Паук

Обработав это в центрифуге в течение нескольких минут, он собрал осадок в стеклянную банку, прибавил несколько капель концентрированной серной кислоты и спирта, и наполнил банку наполовину дистиллированной водой. Затем он сделал что-то вроде дистилляции, в ходе которой он добавлял капли разных растворов. Спустя некоторое время я был уже не в состоянии более четко различать эти химические операции, из было слишком много для того, чтобы я мог подробно уследить за ними, тем более, что мне была неизвестна природа большинства используемых растворов. Я смог только понять, что он подвергал этот экстракт очень сложной химической обработке, чтобы, в конце концов, получить всего лишь несколько кубических сантиметров какой-то желтой жидкости.

Я увидел, как он очень осторожно перенес эту жидкость к автоклаву, поставил ее туда и установил время на таймере, с удовлетворением посмотрел вокруг себя, зевнул и прошел из лаборатории в спальню. Он совершал каждую операцию спокойно и уверенно, что доказывало, что он заранее знал, чему соответствует каждый жест, поэтому он даже смог выйти из лаборатории поспасть, будучи в полной уверенности, что все пройдет самым обычным образом.

Прошло несколько минут. В спальне все затихло. Дамиан спал.

Будучи не в силах справиться со своим любопытством, я оставил свое укрытие и тотчас же направился к таймеру на автоклаве, чтобы узнать, на какой час он поставил указатель. На десять часов. Значит, он предоставил себе два часа отдыха. Таким образом, у меня было два часа до того, как его разбудит сигнал автоклава. Целых два часа! Это было и много, и слишком мало.

Я бросил взгляд на паука, на его разъятую голову и на зияющую дыру, в которой находилось то студенистое вещество, которое он вытащил оттуда. Это был не мозг паука, как я себе представлял, а его слюнная железа. Именно для того, чтобы заполучить ее, Дамиан разрезал ему голову. Почему же он прилагал столько усилий для того, чтобы заполучить слюнную железу паука? Я открыл журнал записей, полистал его: большинство страниц были заполнены особыми химическими знаками. Их невозможно было расшифровать, не имея ключа. На одной странице были заметки карандашом: экстракт из почек мушмулы; скорость роста оплодотворенной яйцеклетки (зародыша) в щелочно-солевом растворе; гормоны в качестве катализаторов; невозможно нагреть раствор свыше 40 градусов, не убив при этом все сперматозоиды..." и еще какие-то зачеркнутые и неразборчивые строки.

Было очевидно, что он проводит свои исследования в самых различных направлениях. Было отчего прийти в замешательство. Я попытался установить возможную связь между слюнной железой паука, сперматозоидами, оплодотворенной яйцеклеткой и почками мушмулы. Какая связь могла существовать между всем этим? Да, именно. Какая связь? И все же, в самом деле, связь существовала. Как мне показалось, она заключалась в том, что все эти вещи общим имели то, что были живыми и быстро росли. Почка из всех частей дерева является самой живой и растет быстрее всего. Так же дело обстоит и с зародышем. Слюнная железа, производящая нити, из которых паук ткет свое жилище, является самым активным элементом животного. Сперматозоид также содержит по своему органическому составу зачатки обновления и жизни более, чем никакая другая энергетическая клетка.

Таким образом, Дамиан пытается проникнуть в тайну энергии, жизненной силы, роста и обновления, для этого он выбрал живые материалы среди веществ, которые наилучшим образом удовлетворяют этим условиям. Его цель - выделить все эти химические экстракты, обладающие волшебным действием, свойством генерировать жизнь, рост, энергию. Он ищет природный возбудитель жизни.

Я приподнял крышку автоклава и увидел некоторое количество экстрактов, на каждом из которых был номер и указатель зашифрованным кодом о его происхождении. В углу находилась голубая жидкость, которую он впрыскивал себе в руку. Я взял пробирку. У жидкости был странный запах, который напоминал запах чеснока.

Рассматривая жидкость, я уловил какой-то шорох у себя за спиной. Я обернулся. Передо мной стоял Дамиан. Глаза его были налиты кровью, веки опухли, щеки впали, волосы были всклокочены. Он двигался медленно, словно только начал учиться ходить, казалось, что он вот-вот упадет. Из его широкого рта не доносилось никаких слов. Охваченный ужасом он протягивал руку к пробирке, которую я держал в руке. Губы его дрожали. Изо рта текла слюна. Я увидел, что он хватает губами воздух, словно ему тяжело дышать, а потом он рухнул на пол во весь рост.

Я подбежал к нему. Он задыхался, открывал и закрывал глаза, терял сознание на какой-то миг, потом огладывался вокруг себя. "Я никого не убивал, - прошептал он, - я убил себя. Те, кто умер, не были убиты мной; они умерли, потому что их жизнь закончилась, ведь каждый из них прожил по миллиону лет. Чего еще они могли просить от жизни? Я тоже прожил миллион лет. Я видел вас при вашем первом рождении; вы не знаете, что вы рождались несколько раз, бессчетное число раз и что вы старый... старый, такой же старый как и большая пирамида".

Его взгляд помутнел, казалось, что он перенесся в мир иной. Он смотрел на меня так, словно сквозь меня он видел пустоту.

8

Состояние Дамиана было довольно странным. Кома? Конечно же, нет, поскольку он казался совершенно в здравом уме и рассудке; в глазах его был какой-то странный блеск. Те предметы, на которые он смотрел, казалось, сообщали о себе непривычные формы и значения. Он смотрел на меня, улыбаясь, как дитя.

- Каким именем мне вас называть, - прошептал он, - ведь у вас не одно имя, а более тысячи имен. Назвать ли вас тем именем, которое вы носили во времена мамелюков? Или во времена турков-османов или во времена Фатимидов? Вы можете представить себе, что в те времена вас звали Бахлуль эль-Халаби?

Он расхохотался. Мне показалось, что это, хотя и странное имя, было мне знакомо.

- Бахлуль, - продолжал он, улыбаясь, - Бахлуль... Вообразите себе немного. Поскольку на самом деле вы были шутом-бахлулем у халифа, именно шутом! Который прыгал перед халифом, чтобы позабавить его. Вы были малнького роста, не выше моего плеча. Да, да! У меня и сейчас в глазах стоит, какие штуки вы выделывали в прошлом. (Он снова расхохотался). Вы были так милы, Бахлуль!