Страница 17 из 47
– Я стану ею во что бы то ни стало.
Значит, отговаривать ее не стоило и пытаться. Мне оставалось лишь по мере сил помогать ей. А она почти сразу поинтересовалась:
– Мистер Белл, в Дануне есть надежный адвокат?
Я сказал, что в прежние времена там практиковал старый мистер Данбар, а теперь появился молодой стряпчий по фамилии Стюарт, унаследовавший контору и практику. И хотя ее вопрос немного встревожил меня, я не стал выпытывать, что она задумала. А Кристин поднялась со скамьи в углу моей мастерской, где все это время сидела, подошла к окну и принялась рассеянно разглядывать улицу Кинкейга, снова укрытую толстым снежным покрывалом.
– Должны быть какие-то документы, – тихо сказала она затем, не оборачиваясь ко мне. – Свидетельство о рождении и прочее.
Я ответил, что действительно таких бумаг не могло не существовать, но если она была несовершеннолетней подопечной Гатри официально и на законных основаниях, а он вел себя до крайности непредсказуемо, то мог ей ничего не рассказать о них и не пожелать даже предъявить. И я не слишком разбирался в юридических тонкостях, чтобы знать, имела ли она право потребовать показать их ей. Она, конечно, могла отправить Нейла к юристу в Дануне, если на то пошло, но я по-стариковски посоветовал все-таки выждать некоторое время. Существовала вероятность, что лорд постепенно смирится с положением вещей и поймет, что у Гатри и Линдсеев должно хватить здравого смысла, чтобы перестать разыгрывать из себя Монтекки и Капулетти. А ей пойдет на пользу, сказал я Кристин, если она сумеет внушить ту же мысль своему горячему возлюбленному. В конце концов, когда нищий фермер, не имеющий ничего, кроме смутных надежд на лучшее будущее в Канаде, хочет взять в жены подопечную богатого лорда, ему следует быть готовым к первоначальному отказу, прежде чем сила любви преодолеет все препятствия.
Но Кристин лишь покачала головой.
– Все совсем не так, как вы себе представляете.
И она, взяв кусочек кожи, провела пальцем по складкам на нем, таким же выпуклым, как ее насупленные в тот момент брови, и спросила:
– Вы в последнее время встречались с моим дядей?
– Нет, дорогая. Мы не виделись с ним уже, почитай, год, – ответил я.
– Но вы ведь слышали, какие ходят пересуды?
– Конечно. Я же еще не глухой, Кристин.
Она улыбнулась, услышав мой ответ.
– Да уж, в Кинкейге сплетням нет конца, можно не сомневаться. – Она замялась, а потом продолжила: – А вы слышали, что он… Что он лишился рассудка?
Она выглядела при этом настолько взволнованной, что я отбросил сдержанность и легонько обнял ее, чего не делал уже много лет.
– Не стоит изводить себя по такому поводу, – сказал я. – О нем ходили подобные слухи еще до твоего рождения. В Кинкейге так отозвались бы о всяком лорде, который не любит поговорить об охоте на фазанов, урожае овса и не делает вид, что ему нравится ходить к церковной службе по воскресеньям. А за Гатри такая слава закрепилась еще со времен короля Кэнмора.
Она рассмеялась, и я решил уже, что сумел утешить девушку, но только почти сразу уловил в ее смехе ноту печали. Я подошел к окну и выглянул в него.
За моей спиной раздался голос Кристин:
– Он и в самом деле сумасшедший.
Кристин считала себя обязанной лорду, а в силу своего характера готова была многое претерпеть, но сохранить лояльность и даже встать на его защиту в случае необходимости. И потому странным казалось слышать от нее такие слова о нем, тем более что и ее доказательства ненормальности Гатри многие посчитали бы парадоксальными. Она окончательно убедилась в его сумасшествии как раз потому, что он вдруг начал тратить деньги, как человек вполне разумный.
– Здесь что-то не так. Он поступает наперекор своей натуре. Насилует себя, – сказала Кристин.
И я подумал, что понять справедливость ее доводов смог бы только тот, кто сам долго прожил в стенах замка Эркани. Во-первых, он весьма необычным образом расстался с семейством Гэмли. Между ними и лордом было заключено письменное соглашение то ли на год, то ли на несколько месяцев, а потому, чтобы избавиться от них, Гатри пришлось заплатить отступные, причем золотом – настоящим золотом. Он вынул монеты из ящика бюро на глазах у Кристин. И это была единственная наличность в Эркани, которой можно было воспользоваться в экстренных случаях. Необычность ситуации заключалась, по словам Кристин, в том, что дядя питал к золоту особую страсть. Оно являлось для него дорогой игрушкой.
У меня буквально челюсть отвисла от изумления. Мне были прекрасно известны все дурные дела Гатри, его манера скверно обращаться с арендаторами, и все такое. Но я и представить себе не мог его в роли эдакого сквалыги, колоритные описания которых порой встречаются в романах.
– Ты хочешь сказать, – воскликнул я, – что он любит сидеть и рассматривать монеты?!
– Именно так. Он называет это нумизматикой, и даже меня научил кое-чему. Вы когда-нибудь видели испанский золотой квадрупль времен Филиппа Пятого, а, мистер Белл? Или генуэзскую монету в двадцать три карата? Или шотландский золотой эпохи Якова Пятого? Или монеты, отчеканенные в империи Великих Моголов? Когда я смотрю на них, мне кажется, что ими действительно легко увлечься. Но дядя коллекционирует с такой же охотой современные гинеи и соверены, и именно ими он расплатился с Гэмли. Разве это ни о чем не говорит?
Разумеется, она была права. Но это говорило мне только о том, до какой степени лорд хотел избавиться от наемщиков домашней фермы. И если страсть Гатри к золоту приобрела те масштабы, какие описывала Кристин, то ему пришлось ее преодолеть и действительно сделать огромное усилие над собой, чтобы расплатиться золотыми монетами, но расторгнуть соглашение с арендаторами. И на минуту перед моим мысленным взором возникло видение, почти такое же живое, как видение миссис Макларен, о котором я уже упоминал. Мне пригрезился Гатри, сидящий в темной башне замка при свете единственного свечного огарка – еще одна примета скупости – и перебирающий свое золото. Оно явно служит для него не просто деньгами, а символом чего-то для нас непостижимого. И вот он призывает девушку разделить свою любовь к тому, что величает нумизматикой, пытаясь найти разумное оправдание снедающему его безумному чувству. И хотя я мало знал о Нейле Линдсее, мне оставалось только порадоваться, что Кристин нашла его, поскольку золотой блеск монет, как тот блеск золота, который кое-кто якобы замечал в глазах Гатри, только усиливал зловещее впечатление от этого человека и его замка.
– Разве это ни о чем не говорит? – повторила свой вопрос Кристин, но потом добавила: – Правда, в последнее время он уже не играет с золотом так часто, как прежде. Теперь он увлекся головоломками.
Я снова посмотрел на нее удивленно, но поразили меня не слова, которых я поначалу даже не понял, а ее голос и напряженное выражение лица. Стало ясно, что события в Эркани довели бедную девушку до крайности, но ей трудно это выразить
– Головоломками? – переспросил я, ломая голову над сказанным ею.
– Дядя заказал из Эдинбурга множество вещей, и это еще один расход, который представляется мне странным. Провизии закупил в таких количествах, словно собирается выдержать в Эркани долгую осаду. И еще разные дорогие штуки, которых я никогда прежде не видела! Да, и в придачу целый ящик книг.
– Но ведь лорд всегда много читал, не так ли, Кристин?
– Да, но ему ни разу не приходилось покупать книги! А эти так и вообще никогда не вызывали его интереса. Они на медицинские темы. И у себя в башне он теперь читает их по ночам одну за другой.
На минуту мне показалось, что я узрел в этом свет истины. Быть может, Гатри действительно постепенно сходил с ума, как думала Кристин, и чего не исключал эксперт с Харли-стрит. Чувствуя, как это с ним происходит, он начал в книгах искать симптомы своего заболевания и способы излечения. Разве не правдоподобно?
– Скажи мне, Кристин, – спросил я как можно осторожнее, – эти книги о строении человеческого мозга?