Страница 47 из 134
При фамилии бурмастера Дежурин, хмурясь, отодвинулся — он дымил «козьей ножкой» рядом. Наш жульнический трест вызывал у него в душе немое презрение— давящее и обижающее недосказанностью. Лицо у Дежурина было искривленным, нехорошим.
— Когда Левин прикинет запасы, — продолжал Воловенко, — пожалуйста, товарищи труженики сельского хозяйства, наращивайте мощность своего предприятия, реконструируйте его. По проекту намечено возвести в Степановне Дом культуры, кинотеатр, универмаг и прочее. Особо пристальное внимание уделим детским комбинатам. Для девушек, которые намереваются замуж, очень завлекательно. Но кое-кому из вас определенно на судьбу односельчан наплевать, — в голосе Воловенко возникла прокурорская интонация.
Точно так директор моей школы Б. В. Брагин начинал свои тяжеловесные обвинительные речи: «Кое-кому из вас определенно на честь коллектива и его реноме наплевать…» Произносил он скучные назидания — что с трибуны, что в классе — всегда по писаному, регулярно спотыкаясь на слове «реноме». «Реноме» он совал куда надо и куда не надо. На нем Брагина будто заклинило. Впрочем, он себя проявил не бездарным учителем, не зверем и не тупицей. Имел среднее — политехническое — образование. Демобилизовался в чине лейтенанта, солидным и с брюшком, без больших наград, но зато с четырьмя желтыми нашивками ранения на груди.
— Возьмем, к примеру, товарищ Стригачеву, — продолжал нудить Воловенко. — Нарушая порядок съемки, она удлиняет срок выполнения плана. На первый раз объявляю порицание. Впоследствии ударю рублем! Кто желает самокритично выступить?
Никто, разумеется, не пожелал. Самураиха отирала пыль с парадных лакированных туфель, которые постоянно находились при ней. Муранов, сердито уклоняя глаза, слюнявил самокрутку. Дежурин нервно облизывал синеватые запавшие губы.
— Неужели нет желающих? — удивился Воловенко.
— Есть! — внезапно выплеснулась Верка. — Есть желающие! Растолкуйте, дядькы: що такэ универмаг?
Интенсификация ее не заинтриговала — она ей была без пользы, но по хитрому вопросу обеспечения промтоварами Верка, очевидно, решила дать начальнику самое настоящее сражение. Подумаешь, несколько раз припозднилась. У нее корова, сестра, мал мала меньше братья и жених.
— Що такэ универмаг? — опять удивился Воловенко. — Ты не знаешь, що такэ универмаг?
Он посмотрел на Верку в упор, справедливо заподозрив, что она издевается.
— Нет, не знаю.
И Веркино лицо, вытерпев раздраженный взгляд, осталось таким ясным, таким наивным, что обманутый Воловенко скомандовал:
— Объясни ей!
Хоть и ловкий начальник — боится уронить собственный авторитет, но девчонка его обштопала — вовлекла в спор.
— Универмаг, — промямлил я, вежливо подымаясь с опрокинутого ведра из-под цемента и ощущая шестым чувством близящийся конфуз, — сокращенное наименование универсального магазина. Вроде аббревиатуры: МТС, ЧТЗ, ХТЗ и так далее. Универсальный по-латыни— всеобщий. В многочисленных секциях универмага сосредоточены разнообразные товары: от помады, духов, лент, кружева и ботинок до мотоциклов, посуды, мебели и боксерских перчаток…
Дурак, я вещал механически-рекламным радиоголосом местной сети и в довершение приплел глупую детскую считалку — «В этой маленькой корзинке…». Ах, дьявольщина! Едва человек вскарабкается на пусть крошечный бугорок, получая право говорить, ему кто-то в глотку не иначе чужой гудок всаживает, и гудит он незнамо что и незнамо о чем. И волочит его, и мотает — то туда, то сюда.
— Хватит, — пресек меня Воловенко. — Тебе понятно, Стригачева?
— Нет, не понятно, — ответила Верка. — Ежели вы пустую халабуду отгрохаете, как в Старо-Алексеевке, то людям не треба. Ни лент тамочки нема, ни ботинок. А те самые — боксерские — купуйте себе на здоровье. Мотоциклы Василек токо в журнале бачил.
— На что же кажинный год весной цены занижают, коли у нас ничего нет? — едко подковырнул ее Муранов.
— То у городи занижают, а в Степановке все едино. Занижай, не занижай! Ни грошикив, ни промтовару.
— Прикрути фурыкалку, контра, — мрачновато бор-мотнул Муранов. — Макогон по тебе и по твоему бате-спекулянту соскучился. Ни промтовару… Будет промто-вар!
— Когда? В десятой пятилетке? Когда бабусею завикую? Я и даром не возьму.
— Товарищи к снабжению не относятся, — миролюбиво вмешался Дежурин. — Товарищи — землемеры.
— Ну и не барачь про помаду да про духи, ежели землемер и к снабжению не относишься. Не барачь, не трави девичье сердце. Я про маникюр мечтаю, и чтоб руки мне целовали, ровно в кино.
— Ладно, ладно, — успокаивающим тоном молвил Воловенко, — службой предлагаю все-таки отнюдь не манкировать. Юрий завтра обязательно должен отправиться на побережье. А теперь второе сообщение…
Под ложечкой екнуло. Вот сейчас он вскроет меня. Как испорченную банку консервов — с шипением и свистом.
— В конце съемки, — значит, спустя пару дней, — я приглашаю рабочих на вечер смычки. Ты, Муранов, приглашен, и ты, Дежурин.
Муранов тщательно втоптал окурок, дернул культей:
— Щедро, хозяин, по-капитански.
— Женщины, безусловно, не пьют, мужья у них ревнивые, им премия полагается — каждой набор парфюмерных изделий.
— А я в девках пока, у меня мужа нету. Я очинно желаю смыкаться. Я плясать прельщаюсь, а духи мне — ерунда, Василек в Кравцове может купить сколько хошь, даже «Красную Москву» с кремлями, — отбарабанила Верка, которая, естественно, возмечтала убить двух зайцев: и гульнуть на вечере смычки — покрасоваться да погордиться, и не проворонить премию.
— Ну спасибо, — засмущалась Самураиха. — Только денег ваших жаль.
— Не скромничайте, девушки, — улыбнулся Воловенко, довольный произведенным эффектом. — Это государство премирует за перевыполнение плана. Через бухгалтерию пропущу. — И Воловенко закрыл собрание: — Пора в поле.
Я моментально вообразил себе физиономию Абрама-железного, когда он наткнется в финансовом отчете экспедиции на копии товарных чеков:
— Эвон куда докатились! До парфюмерных наборов! Мало вам ревизий, мало вам ОБХСС? За что премию им? За что? За хорошую работу? А я, по-вашему, тружусь плохо? И моя жена тоже, и моя заместительница? Нас парфюмерными наборами не награждают. Нас награждают книгами — «Мадам Бовари» и «Анна Каренина». Пять сорок и восемь рублей. Итого — тринадцать сорок. За ваш счет — хоть хрустальные вазы, хоть сервиз на двадцать четыре персоны! Хулиганье! Вы доиграетесь, вы еще на собственной шкуре почувствуете, что за птица ОБХСС. Пока я существую — вы у Христа за пазухой!..
Так или приблизительно так в конце сентября завопит Абрам-железный в своем фанерном кабинетике, стены которого во время скандалов буквально содрогались от трубных звуков его голоса.
— Не пропускайте, не пропускайте через бухгалтерию — наживете себе неприятности, — всплеснула округлыми руками Самураиха и босиком пошла к реперу № 4 впереди нас, держа на отлете сияющие туфли, в которых лежали аккуратно свернутые носки.
Умная баба. И платье на ней каждый день праздничное. Сегодня в красный горошек. На патефон копит, а трепать новое не жалеет. И причесана она не по-деревенски. Волосы завернуты по-модному, валиком, набок, а не в старушечий пучок на затылке. Вся она подтянута, подобрана под одеждой. Идет не идет — плывет, бедрами покачивает, но не вызывающе, не похотливо, а с достоинством, благородно, с каким-то по-женски щедрым обещанием радости и даже материнства. Ступнями она не загребает, как Верка, безразличная ко всему, кроме своей сиюминутной выгоды. Ее нога касается земли легко, воздушно, идет она с разбором, не ленится обогнуть препятствие и приходит обычно быстрее и нас, и Верки, которая прет на манер бульдозера — прямиком.
Я возьми — нахаленок — да ляпни, а зачем, спрашивается:
— Где Самурай твой, Самураиха? Не сбежал ли от тебя?
Воловенко зло взметнул седой чуб. Женщина обернулась не сразу — лишь когда я опустил футляр у репера № 4. Ее голубые очи расширились и приобрели насмешливое выражение: