Гниль

— Я был лучшим, ты, мразь… — прошептал Маан.

От переполнявшей тело боли его мутило, мир кружился перед глазами, темнея с каждой секундой, желтая лужа под ним становилась все больше. Он попытался шевельнуть ногой, но тщетно — он даже не чувствовал своего тела ниже пояса. Пуля Геалаха, попавшая в позвоночник, наполовину парализовала его. Хороший выстрел, верный. Лишь руки слушались его, но они были настолько слабы, что Маан не был уверен, что может им доверить свою жизнь. Но кроме этого у него ничего не оставалось. Слабеющие руки — и грызущая, томящаяся внутри, ненависть.

— Ого, — весело удивился Геалах, — Еще говоришь? Славно. Надеюсь, не разучишься в скором времени. Говорящий Гнилец — всегда редкость. Ты не был лучшим, падаль. Ты путаешь себя с Джатом Мааном, старшим инспектором Санитарного Контроля, который сегодня погиб. Мужественно, с честью, как и жил.

— Это я, — сказал Маан, — Я лежу тут, и я был Джатом Мааном. Ты говоришь со мной.

Во взгляде Геалаха, ироничном, со знакомым прищуром, мелькнуло что-то похожее на сожаление.

— Да нет же. Ты даже не человек. Маан умер сегодня, и в ближайшее время Мунн сообщит об этом официально. К сожалению, я пока не знаю подробностей его смерти. В последнее время он тяжело болел после ранения. А он был не в том возрасте, и слишком много сил отдал служению обществу, старые раны все помнят, знаешь ли… Возможно, он застрелился, когда понял, что службы ему больше не видать. Эти старые псы всегда ревностно относятся к своим обязанностям, даже когда становятся настолько немощны, что их приходится вышвыривать пинком. Я слышал, пресс-отдел по указанию Мунна подготовил официальное сообщение, и с огромной помпой. Ветеран, служивший в Контроле едва ли не с первого дня его основания, беззаветный служака, всю свою жизнь отдавший истреблению заразы, спасший сотни жизней… Должно быть, это будет красиво. Новости по теле-эфиру, заголовки газет… Надеюсь, про меня когда-нибудь напишут так же.

— С удовольствием оторву тебе голову.

— О нет, — Геалах рассмеялся, легко, чисто, как смеется уверенный в себе и своем будущем человек, — Это случится не сейчас. И вообще не скоро. Сперва я хочу чего-то добиться. Сейчас я самый молодой из всех начальников отделов. Лет через пять я могу стать заместителем Мунна. А ведь Мунн тоже не мальчик… Сколько ему осталось? Лет десять?

— Метишь в начальники Контроля?.. — Маан закашлялся, исторгнув на решетку горячие желтые капли, — Никогда не думал, что ты амбициозен.

Геалах отмахнулся.

— Я не амбициозен. Но кто-то же должен беречь безопасность этой планеты, ограждать жизни лунитов от чудовищной опасности? Так почему не тот, кто умеет это делать лучше всего? Но для этого мне нужен ты, Гнилец. Да, ты, уродливая скорчившаяся падаль.

Сколько у него осталось времени прежде чем здесь будут люди Геалаха? Маан не знал, но понимал — мало. Как и крови в его теле. Он позволит Геалаху еще несколько секунд болтать — разговаривая, он утрачивает бдительность, расслабляется, убаюкивает себя своими же словами. А ведь сколько раз он твердил Геалаху, любой Гнилец — опасность. Постоянная опасность, вне зависимости от того, ранен Гнилец или умирает. Когда рядом с тобой Гнилец, нельзя позволить себе отвлекаться ни на мгновенье. Потому что уже в следующее может стать поздно. Геалах забыл азы. Непростительно для профессионала его уровня.

— Ты расскажешь нам больше про добрую старую Гниль. Не ты сам, конечно, но твои препарированные внутренности. Мы давно научились купировать Гниль в нулевой стадии, но этого мало. Мы должны знать больше про ее механизм развития, ведь только поняв врага можно его уничтожить. О, — Геалах бросил взгляд куда-то в сторону, — Ну вот и все.

Маан услышал треск веток. С таким звуком ломаются ветви деревьев, когда их задевают бегущие люди, много бегущих людей. Шея была одеревеневшей, но Маан исхитрился немного повернуть голову и увидел то, что и ожидал. Кулаки были совсем рядом, метрах в двадцати, и быстро приближались. На фоне аккуратных садиков и живых изгородей их черные доспехи выглядели неуместно и нелепо, как излишне сложные карнавальные костюмы. Двое несли большую металлическую сеть, еще у нескольких в руках были объемные баулы с изображением красного креста — наборы для оказания медицинской помощи, рассчитанные, как подозревал Маан, и на Гнильцов. Он нужен был им живым. Им — и Геалаху, Мунну, остальным… Он, Маан, ценный трофей, чья жизнь принадлежит уже не ему, а всей Луне.

Наверно, он должен был почувствовать себя польщенным — не каждый Гнилец так важен для Контроля, как он.

Но в этот момент у него было более важное дело. Пока Геалах говорил, Маан успел приподняться и сместить центр тяжести на сторону. Несколько минут он напрягал и расслаблял руки, готовя их к последнему — действительно последнему — рывку.

— Гэйн… — позвал он.

Геалах, наблюдавший за приближающимися Кулаками, взглянул на него.

— Чего тебе, Гнилец? Лежи, отдыхай. Скоро у тебя появятся новые заботы, и на твоем месте я бы не тратил сил.

— Хотел тебе что-то сказать. Пока не… — Маан захрипел, целый ручей желтой жижи вытек из его рта, испещрил решетку густой смрадной капелью, потек вниз, в непроглядную стылую темноту, — Пока ты тут.

Геалах хмыкнул, закусив рыжеватый ус.

— Интересно. Хотя я не уверен, что ты можешь сообщить мне что-то важное. Побереги дыхание, падаль.

Маан опять захрипел, широко открывая рот.

— Ты должен… знать… ты…

— Не слышу, — Геалах покачал головой.

— Должен… Очень… очень важно…

Нахмурившись, Геалах наклонился над ним, присев на одно колено. Теперь его лицо висело прямо над ним — знакомое до мельчайших черточек лицо, принадлежащее незнакомому человеку.

Но для него, Гнильца, с этого дня все люди — незнакомый, чужой вид. Наверно, надо к этому привыкать.

— Что, черт возьми? Открой шире свою пасть.

Треск веток раздавался совсем рядом, Маан уже слышал чужое дыхание, треск раций, звон амуниции. Привычные, с юности знакомые звуки. Он знал, что за этим последует. Но Маан не собирался задерживаться слишком долго. Он и так потратил много времени.

— Ты умрешь, Гэйн, — выдохнул он в нависшее над ним лицо, — Неприятно, скверно умрешь. И я надеюсь, что в тот момент я буду рядом.

Глаза Геалаха расширились — но Маан не потратил достаточно времени чтобы насладиться его удивлением.

Он сорвал свое полумертвое тело с решетки, и бросил его вверх, заставив руки распрямиться со всей силой, которая в них оставалась. В этот рывок он вложил последнее, что у него оставалось, и знал, что повторить его не сможет. Но это и не требовалось. Удар лбом, пришедшийся Геалаху в лицо, был страшен — из смятого носа и рта хлынула кровь, заливая Маана, глаза инспектора, еще секунду назад смотревшие на него с выражением предвкушения, закатились. Геалах стал мягок, как ватная кукла, начал крениться. Маан оттолкнул его в сторону и, приподнявшись на едва держащих его руках, рухнул в проем решетки. Ржавые прутья мелькнули перед лицом, и Маан с головой окунулся в темноту, оказавшуюся не такой уж и кромешной. Он увидел закачавшиеся перед глазами каменные стены в проплешинах которых виднелись серые кляксы бетона, какой-то серый мох, паутину… Но ощущение свободного падения, отдавшееся острым под языком, почти сразу прервалось. Он висел в колодце головой вниз, болтаясь как язычок в колоколе, как подвешенная боксерская груша, зацепившись за что-то ногой. Прямоугольное отверстие, забранное грубой решеткой, отсюда, из полумрака, казалось ослепительно ярким, и Маан не сразу разобрал на его фоне несколько человеческих фигур, облитых черным.

Кто-то из Кулаков оказался достаточно проворен чтобы схватить его за голень, и теперь сразу трое, уцепившись за нее, упершись тяжелыми сапогами, земляная крошка с которых летела в лицо Маану, пытались вытащить его обратно. Маан попытался ухватиться за стену чтобы сопротивляться этой силе, медленно и неумолимо вытягивающей его на поверхность, но его пальцы были слишком слабы чтобы зацепиться за что-то.