Страница 4 из 10
– Сострадание…- сказал Осден.– Сострадание… Что вы знаете о сострадании?
Она не сводила с него глаз, но он на нее смотреть не хотел.
– Не угодно ли, чтобы я описал словами ваши теперешние чувства по отношению ко мне? – спросил он.– Я смогу это сделать точнее, чем вы сами. Меня научили анализировать такие реакции по мере их приема. А я ведь и в самом деле принимаю их.
– Но как вы можете рассчитывать на теплые чувства с моей стороны, если ведете себя подобным образом?
– Да какую роль играет то, как я себя веду, курица ты безмозглая, думаешь, от этого что-нибудь меняется? Думаешь, средний человек – кладезь любви и благости? Весь мой выбор – быть ненавидимым или быть презираемым. Я не женщина и не трус и предпочитаю, чтобы меня ненавидели.
– Вздор это. Самоуничижение. У каждого человека есть…
– А я не каждый,– сказал Осден.– Есть все вы. И есть я. Я – один.
Пораженная этой внезапно открывшейся бездной солипсизма[11], она некоторое время молчала; наконец, уже без злости и Жалости, будто ставя диагноз, произнесла:
– Вы можете себя убить, Осден.
– Недурной для вас выход, да, Хаито? – глумливо ухмыльнулся он.– Я депрессиям не подвержен, и сеп-пуку не мой удел. Так что вы мне предлагаете делать?
– Уйти. Пожалеть самого себя и нас. Возьмите аэрокар, портативный компьютер и отправляйтесь на подсчет разновидностей. В лес. За лес Харфекс еще даже не принимался. Выберите облесенный участок в сто квадратных метров, где-нибудь в пределах дальности радиосвязи. Но за пределами эмпатического приема. Докладывайте ежедневно в 8 и 24 часа.
Осден отбыл и пять дней подряд напоминал о себе только поступавшими дважды в сутки короткими сообщениями о том, что все нормально. Настроение в базовом лагере сменилось с быстротой театральных декораций. Эскуана бодрствовал по восемнадцать часов в сутки. По-суэт То взялась за свою небесную лютню и погрузилась в астральные созвучия (Осдена музыка доводила до бешенства). Мэннон, Харфекс, Дженни Чонь и Томико, все как один, отказались от транквилизаторов. Порлок в своей лаборатории перегонял нечто и сам же все выпивал, привычно страдая похмельем. Аснанифойл и По-суэт То отслужили всенощное Численное Богоявление, мистическую оргию высшей математики – высшее наслаждение для религиозной сетианской души. Оллеру переспала с каждым. Работа двигалась.
Специалист по Точным Наукам вернулся на базу бегом, с трудом продираясь сквозь мясистые стебли траво-образных.
– Там, в лесу… что-то…- глаза его вылезали из орбит, он задыхался, пальцы и усы дрожали,– что-то большое. Движущееся, сзади. Я вводил данные, наклонился пониже. Оно на меня напало. Будто с дерева спрыгнуло. Сзади.– Он бессмысленно уставился на слушателей глазами, помутневшими не то от ужаса, не то от усталости.
– Сядьте, Порлок. Успокойтесь. А теперь по порядку, все сначала. Вы увидели что-то…
– Неясно. Только движение. Целенаправленное. Он… оно… не знаю, что бы это могло быть. Что-то самостоятельно перемещающееся. В этих деревьях или древовидных, называйте как хотите. На опушке леса.
Харфекс, похоже, был неумолим.
– Здесь нет ничего, что могло бы напасть на вас, Порлок. Здесь нет даже микробов. Здесь не может быть большого животного. Возможно, это просто упал какой-то эпифит, какая-то отцепившаяся у вас за спиной лиана?..
– Нет,– сказал Порлок.– Оно спускалось прямо на меня, по веткам, быстро. Когда я повернулся, оно опять взлетело, вверх и от меня. Один Бог ведает, что это могло быть. Большое такое, с человека, не меньше. Кажется, красноватого цвета. Нет, не уверен, не разглядел.
– Это был Осден, вообразивший себя Тарзаном,– заявила Дженни Чонь и нервно хихикнула.
Томико подавила смех, беспомощный и безумный. Но Харфекс и не улыбнулся.
– Под древовидными становится не по себе,– сказал он, как обычно, вежливо и тихо,– я это уже замечал. Возможно, именно потому я и откладывал работу в лесах. В цвете и расстановке стволов и ветвей, особенно расположенных по спирали, вообще есть нечто гипнотическое, а эти споровые растут, располагаясь до неестественности упорядоченно. Если говорить о субъективном ощущении, меня лично они угнетают. Не исключено, что более сильное воздействие такого рода могло породить галлюцинации.
Порлок покачал головой. Облизал губы.
– Оно там было,- сказал он.– Что-то. Целенаправленно двигавшееся. Пытавшееся напасть на меня со спины.
Когда этим вечером Осден, как всегда пунктуальный, вышел в 24 часа на связь, Харфекс пересказал ему сообщение Порлока.
– Встречалось ли вам, мистер Осден, что бы то ни было, могущее подтвердить впечатления мистера Порлока о наличии в лесу подвижной и чувствующей формы жизни?
Ответом был сардонический свист, затем послышался противный голос Осдена:
– Нет. Дерьмо цена его впечатлениям.
– Вы пробыли в лесу дольше любого из нас,– вежливость Харфекса была непоколебима.– Согласны ли вы с моим впечатлением, что пребывание в лесу оказывает довольно гнетущее, а возможно, и галлюциногенное воздействие на восприятие?
Снова свист, потом голос Осдена:
– Согласен, восприятие Порлока потревожить легко. Вот пусть и не высовывается из своей лаборатории, меньше вреда от него будет. Еще что-нибудь?
– На данный момент все,– сказал Харфекс, и Осден отключился.
Никто не мог поверить в историю Порлока, и никто не мог опровергнуть ее. Сам он был уверен: нечто – нечто большое – пыталось внезапно атаковать его. Отвергнуть это было трудно, ибо они находились в чуждом мире и любого, кто бы ни вошел в лес, под "деревьями" бил озноб и преследовали дурные предчувствия. ("Конечно, будем называть их "деревья",– сказал Харфекс.– В сущности, они деревья и есть, только, естественно, не имеют с ними ничего общего".) Все сходились на том, что испытывали тревогу или чувство, что сзади за ними кто-то наблюдает.
– Мы должны с этим разобраться,– сказал Порлок и попросил, чтобы его, как и Осдена, послали в лес в качестве помощника Биолога – изучать, наблюдать. Попросились и Оллеру с Дженни Чонь, при условии, что они смогут работать в паре. Харфекс направил всех их в лес, поблизости от которого была расположена база: необъятные леса покрывали четыре пятых континента Д. Личное оружие брать было запрещено. Не разрешалось выходить из полукруглого пятидесятимильного участка, в пределах которого в данный момент находился и Осден. Все они дважды в день связывались с базой на протяжении трех суток. Порлок доложил о мельком замеченной крупной полупрямоходящей фигуре, пробиравшейся по деревьям на другую сторону реки; Оллеру была уверена, что на вторую ночь слышала, как что-то движется около палатки.
– На этой планете животных нет,– упорно твердил Харфекс.
И тут Осден не вышел на утренний сеанс связи.
Томико прождала еще около часа и вместе с Харфек-сом вылетела в район, где Осден находился накануне вечером. Но стоило гелиджету приблизиться к безбрежному, непроницаемому морю отливающих пурпуром листьев, как она почувствовала паническое отчаяние:
– Да разве сможем мы его здесь отыскать?
– Он докладывал, что высадился на берегу реки. Найдем аэрокар, лагерь будет неподалеку, а далеко от лагеря он забраться не мог. Подсчет разновидностей – занятие медленное. Так, река вот.
– А вот его кар,– сказала Томико, высмотрев среди красок и теней растительности яркий инородный блеск.– Ну что ж, приступаем!
Она перевела аппарат в режим зависания, выбросила лестницу и спустилась вслед за Харфексом. Живое море сомкнулось над их головами.
Едва почувствовав под ногами дерн, Томико расстегнула кобуру, однако, покосившись на безоружного Хар-фекса, так и не достала оружия. Но рука ее была готова в любой момент вернуться к пистолету. Всего несколько метров отделяло их от медленной коричневой реки, вокруг царил полумрак, не слышалось ни единого звука. Громадные стволы возвышались довольно далеко друг от друга, в неестественном порядке, почти одинаковые; были среди них покрытые чем-то мягким, гладким на вид и другие, губчатые – седые, зеленовато-бурые и коричневые, обвитые канатами лиан и увешанные гирляндами эпифитов – они топорщились охапками жестких блюд-цеоо разных листьев, составляющих кровлю двадцати-тридцатиметровой толщины. Грунт под ногами пружинил, как матрац, каждый его дюйм был пронизан корнями и усыпан крохотной порослью с мясистыми листками.
[11] Крайний эгоизм, эгоцентризм.