Гниль

— Раскрой глаза. Я давно уже не человек.

— Вздор. Тебе пришлось нелегко, но внутри ты такой же человек, как и прежде. Пока еще. Оторвавшись от общества, замуровав себя в толще камня, в вечной темноте, ты начнешь разлагаться куда стремительнее. Ты быстро потеряешь рассудок и уже не будешь отличаться от тех Гнильцов, которых сам когда-то ловил. Ты убьешь себя. Понял?

— А ты, значит, пришел чтобы меня спасти?

— Да. Ты нужен нам, мне и Мунну. И своей семье.

— У меня нет больше семьи.

— У тебя прекрасная жена, которую зовут Кло и которая любит тебя. И четырнадцатилетняя дочь Бесс, которой без тебя тоже будет тяжело. Не бросай их.

Геалах говорил спокойно, увещевающее, не пытаясь подойти ближе. Маан подумал о том, что сейчас ему наверно очень хочется курить.

Мунн… Проклятый старик, сидящий в тишине своего кабинета, старик с ясным проницательным взглядом вовсе не стариковских глаз. Основа основ Контроля, его живой стержень, его суть и начало. Он готов простить его слабое тело и принять обратно. Чтобы вылечить и вернуть ему жизнь.

— Докажи, что ты еще человек, — сказал Геалах твердо, — Поступи как человек. Сделай верный выбор. И я верну тебе все, что ты потерял.

Если он сейчас ответит Геалаху, кто именно сделает выбор? Маан-человек или Маан-Гнилец? Чье слово будет последним?

Видимо, в его лице осталось достаточно много человеческого чтобы Геалах смог распознать овладевшее им колебание.

— Ты нужен нам, Джат, — сказал он, дергая себя за ус, — Не убивай себя.

— Значит, Мунн дает слово, что со мной будут обращаться как с человеком?

— Именно так.

— Мне позволят жить с семьей?

— Можешь быть уверен. Я говорил с Кло, она напугана, но она вернется к тебе сразу же, как только увидит, что ты остался человеком.

— Я убил двух твоих людей.

— Глупости. Это был несчастный случай во время тренировки, приближенной к реальным условиям. Виновные понесут наказание.

— Значит, возвращение раскаявшегося сына в лоно семьи? Прощение всех грехов?

— Подпись Мунна под амнистией, старик.

Маан помолчал, глядя на Геалаха.

— Я выслушал тебя. А теперь иди к черту.

Геалах прищурил глаза, отчего взгляд стал еще более острым, пронизывающим.

— Что?

— Убирайся. Из тебя вышел бы хороший актер, но ты переиграл.

— Я не понимаю тебя сейчас, Джат.

— Вероятно, ты думал, что я уже с трудом соображаю. Слишком вкусная наживка. Ты поспешил, Гэйн. Но это было неплохо. Передай Мунну мои наилучшие пожелания.

— Значит, ты…

— Иду вниз. И в следующий раз не попадайся мне. Скорее всего… Скорее всего, это станет последней нашей встречей.

Против ожиданий, Геалах не огорчился таким итогом. Он покачал головой и, как-то разом поскучнев, опустив сутулые плечи, пробормотал, обращаясь, кажется, больше к самому себе:

— К черту… В любом случае, это был глупый разговор.

Сперва Маану показалось, что резкий порыв ветра подхватил полу плаща Геалаха и рванул в сторону. Но они стояли на открытом пространстве, где негде было взяться генератору искусственного ветра или воздушному фильтру. Маан понял слишком поздно. Начал двигаться, пытаясь развернуть неуклюжее тело, пригнуть его. Геалах всегда был быстр. Очень быстр. Он слишком давно видел его в деле, и успел забыть — насколько. Только увидев под складками ткани блеск металла, Маан понял — не успеет.

Эта мысль — «Не успеть!» — резанула сознание, осветив все окружающее зыбким мертвенным светом.

Геалах выстрелил от пояса, не целясь. На таком расстоянии не было нужды целиться.

Маан ощутил горячий толчок в живот. В глубине его большого тела вспух крохотный раскаленный комок боли, стремительно развернувший свои бритвенно-острые лепестки, вспоровшие беззащитную съежившуюся плоть. Маан зашатался, враз потеряв опору. Боль обжигала изнутри — словно он вздохнул вместо воздуха полную грудь раскаленного газа.

Недостаточно прочный.

Еще не Гнилец.

Слишком много человеческого.

Маан отнял руку от живота. Она была испачкана густым и бледно-желтым. Он глупо уставился на перепачканную руку, не понимая, что делать дальше. Его тело, умевшее принимать решения и выполнять их, теперь молчало, корчась в спазмах.

Глупо. Девять тяжелых ранений — и впервые пуля. Маан растерянно посмотрел на Геалаха. Попытался что-то сказать, но кокон боли в животе распух, вытесняя дыхание.

Геалах стоял на прежнем месте, равнодушно глядя на него. Пистолет он держал в вытянутой руке, безразлично и спокойно, как какой-то привычный, даже надоевший, инструмент.

— Не успел отрастить прочную шкуру? — спросил он, поморщившись, — Так я и думал. Готов спорить, у тебя по-прежнему одно сердце. Впрочем, я обещал Мунну его не трогать. У Мунна на него есть свои планы.

Маан попытался шагнуть к нему, но не удержался на ногах, упал на бок. Геалах снизу казался еще более высоким, бесконечным, нависающим как огромная башня. Маан видел его пожелтевшие от табака усы и тонкие искривленные губы под ними.

— Больно, Гнилец? Ты корчишься от боли, как таракан, которого проткнули иглой. Знаешь, сколько я видел таких, как ты? Некоторых я добивал. Не оттого, что мне было их жаль. Мне просто это нравилось. Но у тебя другая судьба. Что? Не слышу тебя. Хочешь что-то сказать?

Маан прохрипел что-то неразборчивое. Он подумал о том, что если сил хватит для того чтобы проползти метра два, у него будет шанс впиться Геалаху в ногу. Схватить — зубами — размалывая кости в кашу. Повалить. Нащупать теплую пульсирующую шею. И разорвать ее.

Но он слишком хорошо знал Геалаха чтобы понимать — тот слишком осторожен.

И быстр. Один из лучших псов Мунна.

Нет. Теперь уже — лучший.

— Сколько сил мы на тебя потратили. Сколько времени. А ты чуть все не испортил. И ребят жалко. Знаешь, как сейчас в Конторе с кадрами? Пройдет несколько месяцев, прежде чем я найду им хорошую замену.

Выстрел стеганул по позвоночнику, заставив Маана выгнуться от нестерпимой боли, равномерно перемалывающей все позвонки. Боль разорвала хрящи, затопив пространство между ними расплавленным свинцом. Маан завыл, не в силах удерживать боль в себе. Слишком много для тела, еще недавно бывшего человеческим.

— Не бойся, этого недостаточно чтоб тебя убить. Почти третья стадия. Ты живуч, Гнилец. Но ходить тебе в любом случае уже не придется. У тебя впереди еще длинная жизнь. Месяца два. Не знаю, сколько ребятам Мунна потребуется времени чтобы выпотрошить тебя как рыбу, но думаю, что они не успокоятся, пока не вывернут тебя наизнанку, со всеми твоими зловонными потрохами. Они упорные парни, ты же знаешь. Если тебе сейчас больно, я бы советовал тебе привыкнуть к этому ощущению. Потому что кроме боли у тебя больше не будет ничего. Хитер, падаль. Почти ушел. Но ничего. И не таких брал. Ты будешь моим личным трофеем. Не из больших, я брал и матерых «троек», но тем, который запомнится. Такие запоминаются.

Маан лежал в луже густой желтой крови и чувствовал, как темнеет в глазах. Как будто осветительные сферы медленно гасли, погружая город в сумерки. Голос Геалаха доносился до него издалека, преодолевая огромное расстояние. Тело было беспомощно распластано на решетке и последние силы вытекали из него, оставляя сухую пустую оболочку, бессмысленно пялящуюся вверх.

Сил оставалось на одно движение. Потом — пустота. Маан постарался расслабиться, забыв про боль, перемалывающую его внутренности. Одно движение — и конец. Потом он будет бессилен. Потом его вовсе не будет.

«Скажи еще что-нибудь, — мысленно попросил он Геалаха, — Давай. Помоги мне».

Геалах подошел ближе, уже не опасаясь, брезгливо пнул его ботинком в живот, отчего внутри тугими змеями скрутились и запульсировали кишки.

— Честно говоря, я думал ты повременишь с бегством. Ты всегда был осторожен, даже когда был человеком. Осторожный, много раз перестраховывавшийся… Такие ждут до последнего. Выжидают, сами не зная чего, боятся примерить новую шкуру, все маскируются, тянут… Я думал, ты просидишь еще дня три. Но ты побежал. Нервы не выдержали? У всех рано или поздно не выдерживают, сам знаешь. Я ждал. Мунн правильно сделал, что назначил меня на это дело. Я знал, как тебя брать, я знал, что ты будешь делать, я видел каждый твой шаг еще до того как ты думал о нем. Кто-то другой поторопился бы, а я не спешил. Куда спешить? Я хотел взять тебя именно в этот момент. В момент, когда ты окончательно превратишься в Гниль, в падаль, и бросишься искать новое убежище. Правда, ты все равно чуть не опередил меня. Должно быть, старые привычки живучи. Ты был когда-то хорош.