Фонарик

Ночь уже вызвездилась, и все чаще стали падать над полем звезды, перечеркивая небо желтым огнем.

Вовка, переступая с ноги на ногу, оглянулся. Поблизости никого не было. Из окон клуба ложились на землю яркие прямоугольники света, и от этого на улице казалось темнее.

Вовка, делая вид, что прогуливается, неторопливо двинулся к волейбольной площадке.

Фонарик лежал на прежнем месте.

«Что с возу упало, то пропало», — подумал Вовка и, стремительно нагнувшись, спрятал фонарик под рубаху. Металл ожег живот холодом, и Вовка нахмурился. Стоит ли брать фонарик?.. Но тут же мысль о ненавистном ему ухаживании Толика за Шурочкой все затмила. Пусть ищет Неганов свою игрушку. В другой раз не будет прыгать козлом перед чужими девчатами.

Он выскочил за угол клуба, достал фонарик, но по дороге кто-то шел, разговаривая, и Вовка сиганул через крапиву к конюшне. Он зашел в пахнущее свежей травой и конским потом застоявшееся тепло и нетерпеливо нажал на ручку динамика. Фонарик уркнул, радужный круг света вспышкой лег на запорошенную сенной трухой землю и медленно растворился в темноте. Вовка нажал на ручку снова, потом еще раз, быстро напал на самый экономный ритм работы динамика и, ликуя, высвечивал все подряд: сложенные друга на друга сани с вывернутыми оглоблями, телеги, бочонок с дегтем, мякильник, в котором конюх разносит лошадям корм, колоду с водой, крутую лестницу на сеновал и под ней сбрую, вывешенную на деревянных гвоздях.

— Эй, кто там? — раздался из темноты хриплый голос.

Вовка перестал жужжать фонариком и затих.

— Ты, что ли, Анатолий?

Ну, конечно же, в Полежаеве Толика Неганова узнают по фонарику за три версты.

— Ты чего тут делаешь? Не один, что ли, пришел?

Вовка сжался. Глаза у него еще не освоились с темнотой, и он начал пятиться наугад, по памяти. Из ограды выскочил, как ошпаренный, и, не чуя ног, дал стрекача от греха подальше.

Деревня как вымерла. Светился окнами один только клуб, да под горой маячила огоньками изба Микулиных. «Митька с братом сидит», — и ноги сами свернули под гору — передохнуть некогда.

Отдышался он уже на крыльце у Митьки. Погони, кажется, не было.

В избе Микулиных ревел ребенок. С улицы было слышно, как он надрывался и как Митька раскачивал скрипучую зыбку.

Вовка распахнул дверь и от порога похвастал фонариком:

— Видал?

— Неганова, — разочарованно протянул Митька.

— Мой! — сказал Вовка напористо и, несколько раз нажав на ручку, навел свет на Николу. Никола сразу затих.

— Ну да, твой… — не поверил Митька.

Пришлось рассказать все как было.

— Отберут, — сочувствуя, заключил Митька и тяжело вздохнул.

— Как бы не так… Что с возу упало, то пропало.

Но Вовка говорил это взадир, чтобы хоть сегодняшний вечер чувствовать себя полновластным хозяином фонарика.

— У Николая Павловича не пропадет, — сказал Митька.

Вот в этом-то и была закавыка. Будь Толик Неганов не директорский сын, фонарик можно бы и зажилить: нашел и нашел, не раскрывай рот, не теряй. И это было бы хорошей местью за заигрыванья с Шурой. Но с Николаем Павловичем спорить не будешь: скажет отдай — и отдашь.

Да Вовка и сам понимал, что было бы странным, если б он не вернул чужой «жучок». А Митька все убеждал его:

— Зачем он тебе? Греха ведь не оберешься… Отдай обратно..

— Ладно, не плачь, — сказал Вовка и, не попрощавшись, побежал домой. Дорогой разобрало его нетерпение, опять зажужжал фонариком.

— Анатолий, ты? — остановил его хриплый бас.

— Нет, это я, — растерянно сказал Вовка. Ему бы промолчать, а он, раз-з-зява, отозвался.

— А-а, Вовка, — проговорил в темноте незнакомец, и Вовка совсем сник, теперь и бежать бесполезно. — А я по фонарику-то смотрю, вроде Неганов. Хотел попросить, чтобы посветил мне. В Доброумово к товарищу ездил на именины да попростыл немного. Слышишь, хриплю?

Вовка только теперь признал в незнакомце Васю, сельповского возчика.

— Ты чего меня испугался-то?

— Ничего я не испугался.

— Ну, не ска-а-жи-и. Я позвал, а ты свет потушил да деру. Не испугался… Ну, ладно… Я ведь только выпрягся, полез на сенопал в кормушку сена спустить, а тут чую: вжик да вжик. Думал, Анатолий, таких-то фонариков ни у кого другого нету.

Вовку насторожило это многократное упоминание Анатолия! но Вася больше ничего не сказал.

— Ну, до свиданья, товарищ Воронин, — по фамилии почему-то Вовку назвал и руку подал.

Вовка побежал домой совсем расстроенный.

С утра уже все Полежаево знало, что Толик Неганов потерял фонарик.

Вовка не выходил из избы. Завалился в кровать с «Приключениями Тома Сойера» и пролежал до обеда, листая измусоленные страницы. Читать ему совсем не хотелось, не спеша разглядывал картинки. Раньше на них и внимания не обращал, вопьется глазами в строчки и не отрывается. А, оказывается, и на картинки можно подолгу смотреть.

В полдень пришел Геннадий Иванович, квартирант.

— Ну, сегодня все с ума посходили. Фонарик ищут. Ребята вон с Большой-то Медведицы и то прибежали, а ты чего, Вовка, лежишь?

— Да ну! — скорчил Вовка гримасу. — Очень мне надо!

— Толик весь свой маршрут за вчерашний день вспомнил, обошли кругом — ничего нет. Не иначе, на волейбольной площадке выронил.

— Что с воза упало, то пропало, — сказал Вовка.

— Чего-чего?

— Я говорю, что с воза упало, то пропало… Нашел кто-нибудь…

Геннадий Иванович пристально посмотрел на Вовку.

— Во-о-овк, — сказал он прищурившись. — А ты, случаем, не знаешь ли, кто фонарик нашел? Ты ведь в судьях сидел, вся игра на твоих глазах…

Вовка покраснел и, чтобы Геннадий Иванович ничего не заметил, отвернулся к окну.

— Я за мячом следил, а не за негановским фонариком, — сказал он насупленно и, набравшись смелости, посмотрел Геннадию Ивановичу в лицо. — Очень мне надо за маменькиным сынком смотреть. Я к нему в прислуги не нанимался… Пусть сам за собой следит. Тоже мне фон-барон выискался. Шишка на ровном месте…

— Да ладно, ладно тебе, — успокоил его Геннадий Иванович. — Я ведь просто к слову спросил. Не видел, так и не видел. Чего обижаться…

К слову спросил… Как бы не так! Вовка насмешливо скривил губы.

— Понимаешь, в чем дело, — признался Геннадий Иванович. — У меня, конечно, насчет тебя никаких сомнений нет: судье по сторонам глазеть некогда, за мячом уследить бы. Но Толик очень просил: узнай, говорит, на всякий случай, может, Вовка видел, кто подобрал «жучок».

— Уж не на меня ли он думает? — встрепенулся Вовка и почувствовал, как у него пересохло во рту.

Геннадий Иванович замялся, и Вовка, переборов испуг, перешел в наступление:

— Пусть тогда с обыском приходит, — гордо заявил он. — Вот уж я ему в бестыжие-то глаза наплюю, и не отмыться будет всю жизнь.

— Да ты, Вовка, не заводись, — примиряюще сказал Геннадий Иванович. — Он ведь не обвиняет тебя ни а чем, он только спрашивает.

— Знаю я, как он спрашивает, фон-барон, хвастун несчастный.

— Ну-ну, поехал, — засмеялся Геннадий Иванович. — Тебе и сказать ничего нельзя…

Геннадий Иванович ушел на работу, а у Вовки совсем испортилось настроение. Ну-ка, надо же было разыграть перед Геннадием Ивановичем такую сцену. Откуда только и нахальство бралось? Вот уж позора не оберешься, если станет известно, что фонарик и в самом деле у Вовки. И чем больше распалял он себя укорами, тем отчетливей понимал, что «жучок» надо возвращать, не затягивая: это же настоящая пытка — владеть фонариком и делать вид, что и знать не знаешь, куда он запропастился.

А как возвращать? После разговора с Геннадием Ивановичем сделать это стало еще труднее. Вовка знал, что Геннадий Иванович при встрече с Негановым первым делом заявит: «Нет, Толик, ты на Вовку не греши: уж мне-то бы он признался… У нас с ним секретов нету».