Империя

На Венере и не такое откалывали. Вспомнить хотя бы, как подавляли восстание фундаменталистов или охотились за террористами из Ночных Крыльев. Мертвецов там хватало… Сами фундаменталисты сдаваться не желали, даже когда войска Северного Блока уже обложили Новый Иерусалим со всех сторон. Собственно, на капитуляции никто и не настаивал. Отказались — ну и их бог с ними.

Всякое там бывало. Неудивительно, что после последнего рейда к религиозным сектам в Северном Блоке стали относится очень подозрительно. Изучать их, условия образования и проживания. И ввели несколько курсов, специально посвященных религии.

Но тут-то не Солнечная Система, где все религии произошли от одной и той же. Тут совершенно иная планета, расположенная черт знает за сколько миллионов километров от Земли.

Для себя я решил никогда не заигрывать с религией. Если уж мне суждено тут жить так же, как и Робинзону, не стоит встревать в религиозные склоки. Ну окрестили, и ладно. И не такое выдерживать приходилось.

А вечером, совершенно случайно проходя мимо гостевого дома, я услышал чьи-то голоса. Один из них вроде бы принадлежал Иве.

Решил подойти поближе. Мне стало любопытно, с кем это она там разговаривает.

Староста негромко отчитывал за что-то девушку. Ива отвечала односложно, невпопад. Бусы висели на ее шее как плеть, она все время перебирала бусинки.

— …не можешь? — Горячился староста. — Да он молодой, красивый, только и ждет такой вот как ты…

— Да я…

— Что ты? В постельку чужака, ребеночка сделай, ты уже девка здоровая, пора… А там то да се, он и сам уходить не захочет, руку даю…

Понятно, о ком они говорят. Я отошел так же тихо, как и подходил. У меня не было ни малейшего желания оставаться тут, стать мужем Ивы или Ветки, а то и их обоих сразу, и до самой смерти жить в деревне, выращивая тан.

Вечером Ива приготовила тановый суп. И едва мы поели, она сразу подсела ко мне.

— Кен, а как тебе наша деревня? — Вот так, прямо в лоб, и спросила. При этом соблазнительно прижимаясь ко мне. Ее синие глаза восхищенно смотрели на меня, а руки крепко обнимали за шею. От девушки пахло свежими травами — но никак не таном, который запаха вообще не имеет. И слава местным богам, Хайсту и Хамару. Иначе тут все бы пропиталось тановым запахом.

Теплые пухлые губки девушки щекотали мою щеку.

Вот перед такими аргументами устоять очень трудно. Очень и очень трудно. Почти невозможно.

Да и потом…

Ну и что, собственно, что они не люди? Пусть даже она выполняет задание, все равно приятно, и я не собираюсь отказываться. Это ведь так просто, не сказать «нет»…

Девушка сидела рядом, и ее маленькая грудь напряглась, когда моя рука проникла ей под рубашку. Губы неловко приоткрылись, когда я поцеловал ее в рот.

Милая. Милая, Ива, какая же ты милая и хорошая… Как же давно я ждал, я искал только лишь одну тебя. И почему же раньше я не знал тебя, ведь если бы я знал тебя раньше, у нас бы было так много дней вместе, почему же я не встретил тебя раньше?

Тело Ивы было теплым и доступным, романтический полумрак, свечку достаточно задуть одним движением.

Так мы и поступили.

* * *

Нет, надо уходить отсюда как можно быстрее. Пока еще есть время. Пока я еще могу и хочу уйти. Пока еще староста не решился на более крутые меры…

Утренний свет серебрился на пышных волосах Ивы, на моей груди, до половины прикрытой грубым одеялом с вылезшими из краев толстыми серыми нитками. Грусть острой занозой засела где-то у меня внутри, и я никак не мог понять, в чем же ее причина, что же делать дальше. Какое-то странное оцепенение навалилось вдруг большой темной волной, сковало мысли и размышления.

Не хотелось думать ни о чем. Вообще ничего не хотелось, а уж вставать и куда-то идти особенно.

Ива безмятежно спала. Пухлые губки чуть надулись, я чувствовал теплое дыхание девушки на плече. Лицо Ивы дышало умиротворенностью и покоем женщины, лежащей рядом со своим мужчиной в постели, полностью испытавшей все то, на что надеялась.

Но какая она еще ребенок!

Не было никакой возможности встать с кровати, не потревожив ее сон. И потому я остался лежать, глядя в неструганные доски потолка и совершенно спокойно считая в них трещины.

Ровные щелочки, расколовшие старое просушенное дерево, нахально вились по полотку, в самых больших из них торчали кусочки мха, а одна, ну уже просто огромная, в углу, тянулась и тянулась, и исчезала под стеной. Сколько вот их, и ни одна не пересекает другую, все они рассекают доски потолка, и если только соприкасаются друг с другом. И тогда одна из них растворяется в большей…

Когда считать надоело, стал смотреть в окно, на синее-синее небо. Окно было открыто, не было тут никаких стекол, только тонкие занавески, да и зачем тут стекла, и так тепло и хорошо. А при непогоде можно закрыть ставни, и снаружи о них будет тщетно биться ледяной дождь.

Ветерок раздувал занавески, и я видел кусочек рваной синевы, лениво тянувшейся от края и до края, огибавшей всю эту планету, накрывшей исполинской величественной сферой этот мир.

На земле такого неба не бывает, уже очень давно не было. Мягко-синие, теплое, как губы Ивы, легкое, воздушное, бездонная чаша над головой — вот это небо старой Земли, той, что осталась только в выпусках «Национальной географии» века от двадцатого. Иногда его можно еще увидеть даже в наше время, но и то не над всеми ЭБР. А тут небо синее, злое. Это не бездонная чаша, это злой стальной меч, синева хорошей старой стали, из которой ковались клинки. А закалялись такие клинки непременно на крови…

«Надо бы подновить хижину. — Коварно влилась в мои мысли скромная мыслишка. — Законопатить крышу мхом, пол покрыть нормальными досками. А то так все ноги занозами иссадишь…»

И тут, в этот самый миг, я опомнился. Бог ты мой, до чего дошел! Да на кой черт мне сдалась эта деревня!

Ива вздрогнула во сне.

Я погладил ее по гладкой изящной спине. И прошептал:

— Спи, милая.

— А серый колокол уже был? — Сонно потянулась она, теснее прижимаясь ко мне.

— Да вроде был. — Неуверенно ответил я. — Это три удара подряд?

— Ох… — Она встрепенулась. Уперлась локтем мне в живот и привстала, глядя в окно. — Я что, проспала?

— Проспала что? — Спросил я. — У тебя, вроде, работы никакой нет…

— Кен… — Она рухнула обратно. — А мы ночью…

— Тихо. — Я прикрыл ей рот ладонью. — Ночью — то было ночью, а сегодня — день…

Глава 10

Однажды меня позвали помочь. Пройдя обряд посвящения в хайстаниты, я стал чуть более своим, чем раньше, и теперь мог полноценно влиться в общину.

Соседу потребовалось починить крышу, а поскольку все сыновья почтенного Топорища, Второго охотника, первого и ближайшего помощника Главного Охотника, подались на охоту куда-то далеко, а дома остались лишь совсем малыши и женщины, пришлось бы нанимать кого-то. А тут — сосед! Да еще вроде как Ветка, его дочь, за мной ухаживала… Значит, что должен.

Когда здоровенный седой мужик, бородатый и массивный, как бульдозер, осторожно постучался в мою калитку, я поначалу опешил. Ива как-то мне говорила, что тут живет второй помощник, тот, кто вполне мог бы стать Главный Охотником, да не стал, потому что Хайст того не восхотел. Ну и кем же ему был стать, как не Вторым Охотником?

Какие же здоровые все же тут люди. Кряжистые, мощные, они всегда походили на не выкорчеванные пни, перед которыми спасует даже наша техника. Уцепились всеми корнями — ногами да руками — в мать сыру-землю, и держаться за нее, и живут с нее, и не знают, как можно жить иначе. Да и не хотят, наверное, что-то знать, потому что главное для них, их самая такая добродетель, возведенная в ранг святости — чтобы все было хорошо. Чтобы не обидеть никого, чтобы выросли здоровые крепкие дети, такие же кряжистые и не выкорчевываемые, чтобы они тоже родили своих детей, и чтобы никогда не угас бы род крестьян на этой земле.