Этот автоматон тебе ничем не угрожает».

В последнем он пытался уверить себя в течение нескольких томительных часов. Автоматон не может причинить вреда человеку. Ведь он обладает разумом, а разум, не испорченный человеческой природой, без сомнения, должен быть рассудителен и гуманен. Разум не может пойти на насилие. Но Герти не чувствовал себя достаточно опытным в вопросе машинного разума, оттого принял защитные меры. Например, нарочно назначил встречу в людном ресторане. Как знать, что на уме у сбежавшего автоматона? Сочтя Герти опасностью своей свободе, он может приступить к решительным действиям, при мысли о которых у Герти между лопатками выступал пот. Он хорошо помнил стальную хватку «мистера Иггиса» и не желал испытать ее вновь.

— Мистер Иггис? Садитесь, пожалуйста.

«Мистер Иггис» сел. Медленно, подернув рукава сюртука и расправив скатерть. Герти показалось, что он слышит негромкий металлический скрип сочленений. Может быть, «мистер Иггис» в последнее время нечасто смазывал себя маслом?..

— Что это значит? — спросил он, помедлив несколько секунд. Голос у него был холодный, безэмоциональный, как и прежде. Наверно, со временем это пройдет. Наблюдая за людьми, автоматон освоит их интонации и разнообразит свою речь. А может, самостоятельно внесет усовершенствование в устройство своего речевого аппарата. У него для этого будет и время и возможности.

«Мистер Иггис» положил на стол вырванный из блокнота лист. И хоть сделал он это предусмотрительно положив его надписью вниз, Герти и так дословно знал, что там написано.

— Это приглашение, — сказал он, надеясь, что голос его звучит дружелюбно, а лицо выражает открытость. По крайней мере, так значилось в его плане, — Приглашение к беседе. Мы ведь с вами так ни разу, по сути, и не беседовали, хотя живем соседями уже две недели…

— О чем вы хотите беседовать? — спросил «мистер Иггис». Взгляд его был устремлен на Герти и только на него. Взгляд этот не выглядел грозным, но Герти почувствовал себя так, словно у него на груди уже несколько минут лежит увесистый и холодный серебряный слиток. От этого взгляда, равнодушного и медленного, делалось неуютно. Вероятно, все дело было в том, что Герти знал, кто управляет этими невыразительными глазами. И от этого знания порой перехватывало дыхание. Это было как… смотреть в вечность. Или в колодец мудрости, таящий в себе нечто столь же непостижимое, сколь и волшебное.

Сейчас за ресторанным столом происходило, быть может, первое в человеческой истории явление. Беседа человека и машины. Беседа не хозяина и слуги, но равных индивидов. Не просто ключевая, но, быть может, эпохальная сцена во всей человеческой истории. Все газеты мира наблюдали бы за ней через своих репортеров, протоколирующих каждый произнесенный звук, если бы предполагали, что именно сейчас происходит в полупустом ресторане одной захолустной гостиницы на далеком острове в уголке Тихого океана.

Это было чрезвычайно волнующе, и Герти чувствовал, как сухо делается в горле. Пришлось отпить немного осточертевшего чая, чтоб смочить его.

— Возможно, нам стоит побеседовать о некоторых вещах, мистер Иггис, — сказал он, когда почувствовал, что голос в полной мере ему повинуется, — Мне кажется, у нас накопились темы для разговоров.

«Мистер Иггис» реагировал медленно. После каждой фразы Герти он на миг замирал. Вероятно, в этот момент внутри его черепа крутился валик, отсчитывая тысячи и тысячи отверстий, а звон маленьких молоточков напоминал оглушительное и беспорядочное птичье пение.

— Здесь написано «Я знаю, кто вы», — медленно сказал он, разглаживая бумажный лист пальцами. Пальцы, как только сейчас заметил Герти, выглядели куда правдоподобнее лица. Кожа казалась более естественной, живой. Мастера, делавшие каучуковые формы для ладоней автоматона, видимо, оказались старательнее своих коллег, занимавшихся прочими частями тела.

— Это так. Я знаю, кто вы.

Показалось ему или нет, но в мертвых равнодушных глазах автоматона мелькнул огонек. Не горячий, как огонек свечи, скорее, что-то вроде семафорного огня. Холодный рассеянный свет, несущийся навстречу в ночи. Герти не к месту вспомнил безумный поезд из метрополитена и закусил губу.

— Вы знаете, кто я… — медленно повторил за Герти «мистер Иггис», — Потрудитесь сказать, что это значит?

— Я знаю вашу тайну. Знаю, кто вы такой на самом деле, мистер Иггис. Или вас лучше называть другим именем?

«Мистер Иггис» дернулся на своем стуле, что не укрылось от внимания Герти. Оказывается, и автоматоны умеют нервничать. Должно быть, дрогнул какой-то молоточек или шатун допустил промедление. В конце концов, кто сказал, что стальные нервы не знают колебаний?..

— Как вы узнали?

Герти мысленно улыбнулся, услышав этот вопрос. Судя по всему, механический разум сейчас тщетно обрабатывал множество данных, пытаясь понять, где был допущен просчет. Это был краткий миг торжества человеческого разума, который согрел Герти изнутри. Доказательство того, что человеческий разум ничуть не уступает искусственному, по крайней мере, на сегодняшний день. Герти испытал гордость за весь человеческий род.

— Всего лишь наблюдение и анализ, — делано-небрежным тоном обронил он, — Моя работа требует внимательности, даже, если хотите, въедливости. О да, вы даже не представляете, сколько вещей приходится одновременно держать в голове. Требуется известная выдержка и умение сопоставлять множество фактов. Это моя работа.

— Вы наблюдали за мной?

— Да. Извините, это вышло не специально. Честно говоря, вы с первого дня затронули мое любопытство.

— Чем же? — спросил автоматон, равнодушно разглядывая Герти.

— М-ммм… Своей неброскостью, пожалуй. Вы переусердствовали с маскировкой. Перегнули палку. Вам надо было оставаться незаметным, вы же стали попросту бесцветным. Но работа очень хороша, признаю. Не будь у меня столько времени…

Герти отхлебнул чай и, забывшись, обжег язык. Сейчас, когда самое сложное уже было позади, он чувствовал себя увереннее с каждой секундой. Очевидно, что автоматон не готовится к решительным действиям или бегству. Он заинтригован. Он удивлен тем, как ловко простой человек проник сквозь его маскировочные слои. Не профессиональный сыщик, не какой-нибудь промышленный шпион или ищейка «Братьев Бауэр», а обыкновенный деловод Гилберт Уинтерблоссом.

— Ошибка маскировки, — «мистер Иггис» медленно кивнул, — Я понял. Что ж, возможно вы и правы, я переусердствовал. Всякое внимание казалось мне чрезвычайно опасным. Я хотел исключить даже мельчайшую вероятность того, что кто-то меня опознает. Это было недопустимо.

Огонек в его глазах разгорался и уже не казался Герти столь холодным. Что-то почти человеческое промелькнуло во взгляде «мистера Иггиса». Что-то, что можно было принять за отголосок человеческого чувства.

«Он учится, — восхищенно подумал Герти, забыв про обожженный язык, — Чарующее зрелище. Машина учится у человека…»

— Что вы от меня хотите?

— Извините, не уверен, что допустимо ставить вопрос именно таким образом…