Страница 9 из 108
И тут раздался истошный вопль Ерохина, от которого у кон ферансье челюсть отвисла.
Бочатов сразу понял: случилось что-то из ряда вон выходя щее и вскочил на ноги, вопросительно глядя на Ивана Савельеви ча. Тот в недоумении пожал плечами:
- Понятия не имею...
- Так пойдемте, поимеем... понятие! - раздраженно сказал депутат, чувствуя, что праздник испорчен.
Они торопливо поднялись на сцену, прошли за кулисы и оста новились у двери директорского кабинета. Иван Савельевич поднял руку, намереваясь постучать, но Бочатов опередил его, толкнул дверь и замер на пороге.
Посередине комнаты стоял трясущийся Ерохин со спущенными штанами и дрожащими пальцами пытался застегнуть пуговицы на бе лой рубашке. По его подбородку текла слюна, злобный взгляд ме тался из стороны в сторону, а когда задержался на вошедших, Бо чатов машинально втянул голову в плечи.
- Господи! - в ужасе пробормотал Иван Савельевич. - Что слу чилось, Вадим Сергеевич?
- Пошел вон! - взвизгнул Ерохин. - Чтоб духу твоего здесь не было!
- Но, может быть, вы объясните... давайте разберемся, так сказать, устраним... исправим...
- Вон! Идиот, болван, дурак! Иди разбирайся со своими дол банными охранниками! Пошел, чего вылупился?! - Ерохин неистово затопал ногами, наступая туфлями на брючины.
Иван Савельевич побагровел и твердо вознамерился ответить грубияну, но депутат приобнял его за плечи, вывел в коридор и негромко сказал:
- Не обижайтесь, Иван Савельевич, видите, он не в себе, похоже, случилось что-то очень нехорошее. В вашем доме культуры случилось, понимаете? Вы хотите иметь скандал, о котором узнает вся Москва? Нет? Я тоже не хочу. Поэтому сделаем так. Я попыта юсь успокоить уважаемого Вадима Сергеевича, а вы пока выясните у своих сотрудников, что же могло произойти.
Упоминание о скандале подействовало. Иван Савельевич кив нул и направился в фойе.
- Так в чем дело, Вадим? - мягко спросил Андрей Андреевич, прикрывая за собой дверь.
- Да пошел ты! - злобно сверкнул глазами Ерохин, застегивая брюки.
Именно эти его действия натолкнули Бочатова на мысль, что здесь, вероятно, побывала девушка, и что-то не получилось у Ерохина. Неприятный холодок коснулся спины депутата: он что, совсем свихнулся? Да это же скандал уже совсем другого рода, тут и ему придется несладко, ведь именно Ерохин пригласил его сюда в качестве "свадебного генерала"!
- Перестань кривляться, Вадим, и объясни, наконец, что тут случилось, - строго сказал Бочатов. - Надеюсь, ты понимаешь, что это не шуточки.
Ерохин надел пиджак, и это немного успокоило его, в одежде он почувствовал себя увереннее.
- Что случилось? - переспросил он. - А то! Ворвались два му жика, один врезал мне так, что чуть Богу душу не отдал, а потом заставили меня раздеться догола и ходить по этому кабинету, ту да-сюда! Как тебе это понравится?
- Кошмар! - возмутился Бочатов, вздыхая с облегчением. - Они что, психопаты, маньяки?
- Сказали, что братья той девки, которую я вытурил из кон курса. Брешут, собаки! Небось, хахали её. И она тут стояла, смотрела, как я голой жопой светил!
- Погоди-ка... - Бочатов снова стал серьезным. - О какой девке ты говоришь?
- О той, которая тебе понравилсь, Андрей. Смазливая сучон ка. Я пригласил её сюда, велел раздеться, а она - ни в какую. Тогда я сказал: пошла вон, и чтоб духу твоего здесь не было.
- Как же так... - растерялся депутат. - Почему ты её выгнал, Вадим? Это же... совсем несерьезно!
- Потому выгнал, что не дала, сука! Я увидел, как ты пя лился на нее, подумал: надо и мне поставить её раком, чтоб щеч ки раскраснелись перед конкурсом, и первый приз, который ты на меревался ей присудить, был бы заслуженным. А она - ни в какую! Совсем неграмотная, тварь!
- Но это же...
- Мое личное дело! - заорал, брызгая слюной Ерохин. - Никого не касается! Хочу - допускаю к участию, хочу - выгоняю! Кому не нравятся такие условия - пусть ищет других спонсоров. А вот то, что сюда ворвались два её хахаля и стали издеваться надо мной - это общее дело! Порядка - никакого! Ихние сторожа ни черта не делают, и мои тоже лопухнулись, на девок загляделись, подлецы. Со своим я разберусь, а ты позаботься, чтобы с местными разоб рались и наказали, как следует. Надо же, сучка! Стояла и смот рела, как я голый тут расхаживая... Она ещё пожалеет об этом! Я с ней такое сделаю - проклянет тот день, когда на свет роди лась! - он снова сорвался на визг. - А этих двоих найду и инвали дами сделаю!
Бочатов вспомнил давнишний эпизод, лет пятнадцать назад это было. Он тогда был прорабом на стройке, а Ерохин частенько заглядывал к нему на участок,в качестве куратора своих практи кантов, чаще это были девчонки, чем парни. Приходил не с пусты ми руками, а непременно с бутылкой, закуской и вполне опреде ленными планами в отношении девчонок. Но однажды с девчонками что-то не получилось, и в бытовке оказалась крановщица Лидуха. Он тогда выпил и куда-то отлучился, а когда вернулся, не сразу понял, что происходит: голая, пышнотелая Лидуха раскинулась на топчане, брезгливо закрыв глаза, а на ней копошилось что-то морщинистое, бледное, мерзкое...
Значит, эта красавица с каштановыми волосами, тоже видела такое? Бочатову стало жаль её.
- Что дальше? - спросил он.
Ерохин сделал два шага вперед, повернулся, подошел к окну, снова повернулся, исподлобья посмотрел на депутата.
- А ни хрена. Уже все, наверное, знают, как меня опозори ли. Пока ни расплачусь с этими троими, никаких конкурсов. Все! А ты проследи, чтобы придурок этот, директор, наказал своих дружинников.
- Ты хочешь сорвать проведение конкурса? Но ведь столько людей пришло, они ждут...
- Пошли они все! Шаман, Шаман, скотина!
В кабинет с виноватым видом вошел Шаман, все это время стоявший под дверью в надежде, что босс разрядится на своего депутата.
- Вадим Сергеевич, ничего не получилось, - опустив голову, пробормотал он. - Там такая кодла собралась, а нас всего трое. Чуть не замесили. И менты уже землю роют...
- Дело надо было делать, а не на девок смотреть, дурак! - заорал Ерохин. - Ну ничего, я с тобой после разберусь. А сейчас вызови своих людей, транспорт, пусть заберут все, что наше, и жратву, которую для банкета приготовили - тоже забрать! Конкурс отменяется. Проследи, чтобы ничего не осталось, понял?