Страница 36 из 48
Войско Минина и Пожарского подходило к столице с 3 по 20 августа. Свои укрепленные острожки и окопы они разместили «на-особицу» от казачьих отрядов, опасаясь дезорганизирующего влиянии стихии, царившей в казачьих таборах Первого ополчения.
22–24 августа 1612 года состоялась решающая битва за Москву с отрядом Ходкевича, который попытался прорваться на помощь к осажденному в Кремле гарнизону. Исход первого дня битвы решило вмешательство «самовольством» отрядов Трубецкого, в трудный момент переправившихся через реку Москву у Ново-Девичьего монастыря и поддержавших воинов Пожарского. Потерпев неудачу в прямой атаке, Ходкевич отвел свои силы, прикрывавшие обоз с продовольствием, к Донскому монастырю, чтобы пробиться к Кремлю через Замоскворечье. Бой возобновился 24 августа. Казаки Трубецкого ушли в свои таборы, и лишь агитация келаря Троице-Сергиева монастыря Авраамия Палицына, не только воззвавшего к патриотическим чувствам казаков, но и пообещавшего жалованье из монастырской казны, вернула их в ряды сражавшихся. Окончательный успех принесла атака отряда ополчения под личным командованием К. Минина, который потеснил силы гетмана у Крымского моста. 25 августа Ходкевич отошел на Смоленскую дорогу через Воробьевы горы и оттуда — к Вязьме. Провиант в Кремль так и не был доставлен.
Польский гарнизон не мог больше обороняться. Голод и болезни сократили численность его с трех тысяч до полутора. Надвигалась осень, и осажденные понимали, что зиму им не перенести. 22 октября был взят Китай-город.
Перед победителями открылась страшная картина. Летопись рассказывает: «Сиденье ж их бяше в Москве таково жестоко: не токмо людей побиваху и едяху, но и сами друг друга побиваху и едяху. Да не токмо живых людей побиваху, но и мертвых из земли роскопываху: как убо взяли Китай, то сами видехом очима своима, что многия тчаны насолены быша человечины».
Начались переговоры с «кремлевскими сидельцами». Вначале были выпущены боярские жены «без позору», что вызвало возмущение воинства князя Трубецкого: «Казаки ж за то князь Дмитрия (Пожарского. — А. М.) хотяша убити, что грабить не дал боярынь». Затем выпустили бояр. 27 октября сдался и польский гарнизон.
1 ноября 1612 года в Москве состоялся торжественный крестный ход с благодарственным молебном в ознаменование освобождения от поляков.
В Москве образовалось временное правительство, во главе которого с сентября 1612 года встали «во единачестве» князья Д. М. Пожарский и Д. Т. Трубецкой. Оба воеводы соединили свои приказы и прочие административные учреждения и поставили их на нейтральном месте — «на Неглимне». Вся текущая административная работа велась от имени Пожарского и Трубецкого. Они представляли собой единственную реальную власть. Царь Василий Шуйский был умерщвлен 12 сентября 1612 года в Польше, в Гостынском замке. Эфемерная власть Владислава Жигимонтовича пала вместе с падением польского гарнизона.
Оставалось еще два претендента на русский престол — сам польский король Сигизмунд III и шведский королевич Карл-Филипп. Сигизмунд III, еще не ведая о катастрофе, постигшей польский гарнизон в Кремле, выступил в конце октября 1612 года в поход против Москвы. Он рассчитывал военной силой склонить Россию к признанию его власти. При подходе к Москве он послал главе Боярской думы Мстиславскому извещение, что отпустит Владислава в Москву, как только бояре пришлют ему послов для переговоров.
Победа Второго ополчения и освобождение Москвы от поляков свели на нет любую попытку польского короля возобновить возможность сговора. Династическая уния Речи Посполитой и России отошла в область преданий. На собственном опыте русские люди всех сословий убедились, что при помощи иноземцев, будь то поляки или шведы, порядок в стране установить нельзя, ибо иноземные помощники в первую очередь преследовали свои корыстные интересы. Рассчитывать следовало только на свои собственные силы.
Гонцы короля Сигизмунда III, явившиеся в Москву, были арестованы. Передовые отряды польского войска в то время стояли в Рузе, поэтому москвичи опять стали готовиться к обороне. Польские войска терпели неудачу за неудачей. Русское население отказывалось продавать провиант полякам, а войска ополчения наносили им сокрушительные удары. 27 ноября Сигизмунд III дал приказ об общем отступлении, и королевские войска отошли к Смоленску, который после падения стал для поляков основным опорным пунктом на русской территории.
Необходимость организовать военный отпор Сигизмунду III в ноябре 1612 года на короткий срок задержала организационную деятельность правительства Трубецкого и Пожарского. Главной задачей стало «устроение» земли — восстановление во всем объеме разрушенного государственного механизма и поиски достойной кандидатуры на русский трон. Но в этот момент перед правительством встала во весь рост иная, очень острая проблема: любыми средствами предотвратить взрыв недовольства вольных казаков, представлявших грозную социальную силу.
В Москве осенью 1612 года сосредоточивались воинские силы, состоявшие из земских дворян (около двух тысяч), стрельцов (около тысячи человек), казаков (четыре с половиной тысячи) и нескольких тысяч вооруженных стрельцов — москвичей. Надвигалась зима. Ополченцев нужно было обеспечить провиантом, теплой одеждой и зимними квартирами. Распустить ратных людей в тот момент было бы преждевременно. Поход Сигизмунда III в ноябре показал, насколько реальной оставалась военная угроза для столицы. Наибольшие опасения внушали казаки. В сущности, от их позиции зависела тогда судьба «устроения» земли.
Современники рассказывали: «И хожаше казаки в Москве толпами, где ни двинутся гулять в базар — человек по 20 или 30, а все вооружены, самовластны, а меньши человек 15 или десяти никако ж и не двинутся. От боярска же чина никто ж с ними въпреки глаголете не смеюще и на пути встретеиюще и бояр же в сторону воротяще от них, но токмо им главы свои поклоняюще».
Выплата жалованья всем «воинского чину» людям стала первоочередной заботой правительства ополчения. Но денег в казне и в кремлевских сокровищницах не было, а «которые деньги были в привозе, и те розданы ратным людем на жалованье». Казаки стали требовать «у начальников» жалованье, не считаясь с тем, что они уже, по выражению летописи, «всю казну Московскую взяша». Между «начальниками» и казаками произошло вооруженное столкновение, в результате которого у «казаков немного государевой казны отняша».
Обстоятельства вынуждали земское правительство бросить все силы на разрешение финансовых вопросов. Путей для этого оказалось немного. Во-первых, начались энергичные розыски государственной казны, спрятанной во время пребывания поляков в Москве. О кремлевских сокровищах рассказывал польский посол Маскевич. Он писал, что казну эту бояре тщательно сохраняли в тайне от поляков, требующих выплаты жалованья: «Было чем заплатить из казны, но бояре не хотели трогать сокровища, необходимые для торжественного венчания королевича, коего с часу на час ожидали. Там хранились всякие вещи, употребляемые для коронации: царские одежды, утварь золотая и серебряная, драгоценные каменья, сверх того дорогие столы, осыпанные каменьями стулья, золотые обои, шитые ковры, жемчуг и многое тому подобное. Все это я видел собственными главами».
Осенью 1612 года «возлюбленные друзья великого короля» — доверенные лица, стоявшие «у царской казны», казначей Федор Андронов, дьяки Тимофей Савинов, Степан Соловецкий, Иван Безобразов, Ефим Телепнев и другие — были арестованы и «под пытками» указали правительству ополчения место хранения всех драгоценностей: «драгоценного скипетра царя и великого князя Ивана Васильевича и двух драгоценных ожерелий… княгини Анастасии, матери благочестивейшего царя и великого князя Федора Ивановича всея Руси… Указали они и многие другие драгоценнейшие предметы… Итак, открытые посредством пытки деньги и сосуды положили в царскую ризницу и из этих денег много раздали воинам, и весь народ успокоился». (Не этот ли эпизод в конечном итоге спас жизнь и карьеру Ефиму Телепневу? Ведь его очень быстро освободили из-под «пристава», в то время как другие «друзья великого короля» почти все погибли от рук правительства ополчения. Не исключено, что именно Ефим Телепнев был главным осведомителем о местонахождении сокровищ, за что и был помилован. Во всяком случае, источники сообщают, что он сидел «за приставом» осенью 120 года, а в 121 году, «после Московского очищения, много казны у него было описано».)