Империя

Ворот грохнулся пузом на землю.

— Он не коснулся спиной земли! — Крикнул откуда-то сбоку, из другого мира, глупый купец. — Не коснулся! Ворот еще не проиграл! Бой продолжается!

Ворот тяжело поднялся, мимоходом отряхнул штаны от налипшего мусора. И снова тупо бросился на меня, растопырив руки и оглашая окрестности ревом взбешенного носорога.

Я поймал его за руку и резко повернул, даже не делая подсечки. Старался не делать этого резко, потому что не хотел калечить своего врага. Если провести на полной скорости, от руки этого громилы ничего не останется. Получит он пару сложных переломов, а тут такое не лечится.

Но все равно, грохнулся Ворот знатно. На спину, со всей своей дурной скорости, с гулким звуком. Мне показалось, что сейчас с деревьев посыплются шишки и сучки. Даже белки на некоторое время примолкли, а маленькие любопытные птички ивы перестали чирикать и перескакивать с ветки на ветку.

Отпустив руку Ворота, я отошел. Но не забывал смотреть за своим противником.

Но Ворот и не думал о реванше. Он тяжело перевернулся на живот, уперся ручищами в землю, и попытался встать. Это у него получалось плохо. Лишь после третьей попытки ему удалось утвердиться на ногах. Стоял он нетвердо, покачиваясь. Наверное, я слишком сильно его приложил. Таким тяжелым людям очень трудно падать. Те, кто принимал первую версию «Алого восхода», это подтверждали. Масса тела разрастается бесконтрольно, а вот прочность тела остается прежней.

Стояла мертвая тишина. В толпе стихли все голоса, молчали абсолютно все. И толпа стало гораздо большей, чем вначале.

Мне это любопытство не понравилось. Но отступать было некуда.

Легким пружинящим шагом я подошел к купчине. Барыга смотрел на меня так, словно у меня внезапно отросли еще две пары рук и ног, причем прибыли ни от первой, ни от второй пары не получиться. А вот убытков…

— Мой приз, почтеннейший. — Устало сказал я.

— Что? Как… — Не понял купец. — Ах, да. Конечно же…

Бусы и нож в простых ножнах перекочевали в руки победителя. В который уже раз тут сражаются во имя женской красоты. Да и не только тут, думаю. Во всех уголках Вселенной, где есть люди, так было и так будет.

Люди вокруг взорвались приветственными воплями. Орали все — и деревенские, и купцы, и стражники каравана.

Под этот гвалт я подошел к широко улыбающейся Иве, церемонно передал ей бусы и забрал свою рубашку.

Девушка, не выпуская из рук бус, порывисто обняла меня и поцеловала в губы. В глазах ее стояли маленькие слезинки, но все же она улыбалась, и это выглядело прекрасно! В тот момент за ее улыбку я был готов положить не то что одного Ворота, а десять таких громил. Да что десять, двадцать, тридцать… Пока оставались бы силы.

Собравшиеся громко захлопали, засвистели, приветствуя действия Ивы. Послышалось несколько комментариев, весьма неприличных, от которых Ива зарделась маковым цветом и немного отступила от меня на безопасное расстояние.

Бусы уже висли на ее шее, и среди простоватого платья на груди выглядели великолепно.

А Ворот все еще никак не мог восстановить равновесие. Беднягу шатало из стороны в сторону как пьяного слесаря после получки.

— Эй, купчина! Давай еще на что-нибудь! — Предложили из толпы. Вслед за предложением раздался смех, еще более обидный, чем звучал до этого.

Ива прижалась ко мне.

— Пойдем отсюда! — Быстро шепнула она.

И мы ушли.

Я потирал кулаки, которые немного сбились о толстые мышцы Ворота. Но в целом я был горд своей победой. Хотя умом понимал, что только укрепил веру в свое колдовское происхождение. И это мне еще может выйти боком.

Мы еще немного погуляли по ярмарке.

Денег все равно не было, как и того, на что можно сменять товар.

Жители деревни теперь при встрече почтительно здоровались, загодя. Караванщики тоже посматривали как-то не так, как обычно.

Вообще, я еще раз подметил, что денег тут нету. Никто ничего на деньги не покупал, все только меняли.

Очень хотелось посмотреть на выигранный нож, но рассматривать его в толпе что-то не хотелось. Мало ли что подумают.

Но вот на деньги очень хотелось взглянуть.

С этой просьбой я, как меня не коробило, обратился к Иве.

— Ива, а почему тут только меняют вещи? А как же… — Вдруг я понял, что не знаю такого слова, как деньги.

— Ты имеешь в виду «Деньги», Кьен? Это очень опасная вещь для простого человека. Только староста может…

Ничего себе. Вот ребята зажигают…

— У нас только староста может хранить эту гадость. Если кто находит деньги, то сразу старосте отдают, а то проклянут.

— А если хочется что-то купить, как же быть, Ива?

— Да что купить… — Ива потрогала ожерелье с мечтательной улыбкой. — Мы обычно меняемся.

— А если что-то для деревни надо? — Продолжал настаивать я.

— Это староста покупает.

— А если вот торговец отказывается продавать, только за деньги?

— Тогда идешь к старосте, и меняешь у него вещи. А потом вместе со старостой идете к торговцу… Впрочем, нам с тобой пока не о чем беспокоиться, все равно у нас даже сменять нечего… Да и ладно, Бог пошлет. Пойдем домой, а? Что нам тут с тобой делать?

Я украдкой глянул на Иву. Та гордо шла рядом со мной, как будто ненароком поправляя бусы. Чтобы все видели ее новое приобретение. И ожигала взглядом всех остальных красавиц, которые имели глупость строить мне глазки.

Но на монетки все равно посмотреть стоит.

* * *

Уже дома, в последних лучах солнца, я стал рассматривать нож.

Ива занялась приготовлением пищи, а у меня как бы выпала свободная минутка.

Нож как нож. Полоска стали, с одной стороны листообразная, с обеих сторон заточенная. Идет небольшая дола на две трети длины лезвия. Гарды нет в помине, а рукоять сделана из намотанных полосок кожи. Обушок сделан полукруглым.

Очень примитивное изделие.

Я еще раз крутанул его в руках.

Заточка машинная. Раньше, когда еще не было керамических соединений и не умели работать с молекулами, ножи делали так. Сначала брали большую болванку, потом ее нагревали, чтобы металл принял пластичность. Потом били по ней молотком, грубо приводя к нужной форме. А потом на вращающимся абразивном круге затачивали края лезвия. Или без этапа проковки, просто вырезали нужную форму на станках методом резания.

Забавные исторические способы обработки. Лет за сто до моего рождения обработки резанием почти уже не осталось.

Но тут нож точили явно на примитивном станке. Затачивали тоже.

В зависимости от эпохи, методы и способы обработки могут отличаться. Судя по чуть неровной кромке и проведенным словно по одной линии долам с обеих сторон клинка, заточили его вручную, а вот долы нарезали уже строгальным станком. Или фрезерным. Рукоятку уже намотали вручную.

Такое вот средневековое производство. Значит, есть в таинственной Империи и фрезерно-строгальные станки, и абразивные круги, и какой-никакой станочный парк и что-то вроде производства.

Хорошо она тут устроилась, Империя-то эта.

Одно понятно, что это не уровень колонии, пусть даже и деградировавшей. Если оборудование осталось, то ножей на-амного получше можно нашлепать в любом производственном комплексе по полкреда за тонну.

А если бы совсем деградировали? Так, что от промышленных комплексов осталась лишь пыль, и только древнейшие технологии обработки все еще в ходу.

Ну да, за двести-то лет! Флаеры могли рассыпаться, шаттлы тоже. Но вот практически вечные сборочно-обрабатывающие машины… Да чему там ломаться-то? Они ж еще и саморемонтирующиеся.

Я почувствовал, что начинаю загоняться.

Слишком много размышлений.

Есть Империя, в которой есть развитый станочный парк. Вот это дано.

Но что тут называют Империей Австралазиа? Остатки ли это земной колонии, которые неведомыми мне путями впали в дикость? Или просто местечковое государство?

Вот бы еще и на деньги их посмотреть, чтобы знать, как выглядят.