Лис. Сказания Приграничья

Ситуация радовала все меньше. Вокруг не меньше десятка воинов, все в доспехах. Кто с минимумом — только кованные перчатки да тяжелые ботинки. Кто в полном рыцарском облачении — кираса, поножи, прочие железки, названия которых я не знал. Будь эта драка в Москве, в моем мире — я бы подумал и попробовал бы драться, насмерть, как всегда бывает, когда человека зажимают в углу. Продержаться до прихода помощи. Два кулака против двух десятков — нечестно, но возможно. Но сейчас — я понимал, что все мои приемы бесполезны против стальной брони и мечей.

От бессилья я заскрипел зубами — изнурять себя тренировками по четыре часа в день, отбивать костяшки, выворачивать суставы, терпеть боль, крики здравомыслия, которые убеждают бросить боевые искусства. И все это для того, чтобы понять, что ты ничего не стоишь. Я сжал кулаки, готовый напасть и мысленно попрощался с будущим, которого у меня, похоже, нет. Костяшки побелели, на ладонях, в разрезах от ногтей, выступила кровь. Последний бой, значит? Осталось подороже продать свою шкуру, чтобы там не шептал уставший от боли разум.

— Сеттерик, — прошептал оглушенный мной противник, который все еще валялся в нокдауне, пытаясь понять, где небо, а где земля. Воин смотрел будто сквозь меня.

Ошарашенный догадкой, я обернулся и попытался заблокировать удар. Не удалось — пудовый кулак впечатался в висок, запуская хоровод перед глазами.

— Этого — в телегу. Урода — рабам, пусть сами несут. В лагере разберемся, что с ним делать. И добейте коня, он бесполезен, — прозвучал рядом со мной грубый голос, принадлежавший человеку, подловившего меня. Последнее, о чем я успел подумать — как огромный рыцарь смог подкрасться ко мне сбоку так, что я ничего не почувствовал? Затем мир поблек, и сознанием завладела чернота.

Глава 5

Новый день начался с ощущения, будто вместо языка у меня во рту сухая наждачная бумага, которая вяло реагирует на приказания двигаться. Я попробовал дотронуться до неба — та же история, будто провел «наждачкой» по напильнику, ни капли влаги. Горло свело, язык защекотал миндалины. Дыхательные пути сжались, оставляя небольшую щель, через которую поступали крохи воздуха.

Я закашлялся, надеясь выдавить из пересохшего организма хотя бы напоминание о слюне. Бесполезно. Черт, кажется, это все. Горло сжалось сильнее, я засипел, стараясь втянуть в легкие воздух. Пути для кислорода перекрыты.

Смог распахнуть веки — бесполезно, от недостатка воздуха перед глазами плыли желтые блики. Когда я последний раз видел мир таким, какой он есть на самом деле? Перед той безумной скачкой от рыцарей?

— Сейчас, сейчас, подожди немного, — пробормотал кто-то неподалеку. Сильные заботливые руки приподняли мою голову. Я почувствовал, как к губам прикоснулась капля воды. Потом еще и еще. Я жадно раскрыл рот, ловя спасительную влагу, чувствуя, как с каждой каплей избитой тело наполняется энергией.

Вот несколько капелек попали в горло. Высушенное, оно с радостью приняли воду, расслабилось, позволяя мне вдохнуть.

— Сейчас, понемногу. Сразу тебе нельзя, захлебнешься. Бедняга, кто же тебя так, — бормотал голос. Сильные руки не отпускали, вода лилась тонкой струей, изредка прерываясь, даря мне шанс вдохнуть. Нет, еще! Еще немного.

Я жадно тянулся за водой. Плевать, что нельзя. Плевать, что захлебнусь. Наверное, я походил на путника, простившегося с жизнью в пустыне, и мечтающего подохнуть не от жажды, а утонуть в озере со свежей водой.

Вода — настоящая, живая, ласковая, прохладная, будоражащая, дарящая жизнь.

— Все, все. Хватит. Через пару часов должны еще дать, — сказал спаситель. Руки положили мою голову на что-то жесткое — судя по запаху, ком сухого сена.

— Спасибо, — попытался сказать я, но вместо слова из горла донеслись лишь булькающие звуки. Я перевернулся набок, схватился за голову. Казалось, сейчас из черепа вырвется живущий в огне дракон. Он с маниакальной уверенностью долбил горящим жалом по клетке из моей головы, пробивал там плавящие кости дыры.

Меня вырвало. Сколько я уже не ел? Сутки? Пищи не было, лишь слизь вырывалась из организма, отдавая скопившуюся боль и унижение от побоев. Пока организм выворачивало наизнанку, мысли вяло текли в голове. Хотелось сжаться в комок, спрятаться. Упадничество. Нечасто Лиса так бьют. Спасала лишь мысль, что проиграл я только один бой из двух. А за раны еще будет возможность расквитаться — ведь живой.

Кажется, тошнота прекратилась, организм очистился? Я сплюнул и перевернулся на спину. Действительно, стало легче. Будто вся усталость вышла с желчью на холодную землю.

— Ты отдохни пока. Тебе к лекарю бы, да откуда он здесь, — услышал я голос.

Теперь я смог осмотреться. Зрение восстановилось не полностью, при резких движения голова начинала кружиться, но сейчас я хотя бы увидел своего спасителя.

Худой мужчина, лет пятьдесят на вид. С пробивающейся сединой среди темных редких сухих волос. Кожа морщинистая, вид работяги, привыкшего к тяжелым физическим нагрузкам. Таких в моем мире можно встретить в порту — тщедушные на вид, но неожиданно сильные на деле, привыкшие к дешевой трудной работе. На лице борода — чуть светлее, чем прическа, неухоженная.

— Спасибо за воду, — на этот раз смог сказать я. — Меня зовут Игорь.

— Иго-рь. Сложное имя. Зови меня Кэттон, — проговорил спаситель. Я подивился тому, с какой гордостью мой собеседник представился. Не зазнайства, ни тщеславия — Кэттон не ждал, что я узнаю его, а просто озвучил имя, но голосом продемонстрировал столько внутренней силы, сколько даже ни снилось знати из высокого общества.

— Называй меня Лис. Знаю, для ваших мест мое имя непривычно, — ответил я, осматриваясь. Мы были заперты в клетке — с трех сторон окружали стены из камня, с оставшейся — железные прутья, вбитые в пол и потолок. Расстояние между ними было — аккурат просунуть руку до локтя, дальше преграда мешала.

— Кто так тебя? — спросил Кэттон, указывая ладонью на мое лицо. Я прикоснулся к губам — и так понятно, что опухли. Пальцы осторожно погладили шишку на затылке — боли практически не было, все онемело. Похоже, организм, выспавшись, начал процесс восстановления. Продолжив ощупывать раны, я чертыхнулся — кожа воспалилась и под правым веком, похоже, через несколько часов гематома распухнет так, что пару дней я буду пользоваться только одним глазом.

— Если бы я знал. Называли его Сеттерик, — ответил я, принимая сидячее положение. Облокотиться в камере можно было только на холодный голый камень. Что я с удовольствием и сделал — прохлада рисковала подарить мне воспаление легких, но и ослабила боль в изрезанной камнями спине.

— Сеттерик Ольстерр? — вскричал Кэттон, прижав руки к груди. Вид у пленника был напуганный. — Чем ты разозлил графа?

— Кажется, он подумал, что я украл лошадь одного из его парней, — улыбнулся я в ответ, но тут же скривился — подсохшая рана на губе вновь пошла кровью.

— Тогда удивительно, что ты здесь. За такие дела граф может и голову отсечь, — пролепетал испуганный Кэттон. Глаза пленника широко распахнулись, он не отрываясь смотрел на меня. Я заметил, как дрожат его пальцы.

— Ну не убил же, — засмеялся я, подавив желание спрятаться в углу камеры и лежать там, зализывая раны. Время восстановиться еще будет, сейчас нужно понять, что делать здесь. Только осторожно — будет грустно, если единственного в этом мире человека, который сейчас может помочь, потеряет сознание от страха. — А ты здесь за какие провинности?

— Год вышел неурожайный, — сказал Кэттон, помрачнев на глазах. Брови пленника сдвинулись к переносице, губы чуть вытянулись вперед, сжались. Казалось, сейчас мужчина готов расплакаться. Я помолчал, давая своему спасителю время собраться. В камере повисла тишина, прерываемая сопением Кэттнона. Я прислушался — где-то вдалеке шумели, доносилось мерное постукивание и грозные крики.

— И я не смог собрать денег на дань Ольстеррам. Дом мой на их земле стоит. Стоял уже, — наконец заговорил Кэттон.