Страница 15 из 17
Надо уезжать, понял Тим. Завтра же. Не дожидаясь окончания Карнавала. Плевать на приз. Плевать на выступления. Надо уезжать. Рэй не поймет его, и Кончита будет ворчать, но надо уезжать. Или просто уйти – ему одному. Тим почему-то знал, что ему пора уходить из труппы. Уходить – и так будет лучше и для него, и для них.
За пять лет он сменил три труппы. Эта была самой лучшей из всех, что он знал; Тим привязался к ним, и актеры его полюбили. Они работали вместе уже полтора года и научились понимать друг друга. Мая – умница… ее он мог вести за собой, не объясняя, она понимала его с полуслова и – единственная – чувствовала, когда на него накатывало; он мог положиться на нее почти как на себя самого. И именно поэтому нужно уходить от них. Он не вправе платить бедой за доброту.
Стемнело. На дорожках парка наверху зажглись фонари. Тим озяб, потер ладонями плечи. Надо возвращаться.
Фонари, однако, горели не везде – некоторые аллеи тонули в темноте. Тим запрокинул голову – на небе уже зажглись первые звезды.
Сзади послышались шаги – торопливые, но осторожные. Тим стремительно обернулся. Тревога взорвалась в груди оглушительным звоном.
Две неразличимые темные фигуры прыгнули на него с обеих сторон, из кустов, растущих вдоль дорожки. Тим отскочил… выхватил нож, который всегда носил с собой, наудачу ткнул в одну из теней – больше надеясь испугать, чем задеть.
Этого хватило бы для ночных любителей легкой поживы. Но нападавший легким, почти неразличимым движением увернулся от ножа и, неуловимо-быстро переместившись за спину, вывернул руку Тима – так, что тот выронил нож и сдавленно вскрикнул. Вторую руку тоже схватили выше локтя железные пальцы – не вырваться.
С отчаянием Тим пнул ногой назад, в темноту и, кажется, удачно попал – один из нападавших что-то зашипел сквозь зубы, хватка ослабла. Тим рванулся, затрещал ворот… оставив в руках грабителей половину рубахи, он метнулся в темноту…
Он мчался, петляя, по темным переулкам, моля всех святых, чтобы один из них не оказался тупиком. Пот заливал глаза, срывалось дыхание. Сколько раз он удирал вот так, не зная, какой из поворотов приведет в тупик. Сколько раз страшился почувствовать чужие жесткие пальцы на драном воротнике…
И когда, свернув в очередной раз, Тим увидел впереди глухую стену, то даже не удивился. Замедлил шаги – преследователи отстали на десяток метров, судорожно вздохнул. Повернулся лицом к выходу из подворотни…
Тень вынырнула справа из темноты, схватила его за руку, дернула в сторону. Тиму показалось, что пальцы, сомкнувшиеся на его запястье, были стальными, но он рванулся инстинктивно.
- Тихо, дурак! – сдавленно прошипел смутно знакомый голос. - Уходим!
Дыра! Дыра в заборе, узкая – едва пролезть, невидимая в темноте, такая спасительная дыра…
Они бежали какими-то переулками, проходными дворами, и сзади бухали сапоги и слышались негромкие ругательства. Провожатый вел его уверенно, сворачивая в известные ему одному закоулки.
А потом все кончилось – так же внезапно, как и началось. Тим прислонился к стене и понял, что стоят они на узенькой улочке, над головой у него – небо, и только крик ночной караульной стражи нарушает тишину.
Ффууу, - его неожиданный спаситель стащил с лица маску и вытер мокрый лоб. – Ушли.
Ты? – шепотом крикнул Тим.
Тихо, - ворчливо сказал Колин. – Умеешь ты находить неприятности на свою голову, парень. Говорил же тебе вчера – ходи опасно.
Да ты что! - шепотом возмутился Тим. – Да я же ни при чем здесь, я же случайно там оказался…
Колин усмехнулся.
Да? А драпал зачем?
Как он мог объяснить? В мозги это вбито, в душу. Драной шкурой, поротой задницей, вековой памятью отцов и предков, черствыми корками, украденными с прилавков. Ловят – беги. Бьют – беги. И уж, конечно, не высовывайся. А он, Тим, нарушил этот закон сегодня дважды.
Ты совсем дурак, да? – устало поинтересовался Колин.
Почему?
Потому! Гуляешь, как на параде - вот он я, держите меня пятеро. А потом удивляешься…
Кому я нужен, держать-то меня, - фыркнул Тим для порядка.
Колин посмотрел на него – незнакомо и строго.
Нужен, парень. Ох, как нужен. Болтаешь ты много…
Карнавал же! – заспорил Тим, но Колин резко оборвал его:
Тише!
Оба замолчали, прислушиваясь.
Мимо прогрохотали патрульные.
Все, - спустя пару минут Колин осторожно выглянул из подворотни. – Можно идти. Пойдем, провожу тебя… чудо ты полосатое.
До гостиницы они добрались без приключений, но будить хозяина Тим не стал. Окно их комнаты было раскрыто. Тим уже закинул было ногу на подоконник, но Колин ухватил его за рукав:
Слушай, парень… Мотай-ка ты отсюда поскорее, а?
Тим даже не удивился, как совпала эта просьба с его собственными предчувствиями. Но все-таки спросил:
Это почему еще?
Предчувствие у меня такое, - резко сказал Колин. – Ждет тебя казенный дом и большие хлопоты. Мотай, а? Стража на воротах – до полудня моя. Уходи, уезжай от греха… прямо с рассветом.
Тим, сам не понимая своего упрямства, покачал головой:
Нам играть сегодня…
Дурак. Ну, как знаешь… Я предупредил.
И Колин растворился во тьме.
Остаток ночи Тим не спал. Ворочался в кровати, потом вскочил, подошел к окну. Уходить. Уходить как можно скорее. Ночная стража не выпустит, но едва рассветет, едва опустят мост… И дядюшка Рэй поймет его. Если все кончится хорошо, он нагонит труппу сразу после Карнавала. Если его, Тима, не будет в столице, актеров никто не тронет. Кому-то, кого Тим не знал, нужен он – это несомненно.
Тим не успел. Перед рассветом - хозяин едва успел отворить двери с ночи - в гостиницу, громко топая сапогами и гогоча, явилась ночная стража – и ухватила под локти одного из постояльцев, комедианта этого рыжего, болтуна, прости-Господи, и откуда только понаехали они, будь проклят этот Карнавал, и никакого покоя приличным людям. Кончита успела только сунуть ему кусок вчерашнего хлеба, а Мая украдкой перекрестила.
Хмурый, молчаливый стражник неодобрительно покосился, когда арестованный засунул руки в карманы и засвистел на ходу песенку, но даже древком алебарды не ткнул – проворчал только:
Пой, пташка, пой, скоро плакать придется…
Камера его была тесной, но сухой и даже не очень холодной. Охапка соломы в углу (Тим растянулся на ней, подгреб под бока), зарешеченное окошко под самым потолком (кошке не пролезть), кружка воды и кусок хлеба, принесенные в обед стражником – с голоду не дадут помереть, и на том спасибо.
Ворочаясь с боку на бок, Тим гадал, в чем провинился перед здешним князем. А потом неожиданно успокоился. Из-за драки этой несчастной? Другой вины за собой он не знал. Так он не виноват – на него напали. Нет, Тим - бродяга-перекати-поле - не был, конечно, столь наивен, чтобы полагать, что его всерьез могут оправдать – кого из бедняков у нас когда оправдывали? Но князь Аретан, наверное, недаром носил прозвище Справедливый… А уж десяток плетей он как-нибудь перенесет. Самое большее, что грозило за драку в ночном переулке, - колодки. Это, конечно, хуже, но… не каторга же. А своих он все равно найдет.
Мысли его были прерваны скрипом несмазанной двери. В камеру, пригнувшись, вошел человек и остановился на середине. Хмуро посмотрел на Тима и сказал:
Вставай, пошли…
Тим приподнялся на локте… Вошедший был высок ростом и, наверное, важен чином – вон как вытянулся перед ним стражник. Серый, совсем простой, но добротный костюм, длинная дворянская шпага на богатой перевязи… темные кудри тщательно приглажены… хмурые темные глаза – такие знакомые. Тим вскочил:
Колин?!
Вставай, - повторил тот. – Живо.
Ты….
Молчи. Иди за мной.
Молча, быстро Колин вел его коридорами тюрьмы, и встречавшиеся в коридоре стражники отдавали им честь. Потом ударило по глазам яркое солнце, оглушил гомон городской улицы...
- Но, ваше сиятельство, - выскочил вслед за ними толстенький, лысый человек. – А как же… ведь следствие же…